Heartstream. Поток эмоций
Я приподнимаю бровь и смотрю на него.
— Ты случайно пришел именно на этой строчке?
— Ну, знаешь ли, пятьдесят процентов успеха — это… — он делает внезапную паузу, достаточно длинную, чтобы пересечь усыпанный щебнем пол и поцеловать меня, — удачный момент.
Я смеюсь:
— Значит, ты стоял там с третьего куплета в ожидании сигнала к выходу.
«Слушая, как я пою», — думаю я, но не говорю. Каждой щекой я чувствую горячий укол от этой мысли, но мне приятно.
— С середины второго, но не потому, что я хотел сделать эффектный выход. Мне просто нравится слушать тебя. Кроме того, здесь это было уместно.
— Почему именно здесь?
— Посмотри вниз.
Я смотрю. Сначала я вижу только пыль, маленькие камни и мышиный помет, но затем замечаю, как свет уличных фонарей, пробивающийся сквозь отверстия воздуховода на крыше, украшает пол точками света.
«Улицы вымощены звездами…»
— В песне «White Horses» говорится об этом месте? — спрашиваю я взволнованно. — Это и есть твой секретный город?
Он лучезарно улыбается мне, и вдруг я ощущаю, насколько мы с ним близки — это место, столь ценное для нас обоих, является основой моей любимой песни.
— Что случилось? — спрашивает он, дыша на руки и растирая их. Похоже, тут холодно, но я не замечаю этого. На моем лбу сейчас можно поджарить стейк, — наверное, из-за ребенка. Эта мысль каждую секунду крутится в моей голове — наверное, это из-за ребенка. Болят колени: ребенок, немного кружится голова: ребенок, смешно бурлит живот: ребенок. Я прислушиваюсь к своему телу, как маленькая девочка прислушивается к старому дому, в котором, как ей говорили, живут привидения, и приписываю каждый скрип и шорох таинственному жителю, растущему во мне.
— Если это предлог для ночного свидания, — говорит он, обнимая меня за талию, — то не пойми меня неправильно, я поддерживаю идею, но завтра утром у нас съемки на телевидении, и мешки под моими глазами будут выглядеть как пара толстых парней в гамаках, так что…
— Я знаю, — заикаюсь я, — я… я… извини, просто…
Пульс стремительно учащается, и это заставляет меня задуматься о еще более быстром сердцебиении ребенка. И на мгновение, вопреки всему, мне кажется, что он услышит его и мой секрет раскроется, прежде чем я смогу подобрать слова.
— Эй, эй, что случилось? — он поднимает мой подбородок и мягко прижимает свои губы к моим, пока я не перестаю дрожать.
— Я такая горячая, даже удивительно, что я еще не подпалила тебя, — бормочу я.
Он смеется:
— Могу ли я узнать решение судей по данному вопросу? Динь! Все согласны. И дополнительные очки за уверенность.
Он подходит ближе:
— Это возбуждает.
— Нет, я имею в виду, мне физически жарко.
— Я о том же.
— Я хочу сказать, термодинамически. Наверное, это из-за ребенка…
Мы оба застыли, я еще договариваю слово, и получается протяжное ребенкааааа, а затем тишина.
Дар речи возвращается ко мне первой…
— Я не хотела… это было… я сама только… я…
В этом разговоре у меня был запланирован суперсложный прыжок с тройным сальто назад, но вместо этого я просто шлепнулась на живот, потому что неправильно оценила длину доски. Ну что ж, я уже прилетела. Он по-прежнему таращится на меня, словно его поставили на паузу, поэтому я хватаю его за руку и неуклюже нарушаю тишину.
— Да. Я беременна. Прошло почти три месяца, но я узнала только вчера. И да, я напугана и немного взволнована, но еще я счастлива.
Я выдыхаю долго и медленно.
Он открывает рот, но, прежде чем он начинает говорить, я добавляю:
— Я оставлю его.
Он моргает. Его рот все еще открыт. Он захлопывает его.
— Райан?
— Да?
— Ты же знаешь, что ты пока не сказал ни слова, да?
— Да.
Он снова моргает и трясет головой, будто только что проснулся.
— Да, извини. Я, эм, три месяца? Как такое возможно?
— Ну, когда папа-медведь и мама-медведица…
— Я хотел сказать, как ты не узнала раньше?
Я пожимаю плечами.
— Не то чтобы со мной это случалось прежде. У меня была куча симптомов беременности, но они также являются симптомами шестисот пятидесяти семи других состояний организма, как я узнала на WebMD.
— Я просто подумал, что ты бы сразу узнала, это же твой живот.
— Я не владею какой-то мистической магией понимания содержимого матки, Рай. Я узнаю, что происходит в моем теле, так же, как и ты: куча смутных и сбивающих с толку сигналов, невольный самообман и в итоге поездка к врачу.
— Но ты уверена.
— У меня есть результаты УЗИ. Я видела обе ножки. Да, я уверена.
Он вздрагивает.
— Я имею в виду, ты уверена, что оставишь его.
Мои внутренности скручиваются в узел.
— Да, — говорю я. Я дрожу, но стараюсь, чтобы голос звучал твердо.
— Потому что ты… — слава богу, слава богу, слава богу, он останавливает себя. — Я хочу сказать, мы еще слишком молоды.
Я крепче сжимаю его руку.
— Я достаточно взрослая, чтобы знать, чего хочу.
Он тяжело сглатывает. В его глазах я вижу, как он проходит через то же, что и я, прокручивая возможные варианты будущего, как лица в игре «Угадай кто». Я с тревогой наблюдаю за ним, надеясь, что ему понравится оставшийся вариант. Кажется, он рассматривает меня в ответ, как будто пытается оценить мои мысли. Его взгляд метнулся от моего лица к животу, к рукам и обратно. Он смотрит на свой секретный город, закрывает глаза и выдыхает. Он долго смотрит на меня. Я улыбаюсь, стараясь не показывать отчаяние.
— Что ж, — говорит он, — я думаю, это здорово.
— Ты… правда?
— Да! Ты же знаешь, я всегда хотел быть папой, да?
Я не знала этого. Перед встречей я изучала его недавние интервью, словно куриные кишки, пытаясь предугадать, как он может отреагировать на новость. Его, конечно, спрашивали о планах на семью, на будущее, но ответ был скупым и туманным: «В данный момент я сосредоточен на музыке».
— Я имею в виду, — продолжает он, — это, конечно, трудно принять, но… — он одаривает меня улыбкой, которую я видела в семнадцати музыкальных клипах, на пяти обложках альбомов и девяти миллиардах журнальных разворотов. — У нас будет ребенок.
Прекратив притворяться сдержанной и невозмутимой, я запрыгиваю на него и висну на шее, целуя в щеки и лоб, а затем нахожу его губы и растворяюсь в них.
Наконец остановившись, чтобы вздохнуть, я спрашиваю:
— Как мы сообщим остальным?
Он пронзительно смотрит на меня.
— Ты хочешь предать это огласке, сейчас?
— А ты нет?
Он колеблется.
— Да, да, конечно, хочу, но… это будет бойня. Полный Цирк дю Солей, каждый шаг твоей жизни, каждую минуту твоего дня. Я хочу уберечь тебя от этого, если смогу.
— А ты сможешь?
Он всасывает воздух сквозь зубы и задумывается:
— Нет.
Как это все тупо. Должно быть, он замечает мое выражение лица и спешит подбодрить.
— Но мы можем смягчить это, вместе, может быть. Если мы будем осторожны. Кроме того, ты всегда была заинтересована в том, чтобы хранить наши отношения в тайне, как и я.
«Только потому, что я не хотела, чтобы моя голова украшала шипы на причудливой кованой кровати Эви», — думаю я, и от мысли о ней мой желудок выворачивает наизнанку. Мозг скачет дальше, сочиняя твиты, заметки и обновления, представляя себе виртуальную армию, которая, несомненно, направляется в мою сторону. Тем не менее избегать этого — один из вариантов, который мне больше не подходит.
Наверное, это из-за ребенка.
— Не думаю, что молчание — это выход, Рай. Я видела это только по телевизору, но из того, что я знаю, роды — дело шумное. И грязное.
Он морщится:
— У нас еще есть время.
— Шесть месяцев, — отвечаю я. — Из них максимум три до момента, когда я буду выглядеть так, будто проглотила «Фольксваген-жук», это вызовет еще больше вопросов от моих любопытных друзей.
— Хорошо.