Город моей любви
Я ненавижу татуировки.
Он опустил глаза, и я резко вдохнула от почти шокового ощущения, встряхнувшего меня, когда внимательный взгляд скользнул по моему телу вниз и снова вверх. Я почувствовала себя неприятно задетой, ошеломленной его недвусмысленным разглядыванием, хотя обычно, если парень смотрел на меня вот так, я только кокетливо улыбалась в ответ. В тот момент, когда глаза нахала снова вернулись к моему лицу, он адресовал мне еще один, последний, жгучий взор, который я ощутила как грубую ласку по всему телу, а потом отвел глаза. Потрясенная и определенно возбужденная, я проследила взглядом, как парень отошел за одну из перегородок, разделявших галерею на секции.
– Кто это был? – пробился сквозь туман в моей голове голос Джосс.
Я сморгнула и повернулась к ней с обалделым видом.
– Ничего такой, сексуальный, – ухмыльнулась Джосс.
За ее спиной раздался кашель.
– Что это было?
Она ехидно подмигнула мне, но, когда обернулась к своему нахмурившемуся спутнику, лицо ее старательно изображало полную невинность.
– Конечно же, я имела в виду только эстетическую точку зрения.
Брэден крякнул, но притянул ее поближе к себе. Джосс улыбнулась мне, и я не могла не ответить тем же. Брэден Кармайкл был таким серьезным, прямолинейным, крутым бизнесменом, и все же каким-то образом Джоселин Батлер удавалось обвести его вокруг пальца.
Мы стояли там, наверное, около часа, попивая бесплатное шампанское и обсуждая все, что в голову взбредет. Порой я робела, когда эти двое выступали заодно, – уж слишком они были умные и эрудированные. Я редко ощущала, что могу добавить к беседе что-нибудь значительное или интересное, поэтому просто смеялась и наслаждалась тем, как они остроумно подкалывают друг друга. Когда мы с Джосс болтали наедине, все получалось по-другому. Я знала ее лучше, чем Брэдена, и была уверена: она бы ни за что не захотела, чтобы мне показалось необходимым стать кем-то другим, кроме себя самой. Приятное разнообразие по сравнению со всей остальной моей жизнью.
Мы поболтали и с некоторыми другими гостями, стараясь не выказать недоумения от их восторгов по поводу картин. Но через час Джосс повернулась ко мне с виноватым видом:
– Нам пора идти, Джо, извини. У Брэдена завтра встреча в жуткую рань. – Наверное, я не сумела скрыть огорчения, потому что она покачала головой: – Знаешь что? Нет, я останусь. Брэден может идти, а я останусь.
«Нет. Ни за что». Я уже проходила такие ситуации раньше.
– Джосс, идите с Брэденом домой. Со мной все в порядке. Скучновато, но ничего.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
Она дружески пожала мне локоть и взяла Брэдена за руку. Он кивнул мне, и я ответила кивком, улыбкой и пожеланием спокойной ночи, а затем смотрела, как они проходят по галерее к гардеробу, где висела верхняя одежда всех гостей. Как истинный джентльмен, Брэден подал Джосс пальто и помог его надеть. Он поцеловал ее волосы, прежде чем надеть собственное пальто. Обняв Джосс за плечи, он вывел ее в холодный февральский вечер, а я осталась в галерее с незнакомой болью в груди.
Я бросила взгляд на золотые часы «Омега», которые Малкольм подарил мне на Рождество. Теперь всякий раз, проверяя время, я жалела, что пока не могу их продать. Пожалуй, это был самый дорогой подарок, какой я когда-либо получала, и он сотворил бы чудеса с нашими сбережениями. Однако же по-прежнему оставалась надежда, что мои отношения с Малкольмом перерастут во что-то более значительное и продажа часов уже не понадобится. Но я никогда не позволяла себе забираться в своих надеждах слишком высоко.
Уже четверть десятого. Мой пульс слегка ускорился, и я полезла в свой крошечный клатч якобы от Гуччи за телефоном. Никаких сообщений. «Черт, ну как так можно, Коул!»
Только я нажала кнопку отправки сообщения, напоминая Коулу позвонить мне, когда доберется до дома, как на мою талию легла мужская рука и лесной, кожаный запах Малкольмова бальзама после бритья защекотал мне ноздри. При моих пятидюймовых каблуках не было нужды запрокидывать голову, чтобы встретиться с Малкольмом глазами, и я повернулась и улыбнулась ему, тщательно скрывая тревогу о Коуле. Сегодня я постаралась одеться изысканно: красное платье-карандаш от «Дольче и Габбана», которое Малкольм купил мне в наш последний поход по магазинам, доводило мою стройную фигуру до совершенства. Я обожала это платье. Будет ужасно жалко добавлять его к куче вещей, выставленных мною на e-Bay.
– Вот ты где, – усмехнулся Малкольм, блестя карими глазами, в уголках которых при улыбке появлялись симпатичные морщинки. У него были прекрасные густые темные волосы, а на висках сексапильные седые прядки. Он всегда носил костюмы, и сегодняшний вечер не стал исключением – на нем красовался щегольский «Сэвилроу». – Я думал, придут твои друзья, иначе не оставил бы тебя одну.
Я улыбнулась и положила руку ему на грудь:
– Не волнуйся. Со мной все в порядке. Они приходили, но им пришлось рано уйти.
Я взглянула на телефон, все еще зажатый в руке. Где же Коул? Крошечные гремлины пробудились у меня в животе и тревожно защипали внутренности.
– Я покупаю одну картину Бекки. Пойдем, притворишься вместе со мной, что она гениальна.
Я было фыркнула, но тут же устыдилась и прикусила губу, чтобы вышло потише.
– Страшно рада, что не одна я ничего не понимаю.
Малкольм быстро оглядел галерею, и губы его изогнулись в веселой усмешке.
– Ну, к счастью, эти люди больше знают о живописи, чем мы, так что я хотя бы верну свои инвестиции.
По-прежнему обнимая за талию, Малкольм провел меня по галерее за пару перегородок, где под огромным монстром из наплесканной краски стояла Бекка. Я чуть на ногу себе не наступила, когда увидела, с кем она так яростно спорит.
Татуированный Парень.
Вот черт.
– С тобой все хорошо? – сверху вниз взглянул на меня Малкольм. Он ощутил, как напряглось мое тело, и нахмурился.
Правило номер один: «Никогда не позволяй ему увидеть в тебе что-либо, кроме жизнерадостности и очарования». Я широко улыбнулась:
– Все отлично.
Татуированный Парень улыбался Бекке, его рука, лежащая на ее бедре, старалась притянуть собеседницу поближе, на лице была написана готовность к примирению. Я старательно проигнорировала задержку собственного дыхания при виде его озорной белозубой улыбочки. Бекка все еще выглядела несколько выбитой из колеи, но я прекрасно поняла ее, когда она позволила ему себя обнять. Думаю, любая женщина что угодно простила бы этому парню за такую улыбку.
С трудом оторвав взгляд от Татуированного Парня, я встала рядом с Малкольмом, и эта парочка повернулась к нам. Щеки Бекки пылали, а глаза возбужденно искрились.
– Не обращайте на нас с Кэмом внимания. Мы просто ругаемся, потому что он придурок.
Я не взглянула на него, но услышала его смешок.
– Нет, мы ругаемся, потому что у нас разные вкусы в живописи.
– Кэма бесят мои картины, – оскорбленно сообщила Бекка. – Он не может повести себя так, как другие парни, и хотя бы приврать. Нет. Уж он-то брутально честен. Ну ладно, по крайней мере Малкольму мои работы нравятся. Джо, он сказал тебе, что покупает мою картину?
Вы могли бы подумать, что я ревную из-за очевидной привязанности Малкольма к Бекке. Знаю, это звучит ужасно, но пока я не увидела ее картины, то действительно немного ревновала. Сама я не особенно умна, не умею рисовать, не умею танцевать и петь. Я всего лишь неплохо готовлю… Слава богу, мне повезло с внешностью: высокая, с ногами длиною в вечность – мне бесчисленное множество раз говорили, что у меня красивое тело и великолепная кожа. Добавьте к этому большие зеленые глаза, длинные, густые, светлые с рыжинкой волосы и тонкие черты лица, и вы получите весьма привлекательную упаковку – на нее оборачивались, еще когда я была подростком. Да, пусть у меня есть не много, но это немногое я всегда обращала на пользу своей семьи.
Мысль о том, что Бекка красива и талантлива, на самом деле меня чуть-чуть тревожила: вдруг Малкольму станет со мной скучно и он вернется к ней? Однако его отнюдь не восторженный отзыв о Беккиных картинах убедил меня перестать беспокоиться по поводу его отношения к ней, пусть даже в этом не было ничего рационального.