Измена по контракту (СИ)

Попытался поцеловать… Тут да, триггернуло, кое-что всплыло из похороненного в подсознании. Старые демоны вырвались на свободу. Ничего не поделаешь, кого-то триггерят изменяющие мужики, а кого-то — холодные стервозные бабы. Мамочка не долюбила, да. Отвергала и наказывала. Первая возлюбленная унижала и использовала как раба (не только сексуального). Как тут вырасти нормальным человеком, когда с детства прессуют? Стоит взрослой красивой женщине повысить голос — и у тебя встаёт. Это же ненормально.
Не-нор-маль-но.
Но в сто раз острее и слаще, чем самый разнузданный секс с женщиной, которая тебя любит и уважает. Здоровые отношения меня не возбуждают, только токсичность, только хардкор. Увы, это не изменить, хотя я не теряю надежды.
Руки до сих пор помнят тёплую ступню с прилипшими песчинками. Если бы меня не расфигачило на солнце, я бы к ней не полез, научился себя контролировать за столько-то лет. Но накрыло сильно и неожиданно. Она давит на мои тайные кнопочки, как будто точно знает, где они находятся. Потом весь вечер болела голова и ломило яйца. Подрочить не помогло. Кончил, но плакал, как последний дебил, потому что представлял во время дрочки всякую херню. Поднялась температура — то ли от перегрева, то ли на нервной почве. А потом пришла Ася и добавила жару. Так и не понял, какая муха её укусила.
А сегодня у Яны Ивановой свежий педикюр и лак другого цвета. И другая причёска. И открытая одежда. Слишком открытая для работы, но я никогда не указываю сотрудникам, в чём им ходить. И ей указывать не буду. Меня не это торкает, хотя сиськи у неё даже лучше, чем я предполагал. Меня торкает плохое отношение ко мне, смешанное с неприкрытым желанием. Она постоянно переводит разговор на секс. Я знаю, вижу и чувствую, что она хочет меня и бесится от этого. А у меня от этого сочетания член поднимается. Хочет и злится. Хочет и презирает. Хочет и ненавидит. Я запускаю руку в джинсы и поправляю член, чтобы он не упирался в ширинку. Надеюсь, со стороны ничего не заметно. Не хочется выглядеть идиотом в её глазах, хотя куда уж больше?
Почему некоторые женщины относятся к тебе, как к дерьму, без всякого повода? Это с ними что-то не так или со мной? Или они видят глубже, чем другие? Умеют читать мысли? Замечают малейшие реакции тела? Или всё проще: рыбак рыбака видит издалека? Склонная к доминированию женщина обязательно найдёт себе жертву, даже если уверена, что ей самой нужен доминант.
Херня это!
Не нужен ей никакой доминант, она его не потерпит. Ей нужен кто-то типа меня. Выражение «мне нравится пожёстче» означает только одно: «мне нравится, когда мужчина подчиняется». Наверняка её Валера — тюфяк и подкаблучник. Другой её не выдержит.
Возбуждение постепенно проходит, ширинка уже не давит на член.
Я сказал: «Это не ты», когда она предложила поискать кого-то особенного, но я соврал. Это она. Она. Она. Второй раз в жизни. Я не выдержу этот ад ещё раз.
Может быть, уволить её?
Женщину, которую я так долго искал, боясь не найти и ещё больше боясь найти.
А вдруг я ошибаюсь? Могу ли я себе доверять? Может, у неё плохое настроение, с женихом поцапалась, в больнице попался сложный пациент, на дороге подрезал неадекват? Может, она меня не ненавидит и не презирает, а мне всё почудилось? Может, если я перестану её провоцировать, она расслабится и станет дружелюбнее? Дружелюбные женщины меня не возбуждают, даже когда открыто заявляют, что готовы со мной переспать. Мне не нужен очередной оргазм на троечку. Такое у меня и дома есть. Если бы я и рискнул когда-нибудь своим браком, то только ради того, чтобы ещё раз испытать десятибалльный оргазм. Когда теряешь сознание и чувствуешь себя выдоенным досуха, пустым и звенящим. Как давно я этого не испытывал! Как сильно мне этого не хватает.
К счастью, Яна Иванова не знает, что единственный способ переспать со мной, — не разговорчики про секс, флирт и глубокое декольте, а унизительная оплеуха и приказ снять штаны.
Я бы подчинился.
Ей — подчинился бы.
— Влад! Ты где? — со стороны шоссе долетает её громкий голос.
 
В нём нет обеспокоенности или раскаяния. Она до сих пор злится из-за шутки про доминирование Валеры и того, что я не повёлся на её заигрывания. Не сказал, что тоже хочу с ней переспать. Я мог бы подыграть, свести глупый разговор к юмору, но я просто не люблю врать. Я действительно не хочу её в том формате, который она предлагает. А в формате, который меня интересует, она никогда не согласится. Просто не догадается, что мне нужно. А если скажу открытым текстом — отшатнётся в отвращении. Я знаю. Проверял на других.
— С тобой всё в порядке? — она подходит ко мне, но останавливается в отдалении.
Боится меня, что ли? Вот дурочка, я совершенно безобидный тип. Меня самого все обижали, а я даже не сержусь на них. Всех простил, кроме себя, хотя психологи и советовали поступить наоборот. Но как простить себя, если ты извращенец? Грёбаный мазохист. Господи, спасибо, что только в кровати, а не по жизни!
— Всё нормально, надо было подышать свежим воздухом, — отвечаю я.
— Подышал?
Она такая маленькая и такая дерзкая. И очень красивая. И странная. Самая странная женщина, которая мне попадалась. Почему она все разговоры сводит к сексу, изменам, браку? Выспрашивает подробности, лезет под кожу. А я ведусь, как мальчишка. Объясняю что-то, оправдываюсь, выдаю старые секреты.
‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍О том, что я переспал с Васей не только в её романтических фантазиях, не знает никто, кроме нас двоих, а я зачем-то разболтал Яне. Хотел похвастаться, что трахнул женщину на шестнадцать лет старше себя? Или, наоборот, показал, как низко могу пасть? В любом случае это дебильное поведение. Я плохо себя контролирую рядом с ней. Она меня эмоционально дестабилизирует. Надо провести красные линии.
— Извинись, — требовательно говорю я.
— За что?
Она не хочет извиняться. Если бы ко мне обратились таким строгим тоном, я бы уже бахнулся на колени и просил прощения. Но она другая. Её, видимо, не били в детстве и не внушали, что она портит всем жизнь. У неё есть достоинство. У всех детей есть врождённое чувство собственного достоинства, главное — сохранить его, как хрупкий цветок. Иначе вырастет такое угрёбище, как я.
— За «распоследнее хамло», — напоминаю я.
Она облизывает нижнюю губу:
— Да, ты прав, меня занесло. Прости.
— И за небоскрёб.
— А что с небоскрёбом?
— Ты сказала, что он завалится в море. Возьми свои слова обратно.
— Но он нарушает законы физики.
— Ты что, инженер-строитель?
Она вздыхает:
— Ладно, беру свои слова обратно. Если ты утверждаешь, что дом-линейку можно построить в реальности, значит, так оно и есть. Кто я такая, чтобы спорить с гениальным архитектором?
На душе становится легче, и я пропускаю подколку про гениальность. Яна не в курсе, что в моей гениальности не сомневался ни один преподаватель.
— Правильно, не надо со мной спорить, особенно по поводу «Дроздов-центра». Рано или поздно он будет построен. И ещё одна просьба, — говорю я уверенным тоном начальника. — Давай прекратим обсуждать нашу личную жизнь и ограничимся нейтральными и рабочими вопросами. Согласна? Так будет лучше для нас обоих. Я женат, ты скоро выйдешь замуж, все эти разговоры ни к чему хорошему не приведут.
Она зыркает на меня, явно хочет съязвить, но сдерживает порыв.
Наконец размыкает губы и буркает:
— Не больно-то и хотелось.
И тут я понимаю, что эта женщина со мной не играет. Её бравада и дерзость — напускные. Она до дрожи в коленях меня хочет — по-настоящему, до мокрых трусиков, как хотят зрелые женщины, познавшие свои желания. Потому и ненавидит, что не может справиться с влечением, которое считает предосудительным. С одной стороны — жених Валера, которого она выбрала после мужа-козла, с другой — женатый начальник младше на насколько лет. Для неё это серьёзная проблема, с которой она не знает как справиться.