Прекрасное отчаяние (ЛП)

— И поскольку ты так мило умоляла сегодня, я разрешаю тебе провести сегодняшний вечер отдохнув. Твой первый час начнется завтра.
Я делаю еще один вздрагивающий вдох и киваю.
— Вставай, — приказывает он.
Как только он отпустил мой подбородок, я медленно поднимаюсь на ноги. Он не отодвигается, чтобы дать мне больше пространства, и я остаюсь зажатой между закрытой дверью и его телом, стоя так близко к нему, что мои сиськи задевают его грудь, когда я дышу.
Проведя ладонями по одолженной рубашке, я поднимаю взгляд, чтобы снова встретиться с ним глазами. А потом спрашиваю, потому что мне нужно услышать, как он произносит это вслух:
— И теперь ты не дашь Томасу убить меня?
Он подходит ближе, вжимаясь в мое пространство. Моя спина соприкасается с темной деревянной дверью позади меня, когда Александр придвигается ближе, удерживая мой взгляд своими напряженными глазами.
— Томас не тронет тебя, — обещает он.
Еще один вздох облегчения вырывается у меня.
— Теперь никто тебя не тронет. — Он слегка проводит пальцами по моим ключицам. — И знаешь, почему?
Сердце колотится в груди, поэтому в ответ я только качаю головой.
Он обхватывает рукой мое горло и с неимоверной силой прижимает меня к двери.
— Потому что теперь ты моя.
Мне вдруг кажется, что в воздухе не хватает кислорода. И это не из-за руки на моем горле. Он даже не сжимает меня, просто держит, чтобы продемонстрировать свою силу, но мне все равно кажется, что я больше не могу нормально дышать. Его глаза блестят, когда он наклоняется и проводит своими губами по моим. Затем он шепчет мне в губы свои следующие слова.
— Разве ты не собираешься поблагодарить меня?
— Спасибо, — умудряюсь выдавить я.
И думаю, что, возможно, я действительно имела в виду и это. С властью и авторитетом Александра на моей стороне Томас не посмеет больше преследовать меня. Я в безопасности. Меня не убьют сегодня во сне.
Но когда я смотрю в эти злые голубые глаза, меня не покидает ощущение, что я только что продала душу дьяволу в обмен на свою жизнь.
18
АЛЕКСАНДР
К тому времени, когда Томас появился у меня дома, я уже надел костюм-тройку и уложил волосы, несмотря на то что сейчас глубокая ночь. Восприятие – это все, и я собираюсь сделать так, чтобы Томас покинул это здание с четким напоминанием о том, кто является настоящим судьей, присяжным и палачом в этом кампусе.
Небрежно прислонившись к краю своего большого стола, я скрещиваю ноги в лодыжках, а затем скрещиваю руки на груди. Томас стоит на мягком темно-красном ковре, недалеко от того места, где меньше часа назад стояла Оливия. Хотя я этого не видел, перед глазами мелькает образ того, как он пытался утопить ее в фонтане, и мне приходится бороться с желанием достать из сейфа охотничье ружье и выстрелить ему в лицо.
Томас проводит рукой по своим коротким светлым волосам и прочищает горло.
— Ты хотел меня видеть?
— Да. — Я позволяю молчанию затянуться на несколько секунд, пока держу его взгляд жесткими глазами. — Ты знаешь, почему ты здесь?
— Полагаю, это как-то связано с тем, что произошло ранее возле библиотеки.
— Действительно. Почему бы тебе не начать с объяснения того, что именно произошло?
— Ну... — Он снова прочистил горло. — Итак, ты знаешь, что я уже три раза проваливал историю.
— Я в курсе. Поскольку ты уже три года безуспешно пытаешься убедить меня вмешаться.
— Да, но в этот раз я решил действовать по-другому. Я заполучил эту студентку-стипендиатку...
— Оливию Кэмпбелл.
— Да, ее. Чтобы она написала задание за меня. Но она каким-то образом умудрилась настучать на меня профессору. — Он сжимает челюсти и сжимает руки в кулаки, отчего вены на его коже выступают. — И теперь я провалил весь курс. И если бы не мой отец, практически подкупивший начальство, меня бы отчислили. — Гнев горит в его глазах, когда он качает головой. — Эта маленькая крыса заслуживает того, что с ней приключится.
Холодная ярость пронзает меня насквозь.
Словно почувствовав мой гнев, он возвращает взгляд к моему лицу и поднимает руки.
 
— Послушай, мне жаль, что я все испортил. Меня прервали до того, как я успел закончить работу, и я знаю, что первое правило Хантингсвелла не вмешивать в дела город. Но мои связные следят за полицейской станцией, и я не думаю, что она сообщила об этом. Клянусь, я прикончу ее прежде, чем она успеет сообщить об этом и доставить неприятности всем присутствующим.
В комнате воцаряется смертельная тишина. За темными окнами шелестят ветки, откуда-то изнутри дома доносится скрип дерева. Я просто стою, изучая стоящего передо мной человека. В его серых глазах появляется неуверенность, и он смещается.
— Думаешь, ты здесь из-за этого? — Спрашиваю я.
— Я... — Он смущенно хмурит брови. — Ну, да. А почему бы еще?
— Почему еще? — Мои слова рассекают воздух, как лезвие. — Почему еще?
Его замешательство углубляется, и он качает головой, словно не зная, что сказать.
— Возможно, тебе нужна более практическая демонстрация.
Прежде чем он успевает ответить, я отталкиваюсь от стола и иду прямо к сейфу, расположенному рядом с одной из книжных полок. Томас остается неловко стоять на ковре посреди комнаты, пока я поворачиваюсь к нему спиной и открываю сейф.
Затем я поворачиваюсь и направляю на него свое охотничье ружье.
Шок и страх пробегают по его лицу, и он, споткнувшись, отступает на шаг, поднимая руки вверх.
— Александр... Сэр... Что...?
Я не отвечаю. Вместо этого я приближаюсь к нему. С поднятыми руками он отступает по полу, пока не упирается в стену.
Я продолжаю наступать.
Только когда я оказываюсь так близко, что дуло прижимается к его груди, я останавливаюсь. Он быстро вдыхает, наблюдая за мной обеспокоенными глазами.
Я наклоняю голову.
— Хочешь, я расскажу тебе, в чем твоя ошибка?
— Д-да.
— Ты действовал без моего разрешения. Ты уже должен знать, Томас, что этот университет принадлежит мне. Я судья, присяжный и палач. Всегда. Неужели ты думал, что я позволю тебе убить кого-то без моего разрешения? Убить ее?
— Я…
— Оливия Кэмпбелл - моя. Ее жизнь - моя, и только я поступаю с ней, как хочу. И мне не нравится, когда другие смеют прикасаться к тому, что принадлежит мне.
— Мне жаль. Мне очень жаль. Я не знал. — Заметив острый взгляд в моих глазах, он выдавливает: — То есть, я знал. Я просто... я не подумал. Пожалуйста. Прости меня. Конечно, я должен был спросить у тебя разрешения, прежде чем нападать на нее.
— Да, следовало.
— Этого больше не повторится, клянусь.
— Нет, не повторится.
Несколько секунд я просто молча смотрю на него. Он нервно переводит взгляд с моего лица на винтовку в моих руках, словно опасаясь, что я все равно застрелю его. Честно говоря, у меня есть искушение. Очень большое искушение.
— Если ты еще хоть раз переступишь черту, я добьюсь, чтобы тебя исключили из университета. И никакие папины деньги тебя не спасут. — Я поднимаю винтовку вверх, чтобы она была нацелена ему между глаз. — И, если ты приблизишься к Оливии Кэмпбелл на расстояние шести футов, я прикажу тебя застрелить. Ты понял?
— Д-да. — Должно быть, он понимает, что я имею в виду каждое слово, потому что сглатывает и быстро поправляет: — Да, сэр.
Мрачное веселье и злобное удовлетворение разливаются по моей груди.
«Да, сэр», очень действенно для меня.
19
ОЛИВИЯ
Перед тем как покинуть его шикарный дом вчера вечером, диктатор Хантингсвеллского университета приказал мне вернуться туда завтра в восемь часов вечера. Поэтому ровно в восемь часов я стою на каменном крыльце Александра и звоню в дверь.
Сердце замирает, когда он открывает дверь. На нем тот же черный костюм, что и на церемонии посвящения. Бледно-голубые глаза еще больше выделяются на его фоне. Я провожу быстрым взглядом по его телу, и, может быть, он и воплощение дьявола, но я должна признать, что он чертовски горяч.