МОЯ. Не отдам! (СИ)

Красиво все расставлено, как в ресторане. Толстые длинные свечи в тяжелых подсвечниках расставлены на столе, красиво нарезанные фрукты и овощи разложены по тарелкам, тонкими ломтиками свернуто мясо. Салат какой-то замысловатый. Большая тарелка накрыта блюдом.
Все красиво. Со вкусом. Много стараний вложено.
Еще взгляд цепляется за салфетки, сложенные какой-то птичкой.
Снова перевожу взгляд на блюда.
Черт.
— Что-то не так? — интересуется Белка.
— Нет, — отвечаю медленно. — Все хорошо.
Просто… ради меня так ни разу не старались.
Непривычно.
В груди что-то щекочет, расширяется, сжимается, снова расширяется. Легкие раздуваются, словно кузнечные меха. Конца и края нет, заставляю себя выдыхать понемногу, иначе просто порвет на клочки.
Так. Это просто еда. Может быть, она даже невкусно готовит, стряхиваю с себя несвойственное мне оцепенение.
— Присаживайся, — хлопает по спинке стула. — Я за тобой немного поухаживаю. Будем ужинать.
Даже стул для меня отодвинут…
Я сажусь, Белка опускает на колени салфетку, немного поправляет галстук и, наклонившись, тянется к большому графину, наполненному рубиновой жидкостью. При этом ее грудь ненавязчиво касается моего плеча, тонкие пружинки волос касаются моего плеча. Приятный запах ее тела. Мне нравится.
Хорошо, что на бедрах салфетка, иначе бы было видно, как сильно мне не ровно на контакт с ее телом. Очень неровно. Ширинка бугрится от эрекции.
Край графина звякает о бокал.
— Я не пью.
— Я тоже. Это гранатовый сок.
— Тогда зачем бокал для вина?
— Для атмосферы.
— Ты тоже будешь это пить, — заявляю недоверчиво. — И есть все, что я ем.
Мало ли что она подсыпала или подмешала, пока готовила за закрытыми дверьми. Шаманила там… Кашеварила. Я не видел.
Белка садится напротив, поправляет волосы. Теперь я вижу, что на ней нет белья, платье приятно обтягивает грудь с выделяющимися бусинами тугих сосков. Всего минуту назад соски не торчали.
— Вот здесь тушеный кролик со сливками и овощи на гарнир. Надеюсь, ты любишь кроличье мясо? — приговаривает, накладывая мне на тарелку. — Добавить салата?
— Да.
Все еще жду подвох.
Если она себе наложит и не прикоснется к еде… Белка быстро встает.
— Ты куда?
— Кое-что забыла, я через минуту вернусь.
Из динамиков начинает играть приглушенная, приятная музыка.
— Вот теперь все, — заявляет с широкой улыбкой, присев. — Ты еще ничего не попробовал? Не нравится, как выглядит?
— Думаю, с чего бы начать.
Начни с нее.
— Приятного аппетита, Дан. Давай выпьем за прекрасное начало вечера и… примирение.
— Мы не ругались. Я просто показал тебе, как себя не стоит вести.
— За примирение, — упорно настаивает и касается моего бокала своим. — Кстати, тебе тоже не мешало бы извиниться за то, что сравнил меня с падшей женщиной. Надеюсь, у тебя получится. Очень в это верю. За хороший вечер! — выпаливает тост, умудрившись смешать его с претензией в мою сторону!
Ладно, выпью. Тем более, сок, действительно, гранатовый. Белка пьет с того же графина. Я медленно подношу ко рту то же, что ест она, начинаю есть несколькими мгновениями позже. Пробую аккуратно.
Но поняв, что она ест и ест без ограничений, явно проголодавшись, без опаски, уменьшаю уровень настороженности до расслабленного минимума и наслаждаюсь едой.
Действительно, вкусно.
— Добавки?
Отрываю взгляд от опустевшей тарелки, Белка сияет, с трудом удерживая улыбку. Скобы так и норовят блеснуть на ее зубках.
— Да, пожалуй. Возьму еще немного.
— Давай мне.
Она поднимается и подает мне чистую тарелку и чистые столовые приборы. В случае необходимости и в полевых условиях я могу и протухшую воду с личинками пить и не есть или есть то, на что и не всякий голодающий позарится. В условиях необходимости и выживания приучен контролировать уровень отвращения и брезгливости. В работе тоже не боюсь запачкаться. Но когда отдыхаю, люблю чистоту и порядок во всем, и вот эти, блять, чистые тарелки, вилка и нож при условии, что моожно было наложить еды в ту же самую тарелку, бля…
 
Белка аккуратно накладывает, немного притрусила зеленью. Ассорти на тарелке выглядит красиво, как в ресторане, но порции отменные. С удовольствием расправляюсь с дополнительной порцией.
— Ты любишь десерты? Я еще десерт приготовила, но бисквит вышел немного ниже, чем я планировала.
Признавшись в своей оплошности, Белка выглядит немного раздосадованной.
— Думаю, он вышел отличным. Я буду десерт.
— А мороженое любишь?
— Это то, которое лижут? Шары полизать предлагаешь?
Белка ошарашенно округляет глаза и становится пунцовой, откатывается немного назад, несколько раз приоткрывает ротик и снова захлопывает его. А я так и вижу, как между этих розовых губок вытягивается язычок, и она ласкает им мои яйца.
Фантазией прижаривает безумно, сидеть становится неудобно, приходится поправить крепкий, будто камень, стояк.
Белка возмущенно пьет сок и, наконец, откашлявшись, сообщает:
— Мороженое — это то, что подается в креманках. Его нет смысла готовить заранее. Если ты будешь мороженое, я им займусь, оно должно немного подтаять.
— Чтобы текла, да?
— Чтобы стать мягким и вкусным.
— У меня в морозильнике не было запасов мороженого. Значит, ты покупала для себя и любишь его. Не отказалась бы сама, да?
— Да.
— Я буду мороженое. Твое.
Ника снова ерзает, словно у нее под попой горит стул.
Прислушиваюсь к музыке: какой-то струнный перебор. Вроде похоже на те мелодии, под которые плясать можно. Ника немного раздумывает, снова ест немного, пьет, потом спрашивает:
— Ты танцуешь?
— Нет.
— Это легко, — встает и, быстро оказавшись возле меня, предлагает ладонь. — Пойдем. Белый танец. Отказывать будет неприлично. Не с вешалкой же мне танцевать.
— Лучше с вешалкой. Я совсем не танцую, — но поднимаюсь.
— Это легко. Ты просто становишься ближе, обнимаешь меня за талию, я опускаю руку тебе на плечи, и ты двигаешься, как тебе хочется. Можешь закрыть глаза, — шепчет. — И не обязательно крутить па.
— А ты умеешь?
— Я неплохо вальсирую и так… по мелочи… из бальной программы…. Еще не все забыла.
— Занималась?
— Да, пока партнеров не переросла, — усмехается.
Мы топчемся на месте.
— Просто почувствуй музыку, закрой глаза и начни раскачивать бедрами… — показывает, как надо.
Я наблюдаю за ней из-под полуопущенных ресниц, ловлю момент, когда она сам расслабляется, и, прихватив за одну руку, кручу вокруг своей оси, на финале прижавшись бедрами к ее попке.
Плотно-плотно.
Мои руки плотно удерживают ее за талию, раскачиваю бедрами…
Она точно чувствует то дикое безобразие, которое рвет мои брюки в клочья.
— Скажи, у меня получается?
— Д-да, — отвечает, дыша все чаще и чаще…
Несколько провокационных движений, толчков…
Потом снова разворачиваю ее к себе лицом, несколько раз кручу и ловлю.
— Ты соврал!
— Кое-что я точно умею… — и накрываю ее рот своими губами.
Глава 21
Глава 21
Осло
Губы почти не встречают сопротивления, я раскрываю мягкий податливый рот, который уже приоткрылся, чтобы сказать мне что-то или возразить — неважно! Важно, что я уже добрался своим языком до ее язычка и погладил, потрогал всюду, даже небо лизнул и провел языком по ее скобам, снова вернулся к языку, заигрывая, продавливая. Ладони начали гулять по спине, бедрам, сжимая ягодицы. Медленно сменяю курс движения, подталкивая Белочку в сторону больших кресел возле камина. Она немного спотыкается, потому что двигаться приходится спиной вперед, и кусает меня за губу.
Контакт ртов размыкается. Белочка мигом отводит рот от моего, отклоняется назад настолько, насколько позволяет тесный контак тел и смотрит с удивлением.
Глаза большие, зрачки расширенные, сердечко в груди бахает ускоренно.