Нефритовый трон
Вслед за белой вспышкой раздался гром, и в воздухе, мерцая, повисли желтые звезды. Негодующе вопящий флер-де-нюи показался всего в ста футах над морем. Отчаянный, оскалив зубы, метнулся к нему.
Французский дракон спикировал, уворачиваясь от его когтей.
– Харрис, стреляй! Стреляй! – заорал Макриди. Молодой солдат прищурился, глядя в прицел. Снаряд, посланный чуть выше, чем следовало, попал в витые рожки на лбу флер-де-нюи и полыхнул белым пламенем. Дракон закричал снова, теперь от боли; он пронесся над кораблем так низко, что паруса заполоскали, и скрылся в ночи.
Харрис встал, широко улыбаясь щербатым ртом, и вдруг упал. Ему оторвало руку вместе с плечом, Макриди сшибло с ног, Лоуренс вытащил из руки здоровенную щепку и вытер брызги крови с лица. Бомба, брошенная напоследок с флер-де-нюи, вдребезги разнесла перечницу.
Двое матросов выбросили тело Харриса за борт. Больше убитых не было. Все звуки после взрыва казались до странности тихими. Каллоуэй запустил еще пару китайских ракет, разукрасив полнеба оранжевыми мазками, но Лоуренс слышал их хлопки только левым ухом.
Отчаянный снова опустился на палубу, лишь слегка покачнув корабль.
– Скорей, скорей, – говорил он, пригибая голову, пока портупейщики надевали на него сбрую. – Она очень быстрая, и свет, по-моему, ненадолго вывел ее из строя. Тому другому, с которым мы дрались в сентябре, пришлось гораздо хуже, а у этой глаза как-то иначе устроены. – Отчаянный тяжело дышал, и крылья у него вздрагивали: он уставал, когда ему приходилось долго парить.
Шун Кай, так и оставшийся на палубе, не возражал против сбруи. Теперь, когда речь зашла о собственной шкуре, они посмотрят на все иначе, подумалось Лоуренсу. На доски падали капли густой, почти черной крови.
– Ты ранен? Куда?
– Ничего страшного; она только два раза меня задела. – Отчаянный, изогнув шею, полизал себе бок. Там и чуть дальше, на спине, виднелись две неглубокие борозды от когтей.
Обеспокоенный Лоуренс напустился на Кейнса – тот ехал с ними и уже затыкал рану тампонами.
– А зашивать разве не будете?
– Чепуха, – ответил хирург. – Сойдет и так, это просто царапины. Не волнуйтесь.
Макриди встал, держась за голову и подозрительно косясь на врача, который бормотал что-то насчет капитанов-наседок.
Лоуренс был слишком рад его диагнозу, чтобы спорить.
– Готовы, джентльмены? – спросил он, осматривая пистолеты и клинок – на сей раз добрую тяжелую абордажную саблю. Испанская сталь, простая рукоять, вселяющий уверенность вес.
– Можно садиться, сэр. – Феллоуз затянул последний ремень, и Отчаянный поднял Лоуренса себе на плечо. – Подергайте, хорошо ли держит.
– Отменно; спасибо, Феллоуз. Отправьте стрелков на марсы к морским пехотинцам, Грэнби. Остальным отражать абордаж.
– Есть. И все-таки, Лоуренс… – Грэнби явно готовил новую просьбу о выводе Отчаянного из боя, но Лоуренс уже пихнул дракона коленом. «Верность» качнулась опять, и они наконец-то взлетели.
Наверху стоял такой дым, точно там долго палили из кремневых ружей. Тяжелый, сернистый, он забивал рот и липнул к коже, несмотря на холодный ветер.
– Вон она, – сказал Отчаянный, сдав назад, и Лоуренс увидел пикирующую сверху флер-де-нюи.
Драконица действительно очень скоро оправилась от ослепившей ее вспышки – быть может, это какой-то новый гибрид?
– Будем драться?
Лоуренс колебался. Для собственного спасения им просто необходимо обезвредить флер-де-нюи. Если «Верность» будет захвачена, а Отчаянный попытается вернуться на берег, та будет преследовать их в темноте до самого дома. Однако для транспорта французские фрегаты намного опасней дракона. Продольный огонь их орудий уложит десятки людей, и взятие «Верности» станет тяжким ударом как для военного флота, так и для воздушного корпуса: транспорты такой величины можно пересчитать по пальцам.
– Нет, – решил капитан. – Первый наш долг – сохранить «Верность». Займемся фрегатами. – Этими словами Лоуренс убеждал скорее себя, чем Отчаянного. Он чувствовал, что принял правильное решение – но авиатору, командующему столь драгоценным существом, как дракон, трудно определить грань между подвигом и безответственностью. Грэнби, проявляя повышенную осторожность, всего лишь повиновался своему долгу, Лоуренс же воспитывался не в корпусе и часто бунтовал против многих ограничений, накладываемых на драконьего опекуна. Быть может, гордость завела его на неверный путь.
Отчаянный, всегда готовый сразиться, не стал спорить и только заметил:
– Но ведь эти корабли куда меньше «Верности». Неужели они так опасны?
– Еще как! Они расстреляют ее из пушек. – С «Верности» тем временем опять пустили ракету. Она разорвалась совсем близко, и Лоуренс заслонился рукой. Когда яркие пятна перестали маячить перед глазами, он разглядел, что подветренный фрегат переносит якорь и разворачивается кормой. Сам Лоуренс не пошел бы на такой риск только ради перемены позиции, хотя и не мог отрицать, что маневр проделан блестяще. Теперь левый борт француза со всеми его орудиями смотрел прямо на беззащитную корму «Верности». – Бог мой! Гляди! – вскричал капитан, хотя Отчаянный не мог видеть, куда он показывает.
– Да, понял. – Отчаянный уже пикировал, накачиваясь воздухом для «божественного ветра»; его блестящая черная шкура натягивалась словно на барабане, внутри нарастал рокот, предвестник будущих разрушений.
Флер-де-нюи, разгадав его намерения, устремилась за ним. Лоуренс слышал шум ее крыльев, но Отчаянный снижался быстрее – большой вес только помогал ему в этом. На ее спине затрещали ружья, но в темноте стрелкам приходилось палить наугад. Лоуренс припал к шее Отчаянного, мысленно побуждая его прибавить ходу.
Одна из пушек фрегата внизу изрыгнула дым и послала в грудь Отчаянному сгусток алого пламени. На палубе тоже стреляли из ружей. Отчаянный дернулся, и капитан в тревоге окликнул его, но дракон уже поравнялся с кораблем, и рев «божественного ветра» заглушил голос Лоуренса.
Отчаянный еще ни разу не применял свой дар против кораблей. Лоуренс, видевший при Дувре, как он разносит в щепки легкие воздушные гондолы Наполеона, и здесь ожидал чего-то похожего: треснувшей палубы, отлетевших рей, возможного падения мачт. Но палуба у француза была дубовая, фута два толщиной, а рангоут перед боем укрепили цепями.
Весь удар приняли на себя паруса. Они раздулись до предела, брасы лопались, как скрипичные струны. Мачты гнулись, но пока что держались. Лоуренс на миг пал духом, подумав, что особого вреда они фрегату не нанесут.
Однако вред, хотя и невидимый, обнаружился очень скоро. Когда Отчаянный оборвал рев и умчался прочь, корабль стал бортом к ветру и медленно опрокинулся набок. Люди срывались в море со снастей и планшира.
Лоуренс оглянулся посмотреть. Отчаянный несся над самой водой. На корме фрегата золотыми буквами значилось «Валери». Надпись освещали лампы, бешено прыгающие в окнах кают. Капитан «Валери» знал свое дело: матросы ползли по борту с кошками и перлинями, готовясь выровнять судно.
Тщетные усилия. Следом за Отчаянным рос и пенился вал, поднятый «божественным ветром». На мгновение он повис неподвижно, затмив собой самую ночь, и обрушился на крохотный кораблик внизу.
* * *Перевернутый киль покачался немного и медленно ушел в глубину. Флер-де-нюи, горестно крича, кружила над пенной водой, будто не могла понять, куда же исчез фрегат.
С «Верности» не кричали «ура». Лоуренс тоже молчал, пораженный внезапной гибелью трехсот человек. Море вновь стало гладким, будто стекло. Корабль может затонуть в шторм, при сильном ветре и сорокафутовых волнах; может быть сожжен или взорван в бою, может напороться на рифы. Сейчас волна не превышала десяти футов, а ветер – четырнадцати узлов, однако все было кончено в считанные мгновения.
Отчаянный глубоко, со стоном, закашлялся.
– Назад, на корабль, – скомандовал Лоуренс, но флер-де-нюи уже повернула и отрезала им путь к «Верности». Новая ракета осветила на ней абордажников с ножами и пистолетами. Отчаянный махал крыльями тяжело и не мог уйти от погони.