Пожиратели призраков

– Обычно младших сотрудников приглашают ознакомиться с новыми учетными записями и посмотреть, сможем ли мы…
видеть призраков
– …так что не забудь ноутбук.
– Спасибо, – говорю я Бекке, как будто вообще ее слушала.
В нос бьет резкий запах подгоревшего стейка. Кто-то стоит рядом со мной, но я не буду смотреть. Я отказываюсь. Даже краем глаза. Они наклоняются вперед, кем бы они ни были. «Что они делают», – задумываюсь я и вдруг не могу остановить этот поток вопросов. – «Боже, что они делают. Что они делают, чтоониделаютчтоониделаютчто…»
С другой стороны подходит мужчина с пластилиновым лицом. Он наклоняется и принюхивается, он вдыхает мой запах о боже он нюхает меня, будто я источаю какой-то фантастический феромон.
Желудок сжимается. О, только не снова. Пожалуйста, Господи, не сейчас. Призрак хочет выйти, я это чувствую. От первого толчка сводит живот, и я заставляю себя сглотнуть.
Подошел и третий сожженный дух. Они все наклоняются, обнюхивают. Хотят попробовать.
Их там нет нет нет…
Меня сейчас стошнит. Я чувствую, как оно приближается, накатывает. Горло сжимается, пока я продолжаю сглатывать. Пожалуйста, не надо, не сейчас. Не здесь.
Эти духи чувствуют на мне Призрака. Во мне.
– Ну, как дела? – спрашивает Лорейн. Я захлопываю ноутбук, чтобы она не увидела мои запросы наркотик мертвых грибы призрак сеанс. – Все хорошо?
– Да. Бекка как раз ввела меня в курс дела, – я улыбаюсь Бекке, но та явно отстранилась и вернулась к работе, поэтому едва кивает.
К горлу подступает желчь. У нее вкус суглинка, и я изо всех сил пытаюсь проглотить ее обратно. Я улыбаюсь, хотя обгоревшие духи приближаются, перекрывая удушливое пространство, прижимаются носами к моему лицу, проводят сморщенными языками по моим щекам, облизывают мочки ушей, лоб, залезают во все уголки моего тела, пытаясь найти во мне эту вкуснятину, что бы это ни было, которая подступает к горлу.
– Не пытайтесь разобраться во всем за один день, – говорит Лорейн. – Мне потребовалось…
Я не могу. Я больше не могу сдерживаться. Меня сейчас вырвет. Мне нужно…
Нужно…
– Здесь есть уборная?
Лорейн моргает.
– Да. Вон там. Я вас провожу.
Не надо меня провожать. Мне нужно побыть одной. Я встаю со своего места, проталкиваясь мимо свиты фантомов и стараясь ровно дышать через нос.
Когда я встаю, желудок успокаивается. Так-то лучше. Меня не стошнит у всех на виду – уже хорошо.
– Вы курите? – спрашивает Лорейн, провожая меня в туалет.
– Нет. В смысле, да, иногда, – дым – это огонь и обожженная кожа.
– Нас таких двое. Приятно не быть одной. Начальство так переживает из-за курильщиков, а я такая: «Господи, мы же сами сотрудничаем с Мальборо».
У меня в животе осьминог. Я его чувствую. Я помню то граффити на магазине, такие же бледные щупальца скользят по моим кишкам в поисках выхода.
«Почти пришли», – говорю я себе. – «Не позорься и не блюй на глазах у этих людей, так называемых коллег, не надо, Эрин, даже не смей…»
Я оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть, насколько отстала Лорейн, и понимаю, что за нами идут. Нас тут трое. Ходячие ребра пока не хочет меня отпускать.
Я ускоряю шаг и врываюсь в туалет раньше Лорейн. Стены сланцево-серые, подсвеченные люминесцентными лампами. Три кабинки и три раковины.
Лорейн идет в первую кабинку, а я – в третью. Господи, она все еще говорит. Ее голос отскакивает от грифельной доски.
– …здесь уже пару лет. С кем у вас было собеседование?
Я прижимаю ладонь к груди и с трудом отвечаю:
– С мистером Гиддингом?
– Ух ты, – присвистывает она. – Прямо с корабля…
– …на бал.
Я толкаю дверь кабинки и тут же замираю, когда понимаю, что там уже кто-то есть.
– Простите, – говорю я чисто рефлекторно.
Но дверь была не заперта. И это не женщина – это мужчина. Он не сидит на унитазе, а стоит и смотрит. Правая сторона его лица сгорела. Щеки ввалились. За обнаженной челюстью виднеется ряд почерневших зубов. Он как будто мне улыбается. Я крепко прижимаю тыльную сторону ладони ко рту, чтобы меня не вырвало на пол. Как долго он там прождал? Господи, сколько же их в этом здании?
 
– Все в порядке? – осторожно спрашивает Лорейн из своей кабинки. Наверное, она уже сто раз задумалась, что такого сделала в прошлой жизни, чтобы заслужить такую стажерку-неудачницу как я.
– Да. В полном, – я все еще стою за третьей кабинкой, стараясь звучать бодро, пока внутри все переворачивается. – Просто волнуюсь из-за новой работы.
Разве я уже это не говорила? Сколько еще можно выезжать на одном и том же извинении?
– У всех так было.
Тут все просто живут своей жизнью, но не знают – не видят, – что их окружает, постоянно.
Вот оно уже подступает о господи меня стошнит я сейчас…
Лорейн все еще болтает, пока я вбегаю в среднюю кабинку и с грохотом захлопываю дверь.
– Только между нами, я бы держался от него подальше. Его руки всегда как бы… ну, на тебе.
Я чувствую, как Призрак поднимается по моему пищеводу. Он выходит, и я никак не смогу его остановить. Внутри меня все переворачивается. Тело выворачивается наизнанку. Что со мной происходит…
– Никогда не сиди с ним в офисе наедине. Как только дверь закрывается…
Толстый стебель тянется вверх по моему горлу, как вырванный с корнем цветок, вытягивая за собой комья внутренностей. Наверное, я в жизни не испытывала ничего настолько болезненного. Пожалуйста, остановите это…
– Так было почти с каждой. Такой обряд посвящения. У отдела кадров целое хреново досье на этого ублюдка, но его не тронут, потому что это его компания. Меня от этого тошнит.
Я прислоняюсь к двери и упираюсь обеими руками в стены в надежде удержаться, пока тело сотрясается в конвульсиях, выбрасывая сгусток вязкой материи. Я молюсь, чтобы Лорейн не услышала, как меня рвет. Я просто хочу избавиться от этой штуки выходи выходи.
– Видимо, тебе и убийство сойдет с рук, если ты сооснователь.
Я хватаюсь за стебель эктоплазмы и пытаюсь вытащить его, раз за разом, как фокусник, вытаскивающий носовые платки из рукава на детском утреннике. Вот только его слишком много. Ему нет конца. Корень так глубоко, достает до самой моей сердцевины. Усик касается моих губ, пульсируя, пока извилисто движется в воздухе над моей головой, образуя парящий виток.
Он поворачивается ко мне. Он смотрит на меня. Я вижу глаза – по крайней мере, что-то похожее. Тончайшую щель рта. У него есть лицо. Он скользит по мне, а потом оборачивается вокруг талии и ног. «Я иду к промежности, да-да-да, берегись», – шепчет он.
Я прокусываю его так сильно, как только могу. У меня нет выбора. Это единственный выход. Зубы впиваются в ножку, как в оболочку сосиски, и я не отпускаю ее до тех пор, пока скользкая кожица не лопается, отчего эктоплазма разлетается брызгами по дальней стене кабинки, сразу за унитазом.
Мокрый шлепок эхом разносится по всей ванной, и я знаю, что теперь Лорейн уж точно услышит, как меня рвет повсюду. На пол. На стены кабинки. На себя.
– Эрин? О боже, ты в порядке?
– Да, – удается мне выдохнуть, прежде чем вырвать остаток в унитаз. – Я в порядке.
– Давай я помогу…
– Не входи! – я поднимаю ноги на унитаз. Обхватываю руками голени и медленно раскачиваюсь взад-вперед. Я не могу унять дрожь. Я просто хочу спрятаться. Залезть в себя. Я качаю головой и прячу лицо между коленями.
– Здесь только мы, – Лорейн ничего не знает. – Не переживай, ладно? Дай мне войти.
– Нет. Пожалуйста. Все хорошо, правда. Мне просто немного нехорошо. Отравилась. Сейчас…
Я поднимаю голову.
Смотрю вниз.
Человек с расплавленным лицом лежит на полу. На спине. Он проскользнул в щель между кабинками. Смотрит на меня своим оставшимся глазом. Его челюсть распахивается, а язык падает на пол с вялым шлепком, и я кричу, о боже, я кричу так громко, что могу только представить, как этот звук эхом разносится по офису, где услышат все, но не могу остановиться.