Пожиратели призраков

Я буду радоваться маленьким победам. А теперь осталось разобраться с Амарой.
«У По» – одно из последних заведений в штате, где все еще можно курить в помещении. Совсем скоро власти доберутся и сюда, и все начнут выходить на улицу, но в последнюю ричмондскую гулянку Амары все заволокло серым дымом.
По понедельникам вечер караоке. Бармен Джеймс притащил табурет и потрепанный ноутбук, и в данный момент Амара исполняет «Fever» Пегги Ли. Ее рот слишком близко к микрофону, невнятные слова трещат в дешевых колонках. Это определенно менее нежная версия песни – весь бар по-панковски орет то, что знает.
Цветочный узор на облегающем платье будто перемещается по ее гибкому телу, цветы снова и снова то, раскрываются, то закрываются. В этом есть что-то гипнотическое. Если я буду смотреть слишком долго, то потеряюсь в этой версии «Желтых обоев».
– Сколько лет, – перекрикивает Джеймс вопли Амары.
– Сколько зим, – ору я в ответ.
– Чего тебе? Как обычно?
– А можно мне просто воды, пожалуйста?
– Серьезно?
– Да, прости… Сегодня я не веселюсь. Надо вывести токсины, – мягко говоря.
– ЖАР! – вопит Амара, дважды взмахивая руками. Весь бар подпевает тексту песни. – Когда ты целуешься! Жар, если выживешь, то научишься!
Джеймс ставит стакан с водой на стойку.
– Дай знать, когда захочешь…
увидеть призраков
– …перейди на что-нибудь покрепче. Я налью.
– САМЫЙ ЛУЧШИЙ СПОСОБ ГОРЕТЬ!
Амару подбадривают взрывом пьяных аплодисментов. Она делает реверанс, почти теряя равновесие и пытаясь отдышаться в столь волнующий момент.
– Спасибо всем. Вы самые лучшие, – видимо, она очень сильно напилась, раз стал вылезать ее южный акцент. – Я буду так по вам скучать, но… простите, мне надо валить из Саутсайда, пока я не чо-о-окнулась.
Толпа смеется. Здесь так много людей. Я не могу разглядеть лица в темноте. Дышать почти нечем – только дымом. От сигарет поднимаются серые завитки, и на секунду кажется, что изо рта у каждого вырываются тонкие струйки эктоплазмы. Хватит, Эрин.
– У вас всегда будет место в большом городе, так что приезжайте. Буду держать для вас диван, – Амара собирается плакать? Она вытирает что-то из уголка глаз мизинцем. – Ну все. Без этого. Не буду плакать…
Из теней вылезает мужская рука и протягивает Амаре коктейль.
– Спасибо, – говорит она и делает глоток. – Я люблю вас. Всех вас. Обещаю приехать на праздники.
Вот он – мой шанс увести ее. Надо спросить, видела ли она их. Я хочу выяснить, схожу ли с ума. А может, если мне хватит сил, смогу сказать: Пожалуйста, не бросай меня.
Я не смогу одна, Амара.
Мне нужна твоя помощь.
Нужна ты…
– Та-а-ак… – Амара прикусывает нижнюю губу, кокетливо улыбаясь. – Еще одна песня, и клянусь – клянусь – я отдам микрофон.
Ну конечно, Амара не покинет свет софитов.
Начинает играть “Unchained Melody” Righteous Brothers. Любимая песня Амары. Если где-то есть караоке, она поет там эту песню. Каждый. Хренов. Раз. Амара закрывает глаза и обхватывает микрофон обеими руками, немного покачиваясь, прежде чем торжественно склонить голову.
– Любовь моя, дорогая… – она совсем не попадает в ноты. И выглядит слишком серьезной. – Я изголодался по… твоим прикосновениям.
– Давно, – присоединяется толпа пьяным хором. – О-о-очень давно…
– Эрин? – это Сайлас. Клянусь, я слышу его голос у себя за спиной.
Я оборачиваюсь, пытаясь его найти…
…и вижу, как Джеймс протягивает мне рюмку одной рукой, а второй держит свою.
– Не бросай меня. Давай выпьем за друга. За Сайласа.
На этот раз я не колеблюсь. Я опрокидываю коричневую жидкость. Мне нужно выжечь свою землю. Уничтожить все. Что бы это ни было, на вкус ужасно. Как сироп от кашля с напалмом.
– Вот и молодец. Налить еще?
– Да. Давай. Почему бы и нет.
– Вот это я понимаю, – он наливает еще одну порцию, не обращая внимания на других людей в баре. Несколько девушек наклоняются к его рабочему месту и машут руками, но для Джеймса они не существуют. Как ему удается так не зацикливаться?
 
– Ты все еще живешь на Грейс?
– Да. Все еще, – «пока не сдохла», – напоминаю я себе.
– Приглашай как-нибудь, – он со мной флиртует? Я слабо улыбаюсь и жестом прошу налить еще.
Джеймс наливает мне из бутылки без этикетки.
– Что это?
– Лучшее из личных настоек!
– Одинокие реки стекаются в море, в море… – Амара жутко уродует песню, но толпа все принимает, качаясь в унисон. – Жди меня, жди меня, я скоро вернусь домой…
– Неудивительно, что Амара уезжает, – говорит Джеймс. – Наверное, ей так тяжело.
– В каком смысле?
– Ну, сама знаешь… нелегко, что он умер… я понимаю, почему она хочет уехать.
Конечно же Амаре тяжело. Нам всем тяжело. Сайлас был нашим другом. Но в его словах есть какой-то намек, который я не понимаю.
– Она переезжает из-за Сайласа?
Джеймс явно весь сжался.
– Ну да. Они же были… – его голос затихает.
– Они были что?
Он дергается. Понимает, что зашел слишком далеко.
– Они были что?
Я хочу надавить, но женщина рядом со мной нарушает мое личное пространство. Я не могу так просто спустить Джеймса с крючка, поэтому пихаюсь плечом, надеясь, что женщина поймет тонкий намек и свалит.
– Слушай, я… не знаю, любишь ли ты такое, – продолжает Джеймс, пытаясь сменить тему. – Я достал кое-что тяжеленькое, если хочешь…
увидеть призраков
– …накуриться. Пойдем в подсобку?
Та же женщина снова пихает меня. На этот раз сильнее. Напористее. Ей будто хочется скорее потереться о меня, чем привлечь внимание Джеймса.
Я уже собираюсь крикнуть ей что-то, когда краем глаза замечаю ее голые плечи. Что бы на ней ни было, оно порвано. Прямо в клочья.
Сначала мне кажется, что на ее руках сидят гусеницы – но нет, это шрамы.
Я поворачиваюсь к ней.
На меня смотрит темнокожая женщина, не мигая. Она видит меня. Я узнаю это отчаянное выражение лица, нужду в глазах. Ей нужен контакт.
Она и не пыталась привлечь внимание Джеймса.
Она хотела привлечь мое.
– Я… мне пора, – я делаю шаг назад. Я так устала. Я больше так не могу. Не могу бежать. Куда бы ни пошла, там есть они. В каждом доме. В каждом здании.
Куда мне теперь идти? Осталось хоть что-то?
Лицо женщины светлеет, она рада, что ее хоть кто-то заметил. Она двигается только тогда, когда это делаю я, будто мы танцуем. Делает шаг вперед всякий раз, когда я делаю шаг назад. Я не должна видеть ее – а она не должна видеть меня.
Я не смотрю, куда иду, расталкивая людей позади себя. Врезаюсь в какого-то парня на танцполе, его коктейль проливается мне на плечо.
– Осторожно! – кричит он, поднимая мокрые руки в воздух.
Женщина стоит в центре танцпола и смотрит с такой тоской, пока остальные смотрят на импровизированную сцену, погруженные в песню:
– Мне нужна твоя любовь.
Как долго она сидит в этом отремонтированном подвале довоенного особняка? Сколько бродит по бару, пока никто не замечает ее присутствия?
Они всегда будут здесь, так ведь? Они всегда будут здесь, потому что всегда, всегда были здесь. Куда бы я ни пошла, их всегда будет больше. Это не закончится.
Как мне избавиться от призраков?
– Чего ты от меня хочешь?! – кричу я так громко, как только могу. Вокруг нас все вздрагивают так, будто я выстрелила в толпу. – Не подходи ко мне!
Амара перестает петь. Трек для караоке продолжает играть, минусовка «Unchained Melody» достигает своего синтезированного крещендо.
– Отстань от меня!
Больше никто не видит желания в ее тусклом взгляде. Не видит, как она поднимает руку. Не видит, как ее пальцы проходят по моей щеке. Она ниже меня. Я заглядываю ей через плечо и вижу, что шрамы тянутся вдоль всей ее спины – нет, не шрамы. Они еще кровоточат. Она всегда будет истекать кровью. Эти раны никогда не заживут. Они раскрываются и тянутся, когда она касается моего лица.