Гонщик 2 (СИ)
В комнату вбежала давешняя женщина, подававшая чай, с флаконом какой-то микстуры. Поднялась суета, комната наполнилась людьми, резко запахло лекарством. Князя подняли, пересадили на хитро спрятанное инвалидное кресло и укатили прочь. Ну а мне пришлось отправляться восвояси, так и не закончив разговор.
Глава 10
Клейст не стал расспрашивать меня об итогах визита, за что я был ему весьма благодарен. Наверное, на моем лице что-то такое отразилось, потому что вместо расспросов он принялся рассказывать мне о том, как он пересчитывал наш с ним пневматический ускоритель. По расчетам выходило, что до двух секунд его вполне можно использовать, не опасаясь последствий.
— Надо будет опытным путем проверить, Владимир Антонович, — вещал он с важностью, — будет ли двух секунд разгона достаточно для достижения приемлемой скорости. Главное, чтобы в цилиндрах не образовывалась вода. Вот после, в конденсаторе, пожалуйста.
— В конденсаторе? — переспросил я.
— Конечно. Ах да, вы же недостаточно изучали физику. Коэффициент полезного действия нашего парового двигателя напрямую зависит от разницы давления пара на входе в цилиндр и на выходе из него. Начальное давление обусловлено конструкцией нагревателя, и тут мы ничего сделать не можем. Но вот с конечным давлением все намного интереснее. Если отработанный пар обратится в воду, его объем резко уменьшится, давление упадет вплоть до отрицательных величин, а эффективность двигателя возрастет. Для этого и устроен конденсатор.
У меня в голове мелькнула мысль. Я поднял руку, останавливая разошедшегося Клейста, продолжающего что-то говорить.
— Одну минуту… сейчас… вот! Скажите, Николай Генрихович, а что, если воздух, выпускаемый из баллона, пропустить через конденсатор? Тогда он нагреется до приемлемой температуры, и пар не будет становиться водой прямо в цилиндре. Заодно эффективность конденсатора значительно возрастет. В итоге мы получим двойное улучшение.
Клейст завис, глядя на меня остановившимся взглядом.
— Владимир Антонович, да вы гений! Безо всяких преувеличений, это гениальное решение! И переделка для его реализации нужна самая пустяковая. Я сейчас же займусь.
И механик кинулся было к мобилю.
— Остановитесь, Николай Генрихович, куда вы?
Механика пришлось в буквальном смысле придержать за рукав.
— Поглядите в окно, уже смеркается. Завтра займетесь переделкой, утро вечера мудренее. Давайте лучше ужинать. Вон, девчонки уже на стол собрали.
Визит к Тенишеву окончился неудачно: закончить разговор с князем так и не удалось. Но, видимо, сам факт этого визита что-то сдвинул в общественном мнении губернского города Тамбова, и число визитеров снова начало возрастать. Разумеется, большая часть из них были клиентами, реальными или потенциальными. Потенциальными — потому, как находились такие экземпляры, которые и мои не слишком высокие цены считали запредельными. Услышав сумму оплаты, они кривились и, фыркнув, уходили. Наверное, они и приходили-то лишь для того, чтобы фыркнуть. Но были и другие, приносящие новые заказы, а с ними и деньги. Маячивший неподалеку финансовый кризис начал отступать.
Вновь появились осторожные приглашения на «семейный обед». Не в таком числе, как в былые времена, но все же заметное количество. Впрочем, я их принципиально игнорировал, отделываясь стандартными отписками. Помимо этого появился и новый тип писем: их авторы просили меня «оказать содействие» или «материальное вспомоществование» — развод как он есть, в чистом виде. А потом явился здоровенный детина, заросший бородищей до самых глаз, и передал небольшой розовый конвертик.
В благоухающем фиалками письмеце ровным и аккуратным женским почерком со всеми положенными завитушками значилось: «Дорогой Володенька, мой траур завершен. Буду весьма признательна, если ты решишь навестить меня в один из ближайших вечеров. Твоя А. Т.»
Ну да, моя. Чья же еще? Интересно, сколько бы длился траур помещицы Томилиной, если бы не мой визит к Тенишеву? Но так или иначе, а посетить пылкую вдовушку я не откажусь. Ее кухарка печет замечательные булочки, да и вино у нее неплохое. Надо только предупредить Настасью свет Михалну: коли не хочет вновь попасть в газеты, пусть позаботится о звукоизоляции.
Ближе к утру, когда накал страсти упал, прекрасная помещица Томилина удобно положила голову мне на плечо и, рисуя нежным пальчиком на моей груди загадочные, видимые лишь ей, узоры, с грустью вздохнула:
— Ах, Володенька! Скоро станешь ты князем, и забудешь меня. Не по чину будет тебе простая помещица. Уведут тебя знатные да богатые девки, увезут в столицы. А я тут останусь век свой вековать.
— С чего это ты взяла? — вяловато возразил я. — Кто ж меня князем сделает?
— Как кто? Князь Тенишев и сделает. Давеча ты к нему с визитом наведывался, а нонеча он к себе в имение нотариуса истребовал. Сразу ведь понятно, зачем.
— Ну, я-то, положим, ездил его коллекцию сабель посмотреть. А на кой ему нотариус понадобился, знать не знаю и ведать не ведаю.
Томилина лукаво глянула на меня:
— Темнишь ты, Володенька, ох темнишь! Уж весь город о том знает.
— Прям-таки весь город? — усомнился я. — Или, может, десяток-другой досужих кумушек? Что-то не видал я прежде болтливых нотариусов.
— Зато кучеров болтливых полно.
— А-а, понимаю: в городе знают, что нотариус ездил к Тенишеву. Зачем ездил — неизвестно, но городским сплетницам хочется, чтобы это непременно было именно то, что им хочется.
— Да ну тебя! — рассмеялась Томилина. — Заплел, запутал. Давай лучше повторим наш последний опыт. Больно сладко любовь с тобой выходит, аж голова кругом идет. Сколько нам с тобой встреч осталось? Теперь каждая будет словно последняя, а напоследок хочется так разгуляться, чтобы и перед смертью было, что вспомнить. И пусть все бабы в Тамбове обзавидуются, от губернаторши и до последней мещанки. Ну, иди же ко мне!
Поутру мне позволили выспаться, от души накормили-напоили, да и отпустили восвояси. Несмотря на довольно долгий сон, отдохнул я не вполне. Недоспавший да осоловевший от плотного завтрака я вышел из парадного входа особнячка помещицы Томилиной и, позевывая, принялся грузиться в мобиль. Запустил котел, дождался, когда давление пара достигнет нужной величины и тронулся с места. Пых-пых-пых — неторопливо принялся разгоняться паровик. И тут из переулка передо мной вышагнул незнакомый мне человек и направил в мою сторону револьвер с длинной толстой насадкой на стволе. Может, не будь я так умотан постельными сражениями, я бы поступил как-нибудь иначе, но сейчас единственное, что мне пришло в голову — упасть на полик мобиля, прикрывшись от стрелка капотом и всем его содержимым. И едва я, скорчившись, рухнул вниз, как сиденье резво боднуло меня в спину. Снаружи послышался крик, я ощутил удар, меня ощутимо подбросило. Секунду спустя последовал еще один удар и мобиль замер.
Прятаться в остановившемся мобиле от убийцы — занятие, мягко говоря, неумное. Я приоткрыл правую дверцу и под ее прикрытием постарался как можно быстрее выбраться наружу. Конечно, хотелось выпрыгнуть одним движением, перекатиться и скрыться в переулках. Но получилось совсем не так: медленно, пыхтя и отдуваясь, я выползал из ненадежного убежища, каждую секунду ожидая выстрела. Но секунды шли, а стрелять никто и не думал.
В конце концов, я вывалился на землю около мобиля, собрал конечности в кучу и огляделся по сторонам. Стрелка нигде не было видно. Мой аппарат стоял, уткнувшись радиатором в чей-то забор и, кажется, не пострадал. По крайней мере, была надежда вернуться домой своим ходом. Но это — если мне удастся для начала остаться в живых.
Я вытащил из кармана револьвер, взвел курок своего верного «Кольта» и, пригнувшись, принялся обходить мобиль сзади. И почти сразу увидел лежащее на дороге тело. Рядом с правой рукой валялся револьвер. На всякий случай, я осторожно приподнялся и огляделся поверх машины: никого. То есть, никого на улице. Наверняка, бабки-сплетницы уже на боевых постах и внимательно, с азартом и предвкушением, смотрят на разворачивающееся перед ними действие. Что ж, тем лучше. Будет проще объяснить произошедшее полиции.