Затерявшийся в кольце бульваров
– Тюк-то бери и неси, куда я скажу, – тоже очень строго сказала она. – Ты теперь, как у Гюго в романе, моя собственность.
Дорин не помнил, как там у Гюго, тюк взял (он оказался нетяжелым, скорее неудобным) и потащил его за «тетей Людой».
– Документы твои где? – спросила она. – Хорошо ты сегодня говорил, я – заслушалась.
– Долго объяснять, – буркнул Андрей, не рассказывать же ей все. – А почему они вас – перевел он разговор на другую тему, – тетей Людой кличут? Вроде по возрасту рановато еще…
– А по виду? – засмеялась она и, не дождавшись ответа, добавила: – Сын у меня с ними в милиции работает, вот они меня так все и зовут. Пришли, химчистка, разгружаемся.
Тюков оказалось действительно немало, шесть туда и пять оттуда. Радовало, что между ходками давали отдохнуть и чаю попить с булочкой.
– Ты, может, курить хочешь? – спросила во время последней ходки Люда. – Если хочешь, скажи, я найду для тебя.
– Нет, я не курю.
– Выпить не предлагаю, – Люда подозрительно покосилась на него. – Вроде ты культурный человек, вон как сегодня рассказывал, а вроде и бомж последний. Не могу рисковать.
– Да не пью я, спасибо, – Дорин отрицательно покачал головой. – Отпустите меня, или еще что будем делать?
– С работой все, – вздохнула костюмерша. – А куда ты рвешься так, жена, что ли, да дети малые ждут?
Андрей хотел было сказать, что никто его не ждет, но в последнюю секунду поймал себя за язык.
Во-первых, он верил, что его все-таки ждут, а врать этой симпатичной женщине не хотелось. И это было – во-вторых. А в-третьих, он чувствовал, к чему потихоньку клонит разговор явно одинокая «тетя Люда», и согласиться сейчас с тезисом о том, что его никто не ждет, означало вступить с ней в легкую, но далеко ведущую игру.
– Поняла, – она как-то по-детски моргнула. – Вот тебе пятьдесят рублей за работу. А сейчас так, выйдешь, повернешь налево и до конца. Там по лестнице вниз два этажа, а когда в дверь выйдешь, сразу направо. Там увидишь проходную, спросишь Алика и скажешь, что ты… Тебя как зовут-то?
– Андрей.
– Вроде Митя тебя по-другому называл. Ну, ладно, скажешь, что ты Андрей. А я ему сейчас позвоню.
Андрей прошел точно по указанному маршруту, нигде не заблудился, выдержал оценивающий взгляд Алика и наконец оказался за той невидимой линией, где заканчивался телецентр и начиналась просто Москва.
Он вышел из проходной, вдохнул воздух свободы, сделал несколько шагов и почувствовал, как кружится голова. То ли от бесконечного количества чая с булочкой, то ли от этого самого «воздуха свободы», то ли просто от усталости. Он присел у стены на корточки, сине-белая куртка легла полами на асфальт, но Дорин не обратил на это внимания. Посидел пять минут, собираясь с силами. Мимо проехала машина, чем-то привлекшая его внимание. Он встал, посмотрел вслед проехавшей «десятке» и медленно заковылял к воротам в железном заборе.
ГЛАВА 33
Но особенно далеко он не ушел. Все-таки такие нагрузки были ему еще не по силам. Он опять присел на корточки и прислонился спиной к первому попавшемуся автомобилю.
Рядом послышался звук тормозов, и возле него остановилась «копейка» с черными номерами.
– Ну что, идти не можешь? – спросила «тетя Люда». – А мешки нормально таскал, и не подумаешь…
Андрей молча смотрел на нее. Дойти самостоятельно до маркизовской котельной он действительно не мог, за полтинник, полученный от той же Люды, ночью можно было проехать не более четверти пути. А оставшийся выбор был невелик: или ночевать по привычке под кустом, или…
– Тебе куда надо-то?
Выходило скорее «или»…
– Да ты не бойся, я приставать не буду, – засмеялась «тетя Люда». – Так, может, только за ухо твое шикарное подергаю немного. Шучу, шучу. Экий же ты щепетильный.
Дорин назвал нужное ему метро, в тайне надеясь, что ей будет не по пути и она откажется.
– Садись, – ни на секунду не задумавшись, сказала «тетя Люда».
Несколько минут они ехали молча.
– Ты знаешь, молчи, – вдруг сказала Людмила, – а я буду говорить, мне страсть как поболтать хочется. Тебе полтинник-то есть уже?
Дорин хмыкнул, еще неделю назад никто не давал ему даже сорока. Да, это вам не фунт изюма.
– А мне сорок пять, – не дождавшись ответа, опять заговорила она. – Знаешь, у нас школа напротив дома, я на шестом этаже живу, а в школе котельная. Не знаю, работает или нет, но только между забором и котельной такой закуток, от школы его не видно, с улицы тоже, а мне сверху очень даже хорошо. И вот старшеклассники туда курить бегают, а то и обжималки устраивают. Стою я у окна, смотрю на них, вспоминаю, как мы сами вот так у котельной своей кучковались, и понимаю – жизнь-то прошла.
Она вздохнула, покосилась на Дорина.
– Что молчишь? Думаешь, вот для этого я и родилась, чтобы в детсад ходить, потом в школу, потом замуж выйти, потом родить, сына воспитать, женить, а теперь до пенсии мешки эти по коридорам таскать да платья гладить? А потом понянчить внуков, если невестка разрешит, у подъезда посидеть с такими же старухами, посудачить да и помереть от рака, или почки откажут. И все? И все? А зачем я в юности книжки читала, плакала по ночам? Зачем терпела своего мужика-дуболома? Зачем у постели Алика не спала? Дуболом помер, заснул ночью на улице да и замерз, сын женился, у него другая жизнь, а я очнулась, как и не жила. Кажется, вот сейчас-то все и начнется, я ведь пока не жила, все бежала куда-то. А ее, жизни, и осталось только на две затяжки.
Дорин неожиданно поднял руку и погладил «тетю Люду» по волосам.
– Да ладно тебе, – всхлипнула она, – что-то я разболталась с тобой. Ты не смотри на меня так, это я не распустилась, просто с детства пухленькая была.
– А я и не смотрю.
– Смотришь. А лучше скажи – ты вот кто? Что делаешь?
– Бомж, – честно ответил Андрей, – милостыню прошу.
Она почему-то, слава Богу, поняла, что он не напрашивается на жалость, а просто не хочет врать.
– Это ты сейчас бомж. А вообще – кто ты?
– Вообще – бортпроводником работал, антиквариатом торговал.
– Интересно было?
– Да.
– Расскажи мне что-нибудь, – попросила она.
Андрей вдруг понял, что не может вот так просто молчать или отговариваться односложными ответами, что он должен поддержать эту женщину, как она сегодня поддержала его.
– Смешное или грустное?
– Как хочешь.
– Ну, я человек в нашем бизнесе сравнительно новый, своих анекдотов не набрал, поэтому расскажу то, что сам слышал, – начал говорить Дорин, а сам думал о том, почему молоденький сержант и второй, щербатый воспринимали его просто как бомжа, а не как беглого преступника с известной приметой. – Лет пятнадцать—семнадцать назад, когда железный занавес еще был, но дырок в нем уже было немало, приехал из Германии или из Америки один наш эмигрант. У него там, на новой родине, был антикварный бизнес, здесь, в России, он закупал иконы через посредников, а теперь приехал сам. Нашел двух своих старых приятелей, с которыми еще до отъезда имел дело, и сделал им большой заказ. Оставил список, десять тысяч долларов наличными и пообещал вернуться через полгода. Наши друзья на следующий день вышли в город – богатые, серьезные люди с десяткой долларов в кармане, двери должны сами открываться. Они приехали к первому знакомому дилеру, тот выложил весь товар, и среди него оказалась одна икона как раз под заказ. «Сколько?» – «Столько…» Короче, сговорились, скажем, за триста. Упаковали доску, привезли к одному из друзей. «Сколько будем считать ее для заказчика?» – «Ну, тысячу, думаю, нормально будет, он должен быть доволен…» Раз тысячу, а за икону плачено триста, значит, семьсот – навар, на человека по триста пятьдесят. Разделили деньги, решили отдохнуть-расслабиться и встретиться завтра. Встретились – морды опухшие, руки трясутся. «Слушай, – говорит один, – а почему мы ему должны такую замечательную доску за тысячу отдавать?» «В самом деле, – согласился второй, – вот полторы – нормальная цена, гораздо лучше, чем просто тысяча». Полторы минус тысяча получается пятьсот, разделили еще по двести пятьдесят. Встретились опять через пару дней, придумали новую цену, деньги опять поделили. Короче, когда заказчик через полгода вернулся, друзья предъявили ему одну икону и больше ничего.