Курсант. Назад в СССР 12
В конце концов, Люська встала и кокетливо, как ей казалось, хихикнула:
– Ой! Что-то я такая пьяная, пойду и, правда, проветрюсь. Душно тут у тебя, Силя…
Она подмигнула Семену, тот понял намек и сопроводил ее на улицу. Парочка вышла, и мы с писателем остались одни.
Я разглядел фото на стене, где был запечатлен коллектив писателей и поэтов города Литейска. Среди них я узнал и зампреда, Шишкину. Ковригин стоял почти в самом центре, на фоне дома литераторов, рядом со Светлицким. Бок о бок. Того я еле опознал, на карточке его лицо было прижжено чем-то вроде окурка. Случайно ли?
Ага… И я подлил масла в огонь.
– Вот вы назвали Всеволода Харитоновича дилетантом, – сказал я, беззаботно похрустывая малосольным огурчиком. – А между тем он знаменит в широких кругах. Его исторические детективы на всю страну известны.
– Исторические! – зло хмыкнул Ковригин. – Да он – ноль в истории!
– Ну не скажите… я его читал, мне кажется, эпоха дореволюционной России у него описана очень достоверно, как будто так всё и было. Разве нет?
При этом я не забывал подливать горячительного собеседнику, сам же лишь пригублял и делал лишь вид, что выпиваю. Писатель накатил еще самогона, бахнул пустую стопку о столик и пьяным взором уставился на меня, будто ища поддержки.
– Ещё бы… – неожиданно согласился он, а потом добавил: – Я вот что вам скажу, молодой человек, по секрету. Все сцены с описанием эпохи и быта того времени – я ему писал!
Вот так дела, ничего себе, подрядная работа!
– Вот как? – неподдельно удивился я таким откровениям. – Но подождите – ведь вас нет в соавторах? Ничего не понимаю…
– Севка мент! Он только и может, что детективчики свои строгать, а я – историк! – провозгласил Ковригин, воздев палец кверху. – Я материал в архивах собираю! По крупицам! Помогал я ему в свое время на ноги подняться, по дружбе, это когда его из ментовки турнули, и он в писатели подался. Его знание расследований и сыскной работы, плюс мои навыки историка. Хороший набор, молодой человек. Мы должны были сделать переворот в советской литературе. И почти ведь сделали… Вот только Всеволод хитер оказался. Давай, говорит, на первых работах меня как автора укажем, а потом тебя. Зачем нам книжки разделять на двоих и популярность делить? Я и повелся. Он стал знаменитым, по “его” романам фильм даже сняли, а мне шиш! – Ковригин брызнул слюной.
Я сочувственно покачал головой. Но хлопать его по плечу в поддержку всё же не стал – надо соразмерять.
– Но как-то же можно вернуть авторство? – продолжал я играть роль простофили.
– Да какой там! – махнул рукой собеседник. – Только Светлицкий почувствовал вкус славы, сразу про меня позабыл, собака… Меня же ни в каких договорах с издательством не значилось. То есть, мы обсуждали, он убедил, но… Тогда пригрозил я ему, что, мол, поведаю общественности, как его первые романы написаны были, а он хохочет. Никто, говорит, тебе не поверит. Где ты, и где я! Представляешь, Слава, так и сказал… А потом и вовсе меня из союза писателей турнули с его подачи. Усмотрел он в одной моей повести из раннего творчества антисоветскую пропаганду. Вынес это все в массы – и выгнали меня с позором.
– А у вас на самом деле не было антисоветчины? – сочувственно осведомился я.
– Была маленько… – скривился Сильвестр, – да не прямая, а завуалированная. Я же писатель, отражаю боль эпохи… Между строк, так сказать, читать надо было, чтобы разглядеть ее. Естественно, никто не усмотрел. И Севка бы не допетрил, это я ему сам как-то по пьяной лавочке похвастался, мол, смотри, как я политбюро прочихвостил и плановую экономику высмеял. Вот он и пустил в дело компромат против меня, когда избавиться захотел…
Кулаки писателя сжались, а зубы скрежетнули.
– Ну ничего… – еле слышно прошептал он. – Ему тоже недолго осталось…
– Что вы сказали? – переспросил я, сделав вид, что не расслышал.
– Я говорю, воздастся еще ему… – он продолжил со злорадством, но уже, вроде бы, спокойнее: – Последние его опусы уже не так гремят. Пылятся на полках, а если и продаются, то по инерции, на репутации первых работ… Еще годик-другой, и все встанет на свои места.
Он поднял глаза к потолку, как будто пытаясь отдышаться от собственной яростной вспышки.
– Не думаю, – покачал я головой. – Светлицкий как автор растет, возможно, он научился писать в одиночку. Есть у него скверные работы, но из свежего, вроде, ничего так.
Сказал я это наугад. Я не критик, не поклонник творчества местного мэтра и не запойный читатель, чтобы оценивать раннего, среднего и позднего Светлицкого, но, похоже, попал в точку.
– Вот гад! – хлопнул по столику кулаком Ковригин. – Это же я, я его всему научил!
Он еще что-то пробормотал, но на этот раз я действительно ничего не расслышал. По интонации понял, что угрозы. Да, сильно обижен на него Ковригин.
– Я вижу, вы не пьете, – вдруг уставился на меня Ковригин. – Может, чаю? Травяного, сам собирал.
Надо же, заметил.
– Да, спасибо… – как бы стесняясь, ответил я. – Можно и чаю…
Хозяин вскипятил чайник и насыпал мне в кружку какой-то травы. После процедил через кусок марли. Надо же, какой любитель натур-продукта. Я понюхал. Пахнет солодкой и чем-то еще. Пригубил. Пить можно… Подул на кипяток. С фырчаньем сделал несколько глотков, перебирая в голове все произошедшие убийства.
Почему-то потянуло на думки. Мог ли их все совершить обиженный писатель? Запросто. Я вспомнил, что под балконом повешенного Парамонова обнаружен был след обуви сорок второго размера. Мой взгляд невольно упал на стопы Ковригина. Он в тапках, на глаз размерчик, вроде, близок к сорок второму. Ничего, допью чай и буду крутить Ковригина. Надо будет еще машинку пишущую изъять. Алкоголя я старался употреблять мало, чтобы сохранять ясность ума и четкость движений, да и за руль ведь еще, ведь Федя-то с Сашком так и не появились. Где они? Ничего не понимаю…
Почему-то голова гудела. Мысли вдруг стали расползаться. Я тряхнул шевелюрой, сбрасывая наваждение. Что за черт! Выпил-то я всего ничего! Видно, самогон не такой какой-то. Ядрёный… Хотя нет, вон Люська с Семой бодрячком были, на сеновал ускакали – точно не для того, чтобы там храпеть, а выпили поболее моего. Настроение у обоих – ни в сказке сказать, ни матом сформулировать, а у меня все тело ватное… Блин, вот так оказия.
– Почему вы смотрите на мои ноги? – прищурился на меня Ковригин.
В глазах его уже не было хмельной завесы, а проскользнул холодок.
– Не смотрю, – я ничего не нашелся ответить, лишь глупо улыбнулся, мысленно коря себя за неосмотрительность. Дались мне его тапки… – Стесняюсь я.
Хотя пофиг, щас ксиву покажу и наручники писаке надену.
– Думаете, я не понял, кто вы такой? – неожиданно выдал Ковригин.
– Что? – опешил я.
– Я знаю, зачем вы здесь!
Ковригин решительно встал, быстрым шагом пересек комнату и схватился за стоящее в углу ружье. Он не шатался, как должен был после такой дозы выпитого. Удивительно…
Писатель навел на меня ствол. Ага! Патрончик-то я успел вытащить, пока он выходил в подвал. Я тоже решительно встал.
Вернее, думал, что встал, но на самом деле у меня ничего не вышло… Я чуть не завалился на диван, еле заставив свое тело хотя бы остаться в сидячем положении. Что за хрень?! И тут до меня дошло… Чай! Точно! Гад опоил меня чем-то! Вот сука!!!
Глава 5
Не вставая с дивана, я вытащил пистолет из-под рубаки. Щелкнул предохранитель и грозно лязгнул передергиваемый затвор. Я собрался с силами и направил пистолет на Ковригина.
– Ружье у тебя не заряжено! – ухмыльнулся я. – Бросай ствол!
Тот, завидев у меня в руках оружие, побледнел, преломил ружье, но то зияло пустым патронником.
– Бросай! – гаркнул я.
Историк выронил оружие и стоял теперь, переминаясь с ноги на ногу и таращась на пистолет. Если бы не вся эта ситуация, его можно было даже пожалеть, такой побитой псиной он выглядел.