Сны золотые

для них словом - здравый смысл.
То есть власть и общество пришли к пониманию, что одними административными мерами
положения не исправить. Беда подступила такая, что для ее преодоления требуются другие
навыки, другие усилия и подходы. Тут необходимо особое отношение, бережность, внимание, воспитание, общее раздумье, ибо речь идет о детях, о молодежи, о настоящем и будущем
страны.
И если что и перенимать у голландцев, так именно это отношение общества и государства к
детям, попавшим в беду.
Вот что такое голландский опыт. По моему мнению.
Восток и Запад 
Наши умные, информированные мальчишки на встречах иногда говорят: "Хорошо, согласен, наркотики - это погибель. И мне лично они на дух не нужны. Но объясните, почему Запад до
сих пор живет и процветает, а не рухнул в пропасть к чертовой бабушке. А там ведь очень
многие употребляли марихуану, почти повально, и ничего. Сам Билл Клинтон в молодости
баловался травкой, а стал президентом США! Объясните!"
Д-да… затруднительная ситуация. Но это только на первый взгляд. Здесь суть в том, что
западный человек и советский человек - совершенно разные социально-психологические
типы двуногих млекопитающих. То, что для них баловство, для наших - судьба.
Да, у них очень многие молодые люди курили и курят марихуану. Но в западных подростков с
молоком матери, с генами отца, в плоть и в кровь, на подсознательном, природном уровне
вбит один принцип - добиться успеха в жизни. Состояться. Стать гонщиком, как старший
брат. Преуспевающим адвокатом - как дядя. Строительным боссом - как отец. Каждый
мальчишка даже не знает, а на клеточном уровне ощущает, что наркомания и учеба, наркомания и успех в жизни, к которому каждый стремится, - несовместимы. И потому
марихуана так и остается у них баловством, грехом молодости.
У нас же, если закурил первую сигарету с анашой - значит выбрал себе судьбу. И с этой дороги
уже - никуда. В скором времени с анаши-марихуаны переходят на иглу: на винт, на опий, героин. И так до конца. Как в омут с головой…
И потом, представления мальчишек о повальном курении марихуаны на Западе несколько
преувеличены. Мои знакомые - голландская журналистка Хелла Ротенберг из Роттердама и
американская экономистка Джейн Прокоп из Бостона пришли в ужас, прочитав «Сны
золотые...». Просто в ужас. А когда я заметил, что и у них самих немало этих прелестей, они
мне ответили... Каждая порознь, но словно под копирку. Суть их ответа такова. У них
наркомания как бы введена в некие рамки. Скажем, Джейн знает, что в Бостоне есть районы
притонов, но она там в жизни не была. А обитатели тех районов в ее Бостон не приходят. У нас
же все барахтаются в одной куче…
Обратите на этот момент особое внимание. Как и на то, что у подростков на Западе курение
марихуаны уже не считается признаком крутизны. С каждым годом наркотики все дальше
уходят на обочину молодежной жизни. Происходит жесткое и жестокое разделение. Если вы
хотите курить и колоться - курите и колитесь. Мы вас преследовать не будем. Мы даже
обеспечим вам пособие по безработице и инвалидности. Живите в своих трущобах как хотите.
Но только не лезьте к нам, не путайтесь под ногами белых людей, не мешайте нам строить
жизнь так, как мы ее строим…
Вот в чем разница между наркоманией на Западе и наркоманией у нас.
  
СОН ОДИННАДЦАТЫЙ
 
Алексей Чекин, демобилизованный солдат, 22 года, Москва 
Все говорят, что в армии - повальная наркомания. И я так говорю. Хотя ручаться за всю
армию, конечно, не могу. У нас в роте на сто пятьдесят человек было примерно двадцать-
тридцать наркоманов. То есть, каждый пятый-седьмой - точно. И в других ротах примерно так
же. Правда, в третьей роте, может, побольше. Там водители, строители, повара, хозяйственный взвод и тому подобное, они напрямую с нашим городком связаны, с
гражданскими служащими. А городок - это четыре пятиэтажных дома и примерно тридцать-
 
сорок четырехквартирных двухэтажек. То есть, целый поселок, и там за все годы разный
народ накопился, почти в открытую торговали. Но мы с ними не связывались, у нас свои
каналы. Часто в Москву ездили, несколько ребят наших прямо в Москве работали, так что
проблем не было - были б деньги.
Говорят, от наркомании все дезертирства, побеги, убийства на непонятной почве и так далее.
Не знаю. Не скажу. Потому что у нас в части все было шито-крыто. У нас ведь часть особая, главная в нашем роде войск, образцово-показательная и так далее. Мы прямо за кольцевой
дорогой Москвы стояли. И порядок - как положено. Офицеры по струнке ходили - не то что
солдаты. И наркомания наша была какая-то организованная, что ли. За два года моей службы
ни одного ЧП на почве наркоты - это ведь о чем-то говорит. Хотя офицеры в ротах знали, но
сор из роты не выносили, не раскрывали перед большим начальством, потому что никому от
этого лучше не будет. Пацана посадят, в дисбат отправят, а рота будет как зачумленная. В
общем, у нас тихо было. И мы меру соблюдали, не борзели. Да и не было среди нас уж таких
зависимых: если есть - курили, нет - ждали и терпели. Другое дело: если в образцово-
показательной московской части, сверхрежимной и секретной, куда и отбор был особый, -
каждый пятый-седьмой курит и колется, то можно представить, что творится где-нибудь в
глухих гарнизонах и в стройбате. Там, говорят, полный беспредел. Но опять же: сам не был -
не скажу.
А курят в армии и колются еще и потому, что человек там всегда напряжен. Сидит, отдыхает -
бах, иди на картошку! Ни секунды полного покоя. Всегда ждет неприятностей. А это ведь все
накапливается , все ложится на психику и давит, давит. Армия должна быть не травматичной
для души человека. Ведь люди нынче другие, не такие толстокожие, как раньше. У нас же
всегда хотят добиться тишины и порядка только через строгости, в зомби нас хотят
превратить: сказано - сделано, встал - пошел, остановился - сел. Но это иногда дорого стоит.
Кто-то ломается и становится зомби, а кто-то хватает автомат и начинает палить. Зачем, почему - сам не знает. Сколько рассказов про побеги, когда ловили пацанов, а они и
объяснить не могли - почему. Вроде и старики не прижимали, и жить можно было, а он -
ударился в бега, даже срока за дезертирство не испугался, не думал. В нашей части двое
сбежали и один прапорщик застрелился. Никто не знает, в чем дело. Но никто из них не
курил и не кололся - за это я ручаюсь.
Армию у нас не любят, служить и гробить два года жизни за просто так никто не хочет, и
когда человек попадает в армию, ему кажется, что жизнь кончилась. Как дурной и страшный
сон: думаешь, что проснешься - и ничего не будет. Просыпаешься - а вокруг все то же, не сон...
И он, этот сон, кажется, никогда не кончится. Можно делать с собой что угодно, потому что
все равно другой жизни уже не будет. Ничего не жалко, и себя в первую очередь. Только
потом, когда ты уже старик и до дембеля осталось полгода - видишь, что другая жизнь уже
близко, есть она, другая жизнь, но - поздно. Полтора года анаши и опия ни для кого даром не
проходят, и ты уже повязан по рукам и ногам. И потому на гражданку приходишь - как в ту же
пустыню. Ничего тебе не интересно. Люди вокруг живут, а у тебя одна забота и одна мысль в
голове - достать и ширнуться... Весь организм - как придаток. Ноги - чтобы пойти за кайфом, голова - чтобы придумать, где достать деньги, руки - чтобы шприц держать. И людей
различаешь только по одному признаку: свой - не свой, что у него в глазах - анаша, винт, героин или ЛСД. Ну, например, если идет мэн в зеленых штанах, какой-нибудь красной или