Сны золотые

пошли деньги. Бешеные деньги, я вам скажу. А их надо тратить, уметь тратить, найти, как и на
что тратить. В доме и в семье у меня все есть. Ну и, разумеется, служебная машина с
круглосуточным водителем. Их у меня два, посменно работают. В общем, понимаете, наверно, что это такое, когда тебе двадцать четыре года.
И начал я вести жизнь московского плейбоя. Но оказалось, что ничего особого в ней нет, все
приедается. Или натура у меня была такая: все время искал чего-то нового, каких-то острых
ощущений, всего, что только можно получить за деньги. И конечно же, встретился мне
человек, который предложил: давай попробуй. Расписал мне целую гамму чувств, ощущений, впечатлений. Я человек впечатлительный, да и сам ведь искал, так что попался сразу. Скажу
так: вверг себя в пучину.
Вначале, как у всех, нормально. А потом начинается такое, что не объяснить, это за гранью, в
другой плоскости, нечеловеческой. Если выдержишь - умрешь своей смертью, но
опустишься. Не выдержишь - сойдешь с ума и выбросишься в окно.
Можно колоться по-разному. Я кололся - никто представить не может, пропускал через себя
до десяти стаканов раствора. За два года всего нагнал такую дозу. Таких доз не было ни у кого
из моих знакомых, и я даже не слышал...
Конечно, кайф был. Но есть мгновения, когда начинал думать - и это было самое страшное.
Первый час после укола, после вмазки - самый тяжелый. Наркотическое опьянение еще не
наступило, но голова прошла после кумара, ум ясный, начинаешь соображать - и хочется
покончить с собой. Потому что ясно видишь тупик жизни. Я, во всяком случае, его видел.
А сейчас вот пытаюсь выбраться из него. Полтора месяца держусь. Ломки - это боль
физическая, это зависимость физиологическая, ее снимают хорошими лекарствами, это
пустяки. Страшнее для меня - тяга к наркотику, зависимость психологическая. Сидит в
голове, точит, грызет мозг: дай! дай! дай! Вот это мне страшно: неужели не выдержу, неужели
сломаюсь? Ведь телефон под рукой: стоит мне позвонить - и через час привезут все что
хочешь. Но я держусь полтора месяца и верю, что выдержу.
Наркоманов-одиночек не бывает. Только группы. У нас была довольно странная группа: и
хиппи, и семейные, и пятидесятилетние холостяки, и семнадцатилетние девчонки и
мальчишки, которые только-только присаживались. Считается, что наркоман всегда
старается втянуть в это дело других, молодежь, но я - никогда. Наоборот, я разговаривал с
этой девочкой, с Леной, когда ее приводили к нам. Кто привел, зачем привел
тринадцатилетнюю девочку - не знаю, не помню, там как-то стараются не спрашивать, да я и
держался от них на расстоянии: мол, я богатый, обеспеченный, все могу купить, я с вами
только ради совместного кайфа, а общего у нас ничего нет. И я с ней разговаривал, с
Леночкой. Мне на них, на тринадцатилетних - семнадцатилетних, смотреть было больно. Но
говорить с ними - бесполезно, я пытался. Когда человек влезает в эту жизнь, в этот кошмар, то обратного пути у него... не знаю, у кого как получится. И вот эта Лена, судьба, как у всех...
Представьте себе однокомнатную квартиру, в которой живут муж, жена, два ребенка и две
собаки, квартиру, которую никогда не подметали и не мыли полы. Муж и жена вечно
пропадают на кухне, варят мак. Они - барыги. Но из тех барыг, которые и сами колются, всегда в тумане. Можете себе представить мужика и бабу, которые никогда в жизни не
причесывались, не мылись, не снимали с себя одежду. А тут же и дети, и собаки. Сюда же
приходят наркоманы, кто взять дозу, кто - уколоться, а кто и зависает, живет там по
несколько дней, да не один. Я не мог... я даже заходить туда брезговал, получал в прихожей
то, что надо, и тотчас уходил, тошнота к горлу подкатывала от одного только запаха. И вот, зайдя однажды, увидел там Лену. Она там жила, на правах наложницы, второй жены, черт
знает кого. И по виду - как будто родилась и выросла здесь, разве что чуть поумытей. Но еще
 
немного - и не отличить.
В общем, нравы там такие, жестокие. Я хоть к ним только краем прикасался, но кое-что знаю, видел. Есть деньги, большие, как у меня, - проживешь. А нет - надо добывать, воровать или
присасываться, как там говорят. К тому, у кого деньги, кто может достать, ограбить, к тому, кто варит и продает, к барыге. Вот Лена присосалась к барыге: и ей удобно, не надо заботиться
о кайфе , не надо бояться, и ему: и сам пользуется, и подкладывает нужным людям.
Конечно, жалко, но что сделаешь, это такая судьба, не моя судьба. Если все, что знал и видел, пропускать через себя, не фильтровать, то это невозможно, с ума сойдешь...
Я вовремя остановился, нашел силы... Родители ведь у меня чуть с ума не сошли, в самом
прямом смысле. Сын - наркоман, да что же это такое? Разве для этого меня рожали?
Дочку не видел, не знаю. Жена уже не то чтобы не разговаривает, а только одно твердит: посмотри на себя, что же ты за человек? Ты же - не-человек!
А я докажу ей, что я - могу. А то ведь раньше, когда появились деньги, я перед ней был
королем, а теперь что? Она как-то мне сказала: а если я сяду на иглу? И только тогда я
подумал: а ведь действительно могла. Дома и шприцы стоят, и раствор готовый. Но ведь она
не прикоснулась, не потянуло даже. Что она, другой человек? И тогда как я выгляжу, какой же
я тогда человек?
В конце концов путь один. В конце концов я проширяю все деньги, проширяю свою фирму, свой магазин и пойду кого-нибудь убивать, грабить, воровать, доставать кайф . Это реальный
логический путь любого наркомана, каким бы он ни был богатым. Я же видел, как другие, немногим беднее меня, профукали все деньги, ломанули коммерческий магазин и получили
срок. Один путь. Любого. Любого! Нет другого пути. Просто его нет. Вот в чем дело. А зачем
мне это надо? Что я, хуже других? Нет, жизнь показала, что не только хуже, а во многом и
получше, посильнее, оборотистее. Не каждый ведь сделал такую фирму, как у меня. Так в чем
тогда дело? Жизнь наступает жестокая. У меня - жестокая вдвойне. Значит, надо бороться. А
если не в состоянии бороться, то надо сделать себе передозняк, пустить по вене максимум - и
откинуться . Чтоб не мучить себя и других. И только об одном думаю: на кого дочку
оставлю?
Чуйская долина 
Александр Зеличенко, полковник, куратор антинаркотиковой программы ООН "Ошский узел" 
В прессе это не нашло отражения, но наша республика весной 1992 года буквально потрясла и
заставила трепетать двадцать четыре ведущие державы мира. Переполох в международном
сообществе был немалый. Чего бы доброго, а испугать мир - это мы умеем...
А суть в том, что в Кыргызстане решено было возобновить посевы опийного мака. До 1974
года мы возделывали в районах Прииссыккулья от двух до семи тысяч гектаров плантаций.
Мы обеспечивали сырьем всю фармацевтическую промышленность Советского Союза.
Работали самым примитивным способом. Охраны практически нет, воровали все, кому не
лень. Кыргызстан был главным поставщиком нелегального опия и уже тогда приобретал все
черты криминального края.
И все это время руководители Киргизии умоляли Москву прекратить посевы опийного мака в
республике. А им отвечали: в стране нет валюты для закупки морфия за границей!
Но в 1974 году посевы опийного мака в Киргизии все-таки закрыли.
И вот спустя почти двадцать лет решено было их возобновить. Понятно, природные богатства
республики скудные, источников валюты практически нет. А опий - ценнейшее сырье, на
международном рынке за него можно получать миллионы и миллионы долларов.
Но международное сообщество, организация по борьбе с наркобизнесом, в которую входят