Очаровательная сумасбродка

Его вмешательство могло бы успокоить Холли, но этого не случилось, особенно после того, как, обратившись к деревенским с последним словом, он повернулся и направился в ее сторону. Холли подхватила юбки, задрала их повыше и изо всех сил заработала своими натренированными ногами.
Судя по всему, она избрала неверное направление. Пока она огибала причудливо изогнувшуюся высохшую рябину, поток, яростно пенясь, выплеснул свои воды на тропу, вынудив ее остановиться. В дюжине ярдов слева от себя Холли увидела мостик через реку — только не тот, по которому она в прошлый раз пересекала течение. Этот, деревянный, был уже и старее. Подбежав к нему, Холли заметила, что доски выгорели и растрескались, а кое-где и вовсе поломались. Выглядело это сооружение ненадежно.
Еще раз оглянувшись назад, Холли не увидела ни деревенских, ни мужчины в пальто. Интересно, они перестали преследовать ее или просто затаились, ожидая ее следующего шага? Обведя взглядом линию горизонта перед собой, Холли, к собственному облегчению, заметила угол печной трубы, поднимавшейся высоко в небо. Но тут дождь стал сильнее, загораживая ей обзор.
Схватившись за поручни, Холли осторожно поставила ногу на первую доску. Мост слегка задрожал, но сначала показался ей довольно устойчивым. Пройти ей предстояло какую-то дюжину ярдов — один бросок камнем, по сути. Если пойти быстро и ступать на доски как можно легче…
Когда Холли подошла к середине моста, он прогнулся под ее весом. Река теперь неистовствовала под ее ногами, обжигая ей пальцы ледяной водой и заставляя замирать от страха. Холли опасалась двигаться в любом направлении.
Вдруг одна доска подломилась под ней, и нога Холли провалилась вниз, во взбесившуюся воду. Холли обеими руками схватилась за поручень, надеясь удержаться на мосту. Увы, через мгновение мост задрожал и сломался пополам. Холли почувствовала, что падает и бьется всем телом о бурлящую холодную воду. А потом собственный ужас и безжалостное течение накрыли ее с головой.
  
Глава 22
 
Заехав глубоко в долину и оказавшись милях в полутора от Бриарвью, Колин потянул Кордельера за уздечку, чтобы скакун замедлил бег. Эксмуры на бегу окружили их, но промчались мимо, сжимая бока, когда они пробирались между скалистыми холмами, окружавшими восточный край долины. Кордельер остановился, но нетерпеливо бил копытом землю, а остальной табун постепенно исчез из виду.
Когда земля перестала дрожать и воздух успокоился, эйфорическое биение его сердца унялось, кровь перестала бурлить в жилах. Он был в ответе за этих лошадей, а обязанность защищать их приносила ему невероятную радость, о которой он никогда не рассказывал ни единой живой душе. Как бы ни был его отец уверен в том, что владеет табуном, живущим на его земле, Колин твердо знал: эти дикие лошади не принадлежат никому. Точнее, принадлежат, но только этой земле, традициям и легендам. Они свободны и будут терпеть присутствие постороннего человека только в том случае, если коллективная воля не воспротивится этому.
Именно так они терпели Колина и Кордельера. Еще мальчиком Колин понял, что единственное, чего ему хочется, — это скакать по вересковой пустоши, и чтобы при этом дикие лошади неслись рядом, считая его членом табуна. Колин сначала не понимал, как это происходит, но постепенно начал осознавать, что это не лошади принадлежат ему, а он — им. Да, они нуждались в его защите от тех, кто мог причинить им вред, — мужчинам вроде его отца, или тех, кто может разрушить их естественный ареал. Но и он нуждался в них не меньше, потому что только в окружении этих чудесных диких животных он чувствовал себя по- настоящему живым.
Внезапно в нем появилась уверенность, что, будь Холли рядом, он смог бы освободиться от любых проклятий — существующих и придуманных, избавить от них себя и свою семью. Рядом с ней он смог бы обрести счастье.
Глубоко вздохнув, чтобы наполнить легкие влажным свежим воздухом, Колин развернул Кордельера и поехал в сторону дома. Если он пустит Холли в свой мир, ее жизнь может измениться в худшую сторону. Этого он допустить не может.
 
Подъехав к лесистой части Бриарвью, Колин приготовился пришпорить Кордельера, чтобы перепрыгнуть окружавшую ее реку. Он уже пригнулся к темной гриве своего скакуна, но тут заметил, что вода несет с собой какие-то обломанные старые доски. А через мгновение ветер принес с собой отчаянные крики. Колин снова выпрямился и остановил Кордельера. Напрягая слух, он снова услышал крики, от которых его скакун встал на дыбы, перебирая передними ногами в воздухе.
Кровь застыла у Колина в жилах. Старый мост! Пришпорив коня, он пустил его в галоп.
Не прошло и минуты, как он заметил наполовину погруженные в воду темный подол платья и белые нижние юбки, над которыми в воздухе яростно размахивали две руки. На мгновение в пенящейся воде показалось полное отчаяния лицо Холли. Но течение тут же снова подхватило ее, развернуло и накрыло с головой. Теперь Колин видел лишь мокрые и блестящие пряди рыжих волос. Его сердце застучало где-то в горле. Господи!.. О Господи!..
— Холли! — закричал он. — Я иду!
Снова развернув Кордельера, он пустил его в полный галоп вдоль реки. На ходу Колин вынул ноги из стремян и перебросил одну ногу через шею коня, так что теперь обе его ноги свешивались в сторону воды. Затаив дыхание, он ждал, когда поравняется с Холли, чтобы добраться до нее. Через несколько ярдов поток должен немного сузиться, но этого должно быть довольно для того, чтобы можно было исполнить задуманное, молил Бога граф.
Колин слегка натянул поводья, и Кордельер чуть замедлил бег. Граф мысленно досчитал до трех, выскочил из седла и ударился о берег с такой силой, что его зубы лязгнули. А потом, улучив мгновение, он скользнул в реку. Зайдя в воду по грудь, он упрямо побрел вперед, изо всех сил сопротивляясь неистовому течению, чтобы дойти до середины водного потока.
Разведя руки в стороны и стараясь как можно сильнее упираться в дно ногами, Колин ждал, когда закручивающееся в водоворот мокрое платье, пляшущие на воде волосы и бледное, испуганное лицо Холли окажутся ближе к нему. Наконец она ударилась о него с такой силой, что он едва не упал. Казалось, его ступням не удержаться на месте, а его ноги вот-вот подогнутся. Обхватив Холли руками, он крепко прижал ее к себе и тут же почувствовал, что его собственные руки слабеют, а ее ноги переплетаются с его ногами. Вода яростно цеплялась за ее намокшие юбки, грозя выхватить Холли из его объятий.
Колин крепче сжал Холли, призвал на помощь всю свою силу, чтобы удержать ее возле груди. А затем побрел со своей драгоценной ношей к противоположному берегу, где росла старая ива, ветви которой спускались в воду. Его конечности цепенели от холода, мускулы ныли от напряжения, но он упрямо шел вперед и в нужный момент сумел высвободить одну руку и уцепиться ею за дерево. Рывок — и вот он сумел выбраться на грязный берег, прижимая к себе Холли.
Ее глаза были закрыты, тело бессильно упало на землю, признаков жизни она не подавала. Опустившись рядом с ней на колени, Колин убрал с ее щек липнущие к ним рыжие намокшие пряди и сжал ее лицо в ладонях.
— Холли! О Господи, прошу тебя…
Он тер ее щеки и руки в отчаянной попытке заставить ее кровь бежать по жилам. Затем, наклонившись к ней, он просунул руку под ее спину, приподнял ее и прижался губами к ее лбу, губам. А потом вспомнил кое-что важное. Однажды ее сестра сделала это Саймону, когда один из его опытов чуть не убил его: приоткрыв ее губы, Колин с силой вдул воздух в ее легкие.
От ее судорожного кашля его охватило небывалое облегчение. Веки Холли затрепетали, кашель сотрясал все ее тело, долго не унимаясь, заставляя ее сгибаться от судорожных конвульсий.
Отвернувшись от него, Холли согнулась пополам и, склонившись над землей, выкашливала речную воду из своих легких. Не зная, как помочь ей, Колин одной рукой подхватил Холли под плечи, чтобы поддержать ее, а другой забрал мокрые волосы назад. Каждая конвульсия отдавалась в его теле, но вот наконец напряжение ушло, она стала постепенно расслабляться.