Главред: назад в СССР 4 (СИ)
— Евгений Семенович, получается, мы будем писать о том, что должно перестроиться? — догадалась Катя Голушко и захлопала ресницами, довольная, что попала в точку.
— Именно, — улыбнулся я. — Главное, не забываем, что мы советская официальная газета, а потому не критикуем огульно, как заметил Арсений Степанович, вместо этого делаем акцент на возможностях. Продумайте перспективы, которые дает перестройка отраслям народного хозяйства.
— Женя, а меня ты еще не списал со счетов? — глаза Бродова хитро прищурились.
— Нет, конечно, — я посмотрел на зама. — Вот вам и тема. Перестройка и проблема репрессий. Справитесь?
Арсений Степанович, довольно усмехнувшись, кивнул. А я, повернувшись к Зое, чтобы передать ей бразды правления, словно бы налетел на стену.
Стену восхищенно-преданных глаз.
Глава 24
Несмотря на конфликт, случившийся на планерке, в целом я остался доволен. Острые углы сглажены, бунтовщики-старички успокоились, и весь коллектив дружно отправился готовить материалы. Уже завтра максимум к обеду все должно быть готово, иначе мы просто сорвем выход вечерки. А сдавать исключительную развлекалочку, отложив серьезные вещи на следующую неделю, было бы моим профессиональным фиаско.
Неловкость с Зоей поначалу не давала мне покоя, но потом я погрузился в рабочие моменты, и все вернулось на круги своя. Добрынина с Бульбашом я попросил посидеть в приемной и дождаться вызова, а сам принялся крутить телефонный диск. И в первую очередь я набрал номер Аглаи. Домашний, потому что время уже было вечернее, смена в поликлинике закончилась, а на «скорой» у нее сегодня не должно быть дежурств.
— Привет, — тихо сказал я, когда на другом конце провода сняли трубку.
— Здравствуйте, — слегка удивленно ответил незнакомый женский голос.
— Простите, я, наверное, ошибся номером, — оторопев, отреагировал я.
Положил трубку, вспомнил заветные цифры. Записал на бумажку, перечитал несколько раз, убедился, что все правильно. Набрал снова… и опять услышал все тот же голос.
— Добрый день, извините, что побеспокоил, — я решил выяснить, кто же гостит у Аглаи и отвечает по ее телефону. — Пригласите, будьте любезны, Аглаю Тарасовну.
— О, это все-таки вы, — судя по изменившимся интонациям, незнакомая женщина улыбнулась. — Журналиста сразу можно узнать по хорошей речи. Евгений Семенович, полагаю?
— Он самый, — ответил я, все еще недоумевая. — Кашеваров.
— Очень приятно, — сказала моя собеседница. — А меня зовут Инна Альбертовна. Я мама Аглаи.
Вот те на! Девушка не говорила, что в гости приедет моя потенциальная теща! Тем более что буквально еще день назад мы жили с Аглаей под одной крышей в моей квартире. Интересно, а ее папа Тарас тоже прибыл в наш славный Андроповск?
— Мне очень жаль, Евгений Семенович, но у Аглаи сегодня внеплановое дежурство, — ответила Инна Альбертовна. — Я почему-то думала, что вы в курсе… Но дочь говорила, что у вас напряженные дни на работе. Это же из-за перестройки, я правильно понимаю?
— Да, все верно, — подтвердил я. — Уже завтра сдаем вечернюю газету, а план номера подготовили только сегодня. Не хватает людей, к сожалению. Но мы справимся, у меня отличный коллектив.
— Дочь рассказывала, — складывалось ощущение, что мама Аглаи давно ни с кем не общалась. — Говорила, что вы очень любите свою работу. С нетерпением хочу с вами познакомиться. Аглая ведь и вышла сегодня на смену, потому что поменялась с коллегой. А завтра вечером мы хотели пройтись по городу. Может, и вы с нами? Понимаю, что у вас сейчас просто завал…
— Я тоже с большой радостью познакомлюсь с вами поближе, — я старательно улыбнулся в трубку. — Вот только, боюсь, завтра мы будем сдаваться долго. Если вас не смущают поздние прогулки…
— Не смущают, — ответила Инна Альбертовна. — Напротив, я люблю вечерние города. А в вашем Андроповске я была всего пару раз. Ну, вы понимаете…
На свадьбе Аглаи и Вани Бужа, догадался я. Но вслух просто расплывчато промычал.
— В общем, Евгений Семенович, я буду вас ждать завтра вечером, — резюмировала наш разговор женщина. — И очень надеюсь, что ваша работа отпустит вас.
Что-то в ее интонациях мне на этот раз не понравилось, словно она продолжила тот наш спор. Не исключено, конечно, что я просто преувеличиваю. А может, Аглая рассказала родителям, что я трудоголик? Еще и такой, что упрямо лезет под пули и гусеницы танков… Вообще, странная ситуация, если честно. Аглая меняется сменой на «скорой», к ней неожиданно приезжают родители. Или только мама, тут я пока не знаю. И мама весьма жаждет знакомства со мной.
Я усмехнулся странным — по меркам меня старого — мыслям и вновь начал крутить телефонный диск.
— Добрый вечер, — поприветствовал я дежурную медсестру. — Меня зовут Евгений Семенович Кашеваров, я редактор районной газеты. Скажите, пожалуйста, каково состояние пациента Котенка Алексея… Анатольевича?
Непривычно говорить о главном городском диссиденте, называя его по имени-отчеству. Медсестра чем-то пошуршала в трубку, затихла, и я уже было подумал, что вот-вот услышу страшное. Но девушка вернулась и, убедившись, алекнув, что я никуда не делся, сказала:
— Пациент Котенок пришел в себя, ему значительно лучше, — затем резко затараторила. — Но посещения пока что запрещены! Попробуйте в понедельник.
— Спасибо, — я облегченно выдохнул. — В понедельник так в понедельник. До свидания.
Потом я набрал по очереди Вовку Загораева и Сивого, о котором за всеми этими перипетиями попросту забыл. А ведь я не просто договорился с ним, чтобы газеты в видеосалон завозить, но и чтобы он мне сообщал обо всем интересном и странном.
Ничего нового он мне не рассказал, а по поводу газет подтвердил — да, мол, все в силе. Я уже хотел было положить трубку, но задержался.
— Леонид, — я обратился к Сивому по обычному имени. — Помнишь, мы говорили с тобой о музее? Сейчас утрясется буря с перестройкой, и можем подготовить статью. Так сказать, информационную поддержку дадим. И для начала устроим выставку. Объединим твои поделки с фотографиями Тюлькина. Ты, кстати, я знаю, так ни разу и не пришел, а вдруг, между прочим, на одном из кадров кто-то из твоих предков будет…
— Приду… — судя по короткому звуку, лидер «хулиганов» поначалу хотел назвать меня Жекой. — Приду, Евгений Семенович.
— Только не завтра, — предупредил я. — Не смогу тебе времени уделить достаточно. Сложную газету будем сдавать.
— Ага, — сказал Сивый. — Это… Евгений Семенович, я слышал, что фальшивогазетчиков повязали?
Я даже не понял сначала, о чем он, а потом даже рассмеялся. Леонид совместил газетчиков и фальшивомонетчиков, имея в виду «Любгородский правдоруб».
— Повязали, Леонид, повязали, — подтвердил я. — Только не всех. Так что…
— Я помню, — неожиданно посерьезнел мой собеседник и, не попрощавшись, повесил трубку.
Еще где-то минуту я недоуменно смотрел в дырочки динамика и слушал короткие гудки. Похоже, Сивый все-таки не очень хорошо воспринял свою роль информатора. Для него это, как он сам говорил, «стукачество». Вот сколько из-за таких «понятий» потом будет совершаться преступлений! Обычные граждане, ни разу в тюрьме не сидевшие, будут искренне думать, что сообщать в полицию о готовящемся преступлении или просто о чем-то подозрительном — это «не по понятиям». Не «по-человечески» или не «по-пацански». Эх, ладно…
— Валечка, можно приглашать.
Это я о Бульбаше с Добрыниным, которые все это время смиренно сидели в приемной. Как только секретарша сообщила им, что я освободился, как дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель заглянул длинный любопытный нос зама.
— Давайте уже, не тяните! — прикрикнул я, и журналисты мгновенно материализовались у стола. — Садитесь, коллеги.
Никита заметно потемнел, словно страдал тяжелым недугом, но смотрел открыто. А вот Виталий Николаевич понуро пялился на собственные колени.
— Буду с вами предельно откровенен, — твердо сказал я. — То, что вы оба совершили, выходит за рамки советского законодательства, и мне стоило больших трудов выбить вам шанс искупить вину. Под мою строгую ответственность. Но дело не только в том, что вы пошли по скользкой дорожке…