Тайна двух фараонов
До похода в музей Костя с Таей так и не вооружились окончательным планом борьбы с Тутанхамоном. Эдя сказал, что придется «действовать по ситуации», потому что от Тутанхамона можно было ожидать чего угодно: и абсолютного спокойствия, и разрушительного гнева. Косте было стыдно признаваться в этом ребятам, но та самая «ситуация», с которой они могли столкнуться в музее, очень его пугала. Он даже не подозревал… и никто из них не подозревал, какой она будет. Именно от этой неизвестности было страшнее всего. Поначалу в мыслях у Кости появлялось много картинок: он представлял себе разные сцены в музее, одна ужаснее другой, и каждый раз ему казалось, что на самом деле все будет еще хуже. Ребята тоже не признавались, что боятся, но в их глазах Костя ясно видел страх.
Косте не давало покоя еще кое-что. Он так и не поговорил с Петровичем, а ведь историк точно что-то знал и, как и ребята, чего-то боялся. А вдруг ему было известно то, что могло помочь при встрече с Тутанхамоном, защитить от его проклятия? Конечно, Петрович мог снова ничего не сказать, как в прошлый раз, когда Костя пытался с ним поговорить. Но сейчас выбора не было: план ребята так и не придумали, а зеркальцу и алому лоскутку Костя не особо доверял, поэтому единственная оставшаяся соломинка для спасения, возможно, была в руках у Петровича. Хотя он сам мог об этом не подозревать – ведь до сих пор не знал обо всех бедах, случившихся с ребятами по вине Тутанхамона. Поэтому Костя твердо решил поговорить с Петровичем перед походом в музей и выведать у него хоть какую-то информацию.
Когда Костя подошел к школьному крыльцу, многие ребята уже толпились там. Таи и Митьки среди них не было. Петровича – тоже. Никто из ребят с Костей не поздоровался, но он заметил, что они смотрят на него как-то странно: как будто уже не ненавидели, а опасались его. Но времени думать об этом не было. Костя решил, что Петрович, наверное, у себя, в кабинете истории, и сейчас самое подходящее время, чтобы поговорить. Он поднялся наверх и, когда вошел в класс, и вправду увидел там Петровича. Учитель сидел за столом, обхватив голову руками, и выглядел точно таким же встревоженным и испуганным, как в тот день, когда директор объявил о походе на выставку. И как в те моменты, когда Костя рассказывал на уроке о загадочном фараоне. Посмотрев на учителя, Костя снова засомневался: а стоит ли говорить с ним именно сейчас?
– Что такое, Куликов? – спросил Петрович, нахмурив брови.
– Вам не хочется идти на выставку?
– С чего ты взял? Спускайся вниз, к ребятам, я соберусь и скоро к вам присоединюсь.
Петрович усиленно делал вид, что все в порядке, но Костя прекрасно понимал, что на самом деле его уже давно что-то беспокоило, и это что-то было связано с Тутанхамоном и Ором. А еще Костя чувствовал, что Петрович знал гораздо больше, чем говорил, и его знания могли помочь справиться с фараоном, вот только почему-то учитель боялся о них рассказывать. Он говорил, что «некоторые знания опасны для жизни», но для чьей именно? За кого боялся Петрович: за себя или за тех, с кем он своими знаниями поделится? А вдруг то, что ему было известно, не погубит, а спасет чью-то жизнь? Надо было это как-то объяснить, но как?
– Илья Петрович, мне нужна ваша помощь. То есть не только мне, а еще многим другим. Мне кажется, вы знаете то, что может нам всем помочь.
Не дав учителю времени на раздумья и отказ, Костя скороговоркой рассказал все, что было ему известно. Петрович смотрел на него то с удивлением, то с грустью, то с пониманием. Костя не называл имена фараонов полностью – только их первые буквы, он объяснил Петровичу, что этот «тайный язык» нужен для безопасности. Когда Костя закончил свой рассказ, учитель, немного подумав, сказал:
– Тот египтолог, который попал в больницу, – мой отец. Просто у нас с ним разные фамилии – так получилось.
– Ничего себе! – ошарашенно пробормотал Костя. – Так вот почему вы тогда сказали, что некоторые знания могут быть опасны для жизни.
– Да, именно поэтому. С отцом случались неприятности и раньше – когда он впервые взялся за эту тему. А сейчас, как видишь, все стало совсем плохо.
– Тогда вы точно сможете нам помочь!
– Не совсем понимаю, чем именно. Я точно так же бессилен против этого проклятия, как и вы.
– У нас пока нет четкого плана, но мы думаем, что там, в музее, обязательно что-то произойдет. И тогда нам понадобятся ваши знания. На этот раз они не будут опасными, а, возможно, даже спасут чью-то жизнь.
– Я в этом не уверен, Куликов. Мне вообще не очень понравилась идея Веселого Оч… то есть нашего директора устроить поход на эту выставку.
– Ого, так вы тоже называете его Веселым Очкариком! – со смехом сказал Костя.
– Ну, да, только ты смотри, помалкивай об этом, – с улыбкой ответил Петрович. – Так вот, я тоже понимал, что на выставке мне будет не по себе, да и вообще там и вправду может случиться что угодно. Никогда не верил в сверхъестественное, но после случаев с отцом… В общем, все это довольно опасно. Сказать о таком директору я, конечно, не мог, поэтому пришлось согласиться.
– Да, но вместе мы справимся! Так вы согласны вступить в нашу команду?
– Команду кого? Борцов с фараоном? Ты, Куликов, все еще плохо представляешь, с кем имеешь дело. Тебе ли не знать, насколько могущественным был Тут… и какая мощная у него была поддержка египетских богов.
– Мы тоже можем стать могущественными, если объединимся. Я, Тая и вы.
– Лучше бы вам бросить эту затею, Куликов. Она принесет только беду.
– А как же ваш отец, брат Митьки, мама Таи? – взволнованно выкрикнул Костя. – Их, значит, тоже бросить? Если мы ничего не сделаем… если хотя бы не попытаемся, с ними может случиться самое ужасное!
– Главное, чтобы не стало хуже, чем есть сейчас, – пробормотал Петрович. – Честно говоря, я вообще не представляю, как вам помочь и что вообще из всего этого может выйти. Ладно, посмотрим. Нам пора. Ребята уже, наверное, собрались и ждут.
По дороге в музей, когда Петрович ушел немного вперед, одноклассники, которые видели «разоблачение» Кости возле квартиры Эди, подошли к Косте и Тае. С ними был и Митька. Казалось, будто он стал их предводителем, вождем опасного племени людоедов. Они начали угрожать и сказали, что их близким стало плохо. А виноват в этом был, конечно же, Костя. Так они все считали. Тая пыталась их переубедить, но ее никто не слушал. Костя хоть и с трудом, но сумел объяснить, что в музее они с Таей попробуют сделать то, что спасет всех.
Отовсюду стали раздаваться гневные голоса ребят:
– Да, уж будь добр, Куликов, сделай что-нибудь.
– А не то тебе самому будет очень плохо.
– Мы этого так не оставим – так и знай!
– Странно, что с его родственниками все в порядке, – вам не кажется? – обратился Митька ко всем, явно подливая масла в огонь.
Наконец Костю оставили в покое – когда он снова пообещал, что обязательно что-то предпримет. Оставшийся путь обошелся без новых угроз и сложностей. Костя успел передать Тае свой разговор с историком и рассказать, что Петр Арсеньев – отец Петровича, чем очень ее удивил. Она и представить себе не могла ничего подобного, как и сам Костя.
В музее было очень светло. Когда Костя вместе с остальными ребятами и Петровичем вошел в первый зал, то ничего особенного не почувствовал. Казалось, это самая обычная выставка. Все экспонаты Костя уже видел на страницах исторических журналов и энциклопедий, а еще – в видеороликах, которые смотрел на сайтах разных музеев мира. Но Костя понимал, что необычное, скорее всего, ждет впереди. Только вот где именно и когда? Они с Таей держались отдельно от остальных. И все равно Костя время от времени ловил на себе злые взгляды одноклассников, а Митька смотрел на него с особенной жестокостью.
– Будь их воля – они бы меня разорвали на куски и заперли бы вот в этом саркофаге, – шепнул Костя Тае.
– Ничего они тебе не сделают. Ты же сказал, что постараешься помочь им и их близким.
– Сказал. Но они мне, кажется, не особо поверили. Спасибо тебе за то, что не стала меня ненавидеть, как они.