О чем молчит ласточка
Это страшно. Но куда страшнее, что в эту минуту, там, в архиве, тысячи их историй нависали над Юрой и, должно быть, чудовищно давили на него с полок высоких шкафов. Ужасающие истории, трагические, одна из которых буквально в его крови.
Стоило Володе вспомнить о нем, как Юра вышел из архива в фойе. Бледный и как будто растерянный, с папкой в руках.
— Ты всё? Или пойдешь еще куда-то? — спросил Володя — ведь Юра так и не прислал ему СМС.
— Всё, — коротко ответил тот и опустился на стул рядом.
— Узнал что-нибудь? — Володя обернулся к нему, заглянул в лицо — безэмоциональное, будто каменное.
— Всё узнал, — ответил Юра, не шелохнувшись.
— Домой или…
— Я все равно сюда больше не вернусь, — сказал Юра, вставая. — Отведи меня в крематорий.
Этой фразы было достаточно, чтобы понять, о чем именно он узнал. Володя запомнил карту почти наизусть, поэтому без лишних вопросов направился в нужную сторону.
Они вышли на площадь Аппельплац — как выяснилось, служившую для ежедневных построений и казней. Юра лишь мельком взглянул на впечатляющий памятник. Они двинулись дальше и пошли по широкой аллее, обрамленной рядом симметрично высаженных деревьев, очень высоких — похоже, они помнили времена, когда этот лагерь действовал. То, что поначалу показалось Володе бессмысленно пустым пространством, таковым раньше не было — здесь стояли бараки, в которых жили узники. Теперь от них остались засыпанные щебнем фундаменты. На земле возле двух бараков кто-то оставил цветы.
Было холодно. Юра ежился, смотрел перед собой и продолжал молчать. На Володю давила эта леденящая тишина, он не хотел донимать Юру, но все же предложил:
— Если захочешь поговорить…
— Не о чем говорить.
— Ладно, но… как ты?
— Мне… — Юра задумался. — Пусто. Но я удовлетворен. Не знаю, как объяснить.
Володя корил себя за то, что часом ранее отказался от идеи пойти в архив вместе с ним. Казалось, что там он будет ему только мешать, но теперь, видя состояние Юры, Володя сердился — пусть и мешал бы, но наверняка смог бы помочь своим присутствием, поддержать.
Они вышли на ведущую к крематориям дорожку, перешли по мостику ров, который раньше окружал весь лагерь, и вдруг Юра остановился. Кивком указал на валун с высеченными на нем надписями. Первое слово Володя понял и так — Krematorium, а строчку ниже перевел Юра:
— «Подумайте, как мы здесь умирали».
Стоило сделать несколько шагов, как Володя увидел два приземистых здания, из крыш которых торчали широкие трубы. Они зашли в здание побольше. Через железную дверь, подписанную Brausebad, вошли в газовую камеру. Володя быстро осмотрелся — обычная на вид маленькая комнатка с глубоким полом и низким потолком с проделанными в нем дырками для леек, из которых никогда не лилась вода. Комната и не должна была выглядеть устрашающей, для узников это была всего лишь Brausebad — душевая. Юра не стал там останавливаться и прошел в следующую.
Крематорий был пуст: ни вещей, ни посетителей, лишь три печи и Юра перед ними. Володя встал рядом с ним, посмотрел на его безэмоциональный профиль. Но вдруг Юра скривился, будто от спазма. И все — больше никаких эмоций или слов. Володя оглянулся и, убедившись, что вокруг никого, стиснул пальцами Юрино плечо, а затем крепко обнял со спины. Юра склонил голову, коснувшись волосами его щеки.
Когда на пороге газовой камеры послышались голоса туристов, они вышли из крематория и направились через всю территорию к выходу.
— Володь, нам бы поесть перед дорогой, — вдруг подал голос Юра. — Кажется, здесь было кафе. Правда, там наверняка одни чипсы с колой. Можно в городе поискать что-нибудь приличное, но я не хочу тратить на это время.
— Ничего страшного, идем в кафе.
Обрадованный тем, что Юра наконец вышел из оцепенения и заговорил, Володя согласился бы есть что угодно, даже чипсы.
В кафе было полно народу — Володя едва нашел свободный столик. Юра ел молча, быстро заталкивал в себя еду и, толком не прожевав, глотал. Уставившись взглядом в тарелку, он лишь изредка поднимал голову, реагируя скорее на раздражители, чем интересуясь происходящим вокруг. А вокруг гомонил народ — студенты и туристы громко разговаривали, смеялись. Володя недоумевал — он считал, что каждый должен сидеть в скорбном молчании, хоть это молчание и тяготило.
— Давай обратно поведу я, — предложил он.
Юра нахмурился:
— Уверен? Ты же по автобану не ездил никогда.
— Сомневаешься в моих навыках? — Володя улыбнулся. Сперва вяло, но, увидев ответную улыбку Юры, шире.
— Ну хорошо. Я утомился, поспать бы как раз… — мягко ответил тот.
— Только вывези нас из города.
Сошлись на том, что до автобана поведет Юра, а там, на заправке, они поменяются. Чтобы попасть на трассу, пришлось проехать по городу Дахау. Солнце давно село, на улицы опустилась тьма, повсюду зажглись гирлянды. Володя любовался — до чего же красивые места, именно такими ему представлялись деревни в «Асе» Тургенева и «Вихре призвания» Гауптмана. Как странно было осознавать, что всего в нескольких километрах от этого идиллического места когда-то действовал концлагерь, а жителям говорили, что это вовсе не лагерь, а конфетная фабрика.
На заправке Володя сел за руль. Рассказав про правила вождения на автобане, Юра уютно устроился на пассажирском сиденье и накрылся пальто как одеялом, хотя в машине стало очень тепло, даже жарко.
Дорога обратно показалась долгой, но приятной. Юра сначала дремал, иногда открывал один глаз и комментировал что-нибудь, а вскоре действительно уснул. Володя поборол желание погонять и ехал очень осторожно. Все пять часов он слушал рождественские песни по радио, думал обо всем и ни о чем, ехал и ехал по указателям. На душе стало спокойно и мирно, а волновало только одно — как бы не пропустить нужный съезд.
Так и случилось — увидев указатель Stadtzentrum [3] и быстро сообразив, что значит это слово, Володя съехал на очередную заправку и разбудил Юру. Тот сверился с картой, а спустя десять минут вернул машину на правильный маршрут, и вскоре они прибыли домой.
Стоило вернуться в уютную старенькую гостиную, как Володя понял, что сил у него попросту нет. Чего нельзя было сказать о Юре — тот бодро устремился на кухню готовить ужин. Володя же, беспрестанно потягиваясь, переоделся, вернулся на кухню и сел, заявив:
— Помогать не могу, усну стоя.
— Яишенки? — улыбнулся Юра, ставя перед ним тарелку.
— О, давай. Спасибо!
Юра уселся напротив и принялся уплетать ужин за обе щеки.
— Мы так и не подумали, что будем делать завтра, — вспомнил Володя. — В Берлин?
— Ну почему не подумали? Подумали, даже решили. — Юра хитро прищурился. — Ты же говорил, что хочешь с моими друзьями познакомиться, так что завтра в клуб.
Об этом Володя забыл напрочь, а после целого дня, проведенного вместе, Юру не хотелось вообще ни с кем делить.
— А на музейный остров? — спросил он, надеясь все же поменять планы.
— Сначала туда, а вечером — в клуб, — уверенно произнес Юра.
Делать нечего, пришлось соглашаться:
— Ладно. А теперь что, спать?
— У нас есть целая бутылка рома, — заметил Юра. — Надо отметить, что нашел… это, — посерьезнев, он кивнул на пухлую папку, что лежала рядом на столе.
— Покажи, что именно там внутри?
Распаковывая ее, Юра неожиданно заявил:
— Мне очень понравился Дахау.
— Серьезно? — удивился Володя. — Ты не шутишь?
— Не шучу. Хорошо, что бараки снесли ко всем чертям. Мне было… — Он задумался и принялся подбирать нужное слово: — Злорадно? Мстительно?
— Приятно? — подсказал Володя.
— Пусть будет «приятно». И еще мне понравилось, что сейчас там много людей. В кафе вон было так шумно, живо, все галдели и смеялись. Здорово, что все так. Это место не кладбище, оно не отдано смерти. Вернее сказать, оно у нее отобрано.
Володю, наоборот, раздражала легкомысленность некоторых посетителей, но спорить он не стал.