О чем молчит ласточка
Они переписывались с Юрой больше часа, но этот разговор не развеял Володиных сомнений, легче ему не стало, как, впрочем, и не стало понятнее, в чем дело.
Попрощавшись с Юрой, он получил сразу три целующих смайлика в ответ и отправился спать.
Но прежде, чем лечь, торчал у зеркала, искал морщины, седые волоски и проплешины. В детстве они с Вовой были похожи как две капли воды, а если Вова уже лысый, выходило, что и Володя тоже рискует облысеть через четыре года? «Не может быть», — не верил он, оценивая свои еще темные, еще густые волосы. Но все же нашлась пара седых. Володя их вырвал.
Он выпил таблетку, а потом лежал в кровати и разглядывал тени на потолке, устроив руку на теплом боку Герды, заливисто храпевшей рядом. Володя медленно засыпал, но в голове продолжала крутиться навязчивая мысль: «Вова не может постареть, он не имеет на это права». И, лишь окончательно проваливаясь в сон, Володя наконец нашел причину своего душевного раздрая: он не мог простить Вове старости, потому что когда-то испытывал к нему чувства. Ведь Вова был самым первым, ведь все началось с него.
* * *В тот день в Москве было солнечно, но порывы прохладного ветра уже предсказывали приближение осени. И все же у четырнадцатилетнего Володи было аж два повода для радости.
Во-первых, родители купили ему новенький велосипед «Салют». Дожди перестали лить только сегодня, и можно было наконец вдоволь гонять по двору, на зависть соседским ребятам. А во-вторых, послезавтра должен был приехать из Твери Вова. В этом году он поступил на первый курс московского института, и, пока ему не дали общежитие, тетя и дядя — Володины родители — согласились приютить его у себя.
С двоюродным братом Володя не виделся давно — года четыре. Последний раз — после пятого класса, когда ездил под Тверь к бабушке с дедушкой. Тогда им с Вовой было весело вместе гулять и играть, ходить на речку и помогать бабушке в огороде. И Володя был уверен, что и теперь им будет очень весело вместе!
Он затормозил у статуи с читающими девушками-пионерками. Две гипсовые фигуры в школьных платьицах, склонившиеся над учебниками, напомнили Володе, что до первого сентября осталось меньше недели.
«Ну и ничего, и после школы будет время погулять с Вовой! К тому же он старше, поможет мне делать уроки! — Володя слез с велосипеда и, поставив его у ствола высокого раскидистого дуба, залез на постамент статуи, уселся рядом с пионерками и стал болтать ногами. — А еще можно сводить его на стройку, полазаем там, покажу ему котлован! — думал он. — А еще поднимемся на крышу пятиэтажки, вот клево!»
Планируя, где они будут гулять и как проводить время, Володя заметил вошедшего во двор высокого парня с рюкзаком за спиной и дорожной сумкой в руках. Но, даже прищурившись, не смог разглядеть его лица. И только когда тот дошел до крайнего подъезда четырехэтажного дома, Володя понял: это же Вова! Он вытянулся, стал шире в плечах, и в нем действительно было тяжело узнать мальчишку из Володиных детских воспоминаний.
Подняв увесистый велик за перекладину, даже не подумав, что быстрее будет на него сесть и доехать до дверей, Володя побежал вслед за братом. Запыхавшись и вспотев, догнал его уже на четвертом этаже. Вова, зажав дверной звонок, обернулся на радостный крик:
— Вовка! Ты же только послезавтра должен был приехать!
— Привет, — сухо поздоровался тот. — С билетом повезло — поменял.
Затащив велосипед на последнюю ступеньку и бросив его прямо на пол, Володя хотел было обнять брата, но остановил свой порыв — в спокойном взгляде Вовы он встретил куда меньше радости, чем ожидал.
Вова протянул ему руку для рукопожатия, совсем как взрослый. Володя нервно вытер вспотевшую ладонь о шорты. Кожа у Вовы была сухой и теплой, он крепко сжал его руку, а Володя вздрогнул от этого прикосновения — по телу будто пропустили разряд тока.
В итоге Вова остался жить у них дольше чем на месяц — с общежитием никак не складывалось, не всем студентам хватило мест, а новый корпус не успели подготовить к началу учебного года. Родители не возражали: Вова их нисколько не стеснял, в большой трехкомнатной квартире ему выделили отдельную комнату, да и вообще домой он возвращался чаще всего ближе к ночи. С утра уходил на учебу, вечером — гулял с однокурсниками, а потом и вовсе познакомился с дворовыми ребятами постарше.
А с Володей Вова гулять не хотел. Разница в три с половиной года, которая совсем не ощущалась в детстве, теперь оказалась существенной. Володя был еще ребенком, пионером и школьником, а Вова — уже комсомолец, уже студент. Их интересы сильно отличались. Вова, например, увлекался мотоциклами и не разделил Володиной радости по поводу нового велика. Как-то раз Володя решил позвать его покататься в парк, даже выпросил у соседа Кольки его велосипед для Вовы, но тот отмахнулся, сказав, что ему нужно заниматься.
Иногда он помогал Володе с уроками, но было видно, что ему не очень-то интересно — у него самого на полке стояли учебники посерьезнее школьных. Володя пытался несколько раз позаниматься вместе с ним, но едва ли понимал институтскую программу и беспокоить Вову почем зря не хотел.
Наверное, Вова видел, что младший брат на него обижается, и будто в извинение за то, что проводит с ним так мало времени, подарил часы. Володя радовался как никогда: ведь «Монтана» были такой редкостью! Вове вручили их за победу в городской олимпиаде по физике. Он мог бы носить их сам, но отдал Володе.
От радости не осталось и следа, стоило Володе нацепить часы на руку и нажать кнопку. Циферблат плыл перед глазами, а время он смог разглядеть, лишь сильно прищурившись. Володя знал, что у него беда со зрением, но до последнего отказывался носить очки. Вдаль он видел неплохо, а вот вблизи — хуже с каждым днем. И если с тем, что плохо видит буквы в книгах, когда читает или когда делает домашку, Володя мирился, то не видеть цифры на часах, которые подарил ему брат, посчитал катастрофой.
Володя попросил родителей отвести его к врачу. После проверки зрения окулист ругался: Володя слишком затянул, надо было выписывать очки куда раньше, чтобы зрение не падало так быстро.
Вечером того же дня, стоя перед зеркалом в своей комнате, Володя вертел в руках новенькие, чистенькие очки и не решался их даже примерить. Они выглядели некрасиво: темная роговая оправа, толстые стекла — прямо как у его шестидесятилетнего деда. Глубоко вдохнув, будто перед прыжком в воду, Володя все же надел очки. Открыл глаза и нахмурился. За последние месяцы ему разонравилось свое имя — ведь его звали так же, как брата. А теперь, детально рассмотрев себя в зеркале, Володя увидел, как сильно похож на него и внешне.
Володя понимал, почему Вова совсем не хотел проводить с ним время. Что ему до строек, парков и крыш? Все это детские забавы, а Вову уже интересовали взрослые отношения. Володя не раз видел, как он играет на гитаре во дворе в окружении ребят постарше, видел, с каким восхищением и интересом смотрят на брата девушки. А Володя еще ни разу не влюблялся, с девочками во дворе дружил так же, как и с мальчишками. Знал, что однажды ему тоже начнут нравиться девушки и тогда он тоже станет взрослым.
В одну из ноябрьских ночей он проснулся от скрипа половицы в коридоре. Звякнула вешалка, зашуршала одежда, тихонько хлопнула входная дверь.
Володя вскочил с кровати и подбежал к окну, выходящему во двор. Увидел, как Вова вышел из подъезда и направился в сторону соседнего двора.
Чувство страха вперемешку с тревогой, будто неизбежно должно было случиться нечто плохое, охватило Володю. Он не понимал, чем вызваны эти чувства, и совсем не отдавал себе отчета, когда, накинув куртку прямо на пижаму и сунув ноги в ботинки, выбежал следом за братом. Тот уже скрылся за поворотом дома — только спина мелькнула.
Чувствуя себя шпионом, понимая, что лезет не в свое дело, Володя прокрался вдоль стены, спрятался за открытой дверью одного из подъездов, потом быстро перебежал освещенную часть двора и скрылся за стволом яблони.