КГБ в 1991 году
Кроме того, 20 августа примерно в 3 часа дня я встречался в Министерстве обороны с Язовым Д.Т. по его просьбе. Он сказал, что обстановка осложняется, и выразил сомнение в успехе задуманного. После беседы он просил пройти с ним вместе к заместителю министра обороны генерал-полковнику Ачалову В.А., где шла работа над планом захвата здания Верховного Совета РСФСР. Он заслушал Ачалова в течение трех минут только о составе войск и сроках действий. Я никому никаких вопросов не задавал.
Почему я приехал в Москву по своей инициативе — никто из Сочи меня не вызывал, и начал работать в «Комитете»? Ведь я был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а приехав в Москву, еще раз убедился в этом.
Дело в том, что начиная с 1990 года я был убежден, как убежден и сегодня, что наша страна идет к гибели. Вскоре она окажется расчлененной. Я искал способ прямо заявить об этом. Посчитал, что мое участие в обеспечении работы «Комитета» и последующее, связанное с этим разбирательство даст мне возможность прямо сказать об этом. Звучит, наверное, неубедительно и наивно, но это так. Никаких корыстных мотивов в этом моем решении не было.
Мне понятно, что как Маршал Советского Союза, я нарушил военную присягу и совершил воинское преступление. Не меньшее преступление мной совершено и как советником Президента СССР.
Ничего другого, как нести ответственность за содеянное, мне теперь не осталось.
Маршал Советского Союза Ахромеев С.Ф. 22.08.1991 года.
Нельзя не привести и его письмо, адресованное жене, детям и внукам. Оно дает представление о нравственном облике этого мужественного и честного человека.
Дорогая моя Томуся! Дорогие мои дочери Наташа и Таня! Милые и дорогие Оксана, Сергуня и Ленушка.
Дорогой Георгий!
Пришло время нам расстаться. Я убежден, что так для вас будет легче. Придется пережить две-три страшные недели. Но если мне остаться жить — впереди у нас страшные годы. Не осуждайте меня. Первые дни вы со мной не согласитесь, но позже поймете — я прав.
На Отечество и наш народ я не обижаюсь. Горжусь ими. Всю свою жизнь до последнего вздоха служил им честно. Прошу вас простить меня за все. Всегда для меня был главным долг воина и гражданина. Вы были на втором месте. Но в эти тяжкие дни вы мне оказали такую любовь, уважение и преданность, что я понял могучую силу любви семьи. Сегодня я впервые ставлю долг на первое место перед вами. «Мертвые сраму не имут».
Прошу вас мужественно пережить эти дни. Подбадривайте друг друга. Не дайте повода для злорадства недругам. Помогите матери. Она всю свою жизнь без остатка отдала нам с вами.
Прости меня, дорогая Томуся, что тебя не дождался. Остаюсь твоим, Томуся, мужем; вашим, мои дорогие, отцом и дедушкой.
Прощайте. С.Ф. Ахромеев. 23.8.91 г.
Последняя просьба — письмо передать моей семье. Ахромеев. 9-30 24.08.91 г.
Его хоронили дважды. Тихо, скромно, без воинских почестей. А ведь он был еще и Героем Советского Союза. Первый раз — в парадной форме Маршала Советского Союза. А после того, как в ночь на 2 сентября кто-то раскопал захоронение, похитил маршальский мундир и фуражку, перезахоронили повторно — в обычном темном костюме.
Глава 9
«ПОСЛЕПУТЧЕВАЯ» НЕДЕЛЯ (24–31 августа)
Отречение от партии
24 августа Горбачев сложил с себя полномочия Генерального секретаря и призвал ЦК, Секретариат и Политбюро самораспуститься. Его заявление заслуживает того, чтобы его назвали «историческим».
Секретариат, Политбюро ЦК КПСС не выступили против государственного переворота. Центральный Комитет не сумел занять решительную позицию осуждения и противодействия, не поднял коммунистов на борьбу против попрания конституционной законности. Среди заговорщиков оказались члены партийного руководства, ряд партийных комитетов и средств массовой информации поддержали действия государственных преступников. Это поставило миллионы коммунистов в ложное положение.
Многие члены партии отказались сотрудничать с заговорщиками, осудили переворот и включились в борьбу против него. Никто не имеет морального права огульно обвинять всех коммунистов, и я, как Президент, считаю себя обязанным защитить их как граждан от необоснованных обвинений.
В этой обстановке ЦК КПСС должен принять трудное, но честное решение о самороспуске. Судьбу республиканских компартий и местных партийных организаций определят они сами.
Не считаю для себя возможным дальнейшее выполнение функций Генерального секретаря ЦК КПСС и слагаю соответствующие полномочия. Верю, что демократически настроенные коммунисты, сохранившие верность конституционной законности, курсу на обновление общества, выступят за создание на новой основе партии, способной вместе со всеми прогрессивными силами активно включиться в продолжение коренных демократических преобразований в интересах людей труда.
«Отказ Горбачева от двадцатимиллионного отряда товарищей по партии, единомышленников поразил не только коммунистов, но и большинство народа, — прокомментировал В.И. Воротников. — Такое предательство невозможно было представить даже в страшном сне.
Так Горбачев лишился главной своей опоры — партии.
Все, что происходило потом — его призывы, заявления, обращения — у большинства народа вызывало резко отрицательную реакцию. Крепли сомнения в реальности его форосской изоляции. Так ли он, как представляет, вел себя в Форосе с прибывшей 18 августа делегацией? Не было ли провокации с его стороны? Если так подвел партию, то, тем более, мог подвести и этих близких ему людей. Говорил, обещал одно, а сделал…»
Отставку Горбачева прокомментировал и Бакатин: «Могу свидетельствовать, что президент, он же генсек, долго не хотел этого. Даже вернувшись из Фороса, преданный своими ближайшими оппонентами — однопартийцами, он не мыслил для себя разрыва с партией. Он вынужден был сделать это вопреки своему желанию. Партийная элита была против реформатора-генсека, а надежда на поддержку “партийных масс” — иллюзорна.
Как политик Горбачев не мог не понимать, что государственная власть (президент), не опирающаяся на партию или партии, обречена. Но такой опоры в КПСС у него не было уже давно. Он тянул, сколько мог. Но, наконец, фактический разрыв был оформлен юридически».
В тот же день Кабинету министров СССР было объявлено о его роспуске. Горбачев своим указом упразднил ряд союзных министерств и учреждений.
25 августа Ельцин издал свой указ «Об имуществе КПСС и Коммунистической партии РСФСР». Объявил государственной собственностью РСФСР все принадлежавшее КПСС и КП РСФСР недвижимое и движимое имущество, включая денежные средства в рублях и иностранной валюте. Архивы КПСС и КГБ передавались в ведение РСФСР — в том числе и в областях, краях и республиках.
Верховный Совет РСФСР одобрил ельцинские указы.
4 ноября 1991 года начальник управления Прокуратуры СССР по надзору за исполнением законов о государственной безопасности В.И. Илюхин возбудил уголовное дело в отношении президента СССР Горбачева по обвинению в измене Родине.
После развала СССР эти материалы Илюхин дважды направлял в Прокуратуру России для возбуждения дела, но безрезультатно. И тогда в феврале 1993 года по требованию Всенародного вече был созван народный трибунал, который обратился в Верховный суд РФ с просьбой возбудить уголовное дело в отношении Горбачева. Тогда же в Международный комитет по Нобелевским премиям ушло ходатайство о лишении Горбачева Нобелевской премии мира.
Заседание трибунала проходило в помещении Ленинградского райсовета, возле станции метро «Речной вокзал». Картонный плакат на дверях призывал: «Изменника Родины Горбачева — к высшей мере!». Ему посылали повестку, но он в суд не приехал.
В состав трибунала, утвержденный Думой Всенародного вече, входили известные ученые, юристы, публицисты, народные депутаты СССР, работники культуры, священнослужители.