Королевская кровь-12. Часть 2 (СИ)

— Надо помочь ему, — тихо, но слышно для всех повелел настоятель Оджи. Он поднял руки и заговорил, призывая помощь. Остальные монахи присоединились к нему.
И помощь пришла.
Спустились с небес змейки-овиентис и тут же бросились в атаку, вцепляясь в крылья стрекоз, пробивая в них дыры. Полетели от реки красноглазые водяные чайки вернглассы, просочившись сквозь побеги и молчаливо врезаясь в раньяров, выкалывая им глаза. Вырвались из оставленных жителями очагов огнептицы, сумевшие пролететь через малые сплетения терновника, вытянувшись струйками пламени, и тут же начавшие пробивать чудовищ насквозь. Запели крошечные равновесники, усыпляя тех, кто управлял стрекозами, отчего под куполом образовался хаос. Раньяры метались, сталкиваясь, падая в переход, и невыносимый визг разносился по окрестностям. Духи продолжали наносить удары и рассеиваться, израсходовав свою силу. И первыми обессилели фиолетово-золотые равновесники: трудно концентрировать гармонию, когда гармония мира рушится.
Один из иномирян, заснувших на спине раньяра и чудом избежавший столкновения, очнулся и заорал что-то нервное, злое. Махнул рукой, уходя на стрекозе в переход, и за ним широкой лентой стали нырять в туман остальные твари.
Монахи замерли, шепча благодарственные молитвы духам и переводя дыхание. Внутри осталось еще много духов — но были они полупрозрачными, мерцающими, словно держались из последних сил.
За спинами монахов воздвигались ловушки, пустел великий Город-на-реке, выпуская жителей на запад и восток, на север и юг, и драконы летали над городом на свой страх и риск, помогая уйти слабым и немощным. Несколько десятков, уже прибывших из ближайших городов, кружили над павшей обителью, готовые броситься в атаку. Но в Тафии все еще оставалось много людей: на эвакуацию даже малозаселенного города нужно много часов, если не дней — а их не было.
— Братья, — слабо позвал настоятель Оджи, — пока есть передышка, нужно попытаться снова создать большой щит, чтобы защитить терновник изнутри. Иначе следующая волна будет сильнее, и его рано или поздно сметут.
Но как ни пытались монахи выстроить щит — то ли близость портала не давала это сделать, то ли так ослабли стихии, что даже силы слуг Триединого не хватило на то, что раньше давалось с легкостью. А верить, что враг отступил насовсем, было глупо.
И он, конечно, не отступил. Через десяток минут, когда ожидание стало невыносимым, из портала снова вырвались стрекозы под предводительством нескольких иномирян, стали отчаянно нападать на духов — на первый взгляд показалось, что люди посылают крылатых тварей в самоубийственные атаки. И только через несколько мгновений стала понятна задумка врага. Пока раньяры отвлекали духов, из дымки появились люди — они попарно вытаскивали на плечах черные и зеленые деревянные ящики и ставили так близко к терновнику, как могли, избегая ударов его ветвей. Настоятель Оджи всмотрелся в надписи на ящиках на рудложском, инляндском, блакорийском, и вдруг осознал, что это все — взрывчатка с Туры. Много, очень много взрывчатки.
— Это опасно для тебя, великий! — крикнул он терновнику, обвивавшему взрывчатку ветками. — Отодвигайся!
Терновник опасливо начал перебирать побегами, отодвигая и расширяя сплетенный из себя самого купол, монахи забормотали, прося водяных духов облепить ящики, чтобы промочить взрывчатку — и вниз рванулись десятки чаек, но из тумана уже выходили люди с гранатометами. Они встали на противоположном от ящиков краю портала, прицелились… раздалось несколько выстрелов — и началась детонация. Монахи попадали на землю, прикрывая головы руками, заметались всполошно стихийные духи.
Терновник бы выдержал — но вдруг вновь скакнуло напряжение стихий, и он стал полупрозрачным, а грохочущие взрывы начали пробивать в нем большие дыры со стороны дороги к реке. Часть его рухнула в портал, он боязливо подтянул остальные побеги, пытаясь выстроить новую преграду — но из пробоин уже вырвались в небо над Тафией раньяры, которых тут же, на взлете встретили драконы.
 
Завязался воздушный бой. Монахи призывали духов — но те слабели все сильнее, на монахов пикировали стрекозы — и им приходилось воздвигать над собой щиты, отступать и прятаться в дома вдоль дороги. Вновь и вновь выходили из портала иномиряне с взрывчаткой, гремели взрывы — и терновник из последних сил хлестал нападающих ветвями, колол их, скручивал в смертельных объятиях стрекоз.
Великий дух был силен — но пробоины были слишком велики, он не успевал их зарастить — и через эти дыры, расширяя их, продавливая массой тха-охонгов, пробивая взрывами, полилась на Тафию иномирянская армия.
* * *
Хутор Латевой, Рудлог,
5–6 утра
Бункер у деревни Березовое был тих, но вокруг кипела работа: майор Вершинин, оставшийся после гибели Дорофеи Ивановны за главного, руководил разбором завалов, фиксацией информации о погибших и их кремацией. На охране бывшего хутора, от которого остались несколько разрушенных стен и слой пепла и каменной пыли, встала пара двухсотенных рот, остальные части, пришедшие ночью на помощь, выдвинулись в Иоаннесбург.
Матвей Ситников маялся. После пробуждения и телефонного разговора со Свидерским он так и не смог заснуть и чувствовал себя странно: тело то и дело вновь окатывало жаром, словно резко поднималась температура, но сознание оставалось кристально ясным и силы с каждым разом возрастали.
Похоже, последним опустошением он раскачал резерв так, как за все годы обучения в магуниверситете не раскачивал.
Дежурный командир охраны отправил его после сеанса связи на осмотр в лазарет, и Матвей, пока ждал виталиста, заглянул к Димке в палату. В ней разместилось несколько бойцов, пахло лекарствами и антисептиком. Друг спал под капельницей, измученный и очень повзрослевший. Ситников, стоя у его койки, вспомнил, как тот умирал на его руках, вспомнил вчерашний вечер и всех, кто погиб, защищая бункер, и неожиданно для себя всхлипнул, как в детстве. Потер глаза костяшками пальцев и тихонечко, чтобы не вызвать недовольство врачей за несанкционированное вмешательство, подпитал друга витой.
Матвей уже знал, что прямо сейчас иномиряне атакуют Иоаннесбург и бои не прекращаются со вчерашнего вечера. Но это воспринималось спокойно, а вот внутреннее беспокойство все росло. Из-за Алины? Из-за того, что предстоит ей с профессором Троттом и драконом Четери?
Пожилой виталист, просканировав Ситникова, покачал головой:
— Я диагностировал вас несколько часов назад и был уверен, что вы полностью выгорели, — проговорил он, — и то, что я вижу — это настоящее чудо. У вас сил сейчас побольше, чем у меня.
— Быть может, тогда вам нужна помощь с ранеными? — спросил Ситников с надеждой, но виталист развел руками:
— Все операции проведены, все стабильны. Вы можете пройтись по тяжелым и подпитать их витой, но затем я настойчиво рекомендую вам отдохнуть, Ситников. Что бы ни помогло вам восстановиться, помните, что недостаточно починить тело и ауру, наша психика тоже должна отдохнуть и переработать случившееся. Вам положен покой и сон. И усиленное питание — сходите-ка в столовую, не ждите утра.
Столовую Матвей оставил на потом — сначала нужно было заглянуть к Алине.
Принцесса и лорд Тротт лежали безучастные, недвижимые — только грудь у обоих вздымалась равномерно. От них обоих тянуло холодом.
— Лучше не прикасайтесь и не подходите близко, — предупредил отец Олег. — Слишком нестабильны стихии. Для меня это безопасно, для вас может быть нет, несмотря на вашу связь.
Матвей потоптался рядом у двери, чувствуя стеснение в груди. Маета усиливалась, и он отчетливо чувствовал, как нервно, рвано пульсируют стихии — как будто кто-то то наводил резкость, то снижал ее.
В столовой со стороны кухни гремели кастрюли — повара из новоприбывших готовились кормить гражданских и немалый гарнизон бункера. Ситников поел, рассеянно глядя поверх тарелки. Ему было больно и глухо, и казалось, что после вчерашнего он сам действительно сгорел дотла. Словно там остался мальчишка, который все не воспринимал войну реальной. А потом война пришла сюда.