Поэтика. История литературы. Кино.

Таким образом, генезис тютчевского стихотворения восходит к стихотворению Гейне.
Однако и здесь — два разных искусства. Мотив "знакомого звука", "sanftes Wort", у Гейне лапидарно краток:
 
 
О komm zuruck, ich hab dich lieb,
 
Du bist mein einz'ges Gluck,
 
 
У Тютчева это разработано в три строфы, центральные для всего стихотворения, связанные друг с другом захватываниями из строфы в строфу: "Любовь осталась за тобой" (III строфа, 3-я строка и IV строфа, 1-я строка) и т. д. Гейневский романс превратился у Тютчева в марш, с характерными признаками хора ("мы": "Знакомый звук нам ветр принес"; "Чем в жизни был милей для нас") и диалога. Отличительным качеством стихотворения Гейне является разговорная краткость периодов и простота лексики; у Тютчева пафос, риторическое развитие периодов и архаическая лексика:
 
 
О komm zuruck, ich hab dich lieb,
 
Du bist mein einz'ges Gluck
 
 
 
 
"О, оглянися, о, постой.
 
Куда бежать, зачем бежать?
 
Любовь осталась за тобой,
 
Где ж в мире лучшего сыскать?
 
Ср. также рассудочный синтаксис Тютчева:
 
Усопших образ тем страшней,
 
Чем в жизни был милей для нас.
 
 
Тот же вопрос о генезисе и традициях с равным правом приложим и по отношению к тютчевским переводам.
Тютчев нечасто и неохотно помечал стихотворения переводными (тем неоправданнее со стороны редакторов помещение его переводов в особый отдел). Он, конечно, имел на это право, но не потому, что переводил отдаленно. Напротив, во всех переводах из Гейне чувствуется тщательность и желание сохранить черты подлинника; для этого Тютчев избирает знаменательный путь: он дает на русской почве аналогию приемов немецкого стихотворения, оставаясь все время, однако, верным своей лексической традиции. В переводах из Гейне наше внимание останавливает прежде всего выбор. Выбраны стихотворения, не столько близкие по темам Тютчеву, сколько характерные для манеры Гейне. Среди них — такие чуждые Тютчеву, как "Liebsie, sollst mir heute sagen" и относящееся к разряду Lieder der niederer Minne: "In welche soll ich mich verliben" [43].
Первый по времени перевод — "На севере мрачном…" — Тютчев озаглавил "С чужой стороны", придав таким образом стихотворению характер собственной лирической темы. В стихотворении есть строки, написанные видом паузника (на основе амфибрахия). Это было привычным для русского стихосложения того времени (см. статью Д. Дубенского в «Атенее» 1828 г., ч. 4, стр. 149), и здесь Тютчев стремился, по-видимому, дать некоторую аналогию метра подлинника (паузник на основе трехстопного ямба).
В стихотворении «Кораблекрушение» Тютчев также пытается дать аналогию метра подлинника и передает его вольный ритм через чередование пяти-, четырех- и трехстопного ямба. Конец стихотворения разрушен у Гейне метрической внезапностью — короткой, бьющей строкой:
 
 
In feuchten Sand.
 
 
Вместо этого Тютчев дает подобие монолога классической драмы:
 
 
Молчите, птицы, не шумите, волны,
 
Все, все погибло — счастье и надежда,
 
Надежда и любовь!.. Я здесь один,
 
На дикий брег заброшенный грозою,
 
Лежу простерт — и рдеющим лицом
 
Сырой песок морской пучины рою!..
 
 
В переводе этого стихотворения уже полная победа традиции над генезисом; Тютчев не только тщательно переводит все сложные эпитеты Гейне, но еще и увеличивает их число; поступая так, он, однако, передает их в архаическом плане:
 
 
 
И из умильно-бледного лица
 
Отверсто-пламенное око
 
Как черное сияет солнце!..
 
О черно-пламенное солнце.
 
 
Таким образом, Гейне здесь скорее всего напоминает Державина ("Любителю художеств"):
 
 
Взор черно-огненный, отверстый.
 
 
Героическую попытку передать чуждый строй представляют, наконец, переводы "Liebste, sollst mir heute sagen" и "Das Leben ist der schwule Tag" [44].
В первом Тютчев передает юмористическую манеру Гейне юмором XVIII века, вводя старинный разговорный стиль в высокий словарь:
 
 
Василиски и вампиры,
 
Конь крылат и змий зубаст
 
Вот мечты его кумиры,
 
Их творить поэт горазд.
 
Но тебя, твой стан эфирный,
 
Сих ланит волшебный цвет.
 
Этот взор лукаво-смирный
 
Не создаст сего поэт.
 
 
Во втором переводе Тютчев столкнулся со столь же чуждой ему традицией немецкой художественной песни. Он делает попытку передать песенный тон, но привычный рассудочный синтаксис и здесь совершенно преображает весь строй стихотворения:
 
 
Если смерть есть ночь, если жизнь есть день
 
Ах, умаял он, пестрый день меня!..
 
 
Так чужое искусство являлось для Тютчева предлогом, поводом к созданию произведений, традиция которых на русской почве восходила к XVIII веку [45].
Тютчев — романтик; это положение казалось незыблемым, несмотря на путаницу, которая существует в вопросе о русском романтизме. Это положение должно быть пересмотрено [46].
Правда, философская и политическая мысль была той прозаической подпочвой, которая питала его стих, и многие его стихотворения кажутся иллюстрациями, а иногда и полемическими речами по поводу отдельных вопросов романтизма, но — преемник Державина, воспитанник Раича и ученик Мерзлякова Тютчев воспринимается именно на державинском фоне как наследник философской и политической оды и интимной лирики XVIII века. И тогда романтический манифест "Не то, что мните вы, природа…" получает значение нового этапа оды:
 
 
Они не видят и не слышат,
 
Живут в сем мире, как впотьмах,
 
Для них и солнцы, знать, не дышат,
 
И жизни нет в морских волнах.
 
 
Равно и другой, интимный строй Тютчева оказывается стилизацией идиллической «песни» XVIII века:
 
 
Так мило-благодатна,
 
Воздушна и светла
 
Душе моей стократно
 
Любовь твоя была [47].
 
 
Подобно тому как во Франции романтик Гюго возобновил старую традицию Ронсара, Тютчев, генетически восходя к немецкому романтизму, стилизует старые державинские формы и дает им новую жизнь — на фоне Пушкина.
  
ВОПРОС О ТЮТЧЕВЕ [48]
 
1
Тютчевская годовщина [49] застает вопрос о Тютчеве, о его изучении открытым.