Там мое королевство

Дядя Виталя выключил свет и, не раздеваясь, лег в кровать. Углы мгновенно засветились, и жуткий паноптикум появился перед ним, точнее, дядя Виталя снова оказался внутри него.
Ужас скрючил его так сильно, что даже пальцы рук изогнулись каким-то неестественным образом.
Никаких звуков не было слышно. И вообще все было как-то не так. Когда веки устали жмуриться, дядя Виталя осторожно приоткрыл глаза и посмотрел вниз.
Леонидовна мирно спала в своей кровати, синюшный младенец лежал рядом с ней и посасывал грудь мертвым ртом. Ниже – Вова посапывал, уютно устроившись на животе своей матери. Труфановы сплелись в какой-то непонятный клубок из человеческих тел и тряпок, но тоже спали, свернувшись на ветхом матрасе под столом. Даже Адольфович спал на верхнем этаже, у кровати его поблескивал ночник, сделанный дядей Виталей. Савельевых он не видел.
Все было спокойно. Все успокоились. Успокоился и дядя Виталя и уснул крепким сном.
Неделю все было мирно: комната светилась, соседи не буянили, дядя Виталя ходил на работу, бежал домой как можно быстрее, потому что там его ждала Мелиссандра, незавершенная и прекрасная. Была весна, и хоть привычная тоска иногда и пробивалась, но дядя Виталя был счастлив этой весной как никогда раньше.
Соседи заметили, как преобразился дядя Виталя.
– Ты как-то неприлично помолодел, – заявила как-то Леонидовна.
– А разве можно помолодеть неприлично? – с улыбкой спросил дядя Виталя.
– Мужику можно, – отрезала Леонидовна. – Так молодеют, когда любовницу заводят.
– Нет у меня никакой любовницы. У меня и жены-то нет, – смеясь, ответил дядя Виталя.
– Вот это точно, – буркнула Леонидовна.
Откуда ей было знать: все, что вдохновляет дядю Виталю – это просто прекрасная каменная девочка, которая с каждым днем все больше и больше походила на настоящую.
Проснувшись ранним утром, специально, чтобы до работы успеть еще немного поработать над скульптурой Мелиссандры, дядя Виталя неожиданно для себя снова почувствовал пронзительную тоску. После безмятежной недели это было особенно тяжело и странно. Не приводя себя в порядок, как он делал обычно, в одном халате и тапках он прошел в мастерскую, где под полотном была спрятана каменная девочка. Он был уверен, что что-то не так было именно с ней. Он раздернул шторы и впустил в комнату чистый утренний свет.
Подошел к скульптуре и сдернул с нее покрывало. К нему склонялась маленькая кудрявая головка Мелиссандры, глаза ее были такие ясные, что даже по камню можно было понять, что они небесно-голубого цвета. Мелиссандра должна была стать его ангелом-хранителем: дядя Виталя был уверен, что именно благодаря этой фигурке ночные кошмары в подъезде прекратились. Так, благодаря камню, он сначала увидел жуткие личины своих соседей, а потом, благодаря ему же, излечил их. Но главное: он излечит самого себя. Когда закончит работу.
Но с Мелиссандрой что-то было не так. Он понял это по своим собственным мыслям. Это были те самые мысли, которые бабушка называла «что-то не то». Что он думал, глядя на нее?
И почему он раньше не замечал, как широко раздвинуты ее согнутые в коленях ноги? Зачем они так? Для чего?
Почему ее рот вместо ангельской улыбки так похотливо приоткрыт?
– Это не Мелиссандра! Это не моя Мелиссандра! – закричал дядя Виталя. Схватив молоток и не зная, что делать с собой и этим, он бегал по комнате кругами и бормотал:
– Не моя Мелиссандра, не моя, не моя!
Ужас и тоска нарастали в нем, обдавая волнами, и каждая следующая была больше и холоднее предыдущей.
Наконец его захлестнула беспомощная ярость на самого себя, он сжал молоток и изо всех сил ударил Мелиссандру по голове. Кусок камня откололся и отлетел к окну. Лицо девочки исказилось. Дяде Витале показалось, что на нем проступили боль и обида.
«За что ты так со мной?» – услышал он у себя в голове.
– Я не с тобой! Я с собой! – выл дядя Виталя, нанося своему творению все новые и новые удары, пока от Мелиссандры не осталась гора обломков.
 
Бессмысленно оглядев дело своих рук, дядя Виталя выбежал из квартиры, туда, где было утро, свет и весна.
  
Новый Год
 
Дядя Виталя прогулялся в небольшом леске за домом и, успокоившись, пошел на работу. Тоска отпустила его, за работой забывалось и стиралось все.
Вечером, подойдя к дому, дядя Виталя увидел объявление. «Пропала девочка. Мелиссандра Савельева. Была одета…»
Буквы поплыли перед глазами дяди Витали. Он знал, как плохо заканчиваются такие истории.
– Видели? – спросила его незнакомая соседка по дому.
– Кого? – опешил дядя Виталя.
– Девочку, конечно, – с укором ответила соседка.
– Нет, а давно она?..
– Сегодня не вернулась из школы. Часа три прошло, а мать уже тревогу забила. В полицию звонит, объявления клеит.
– Правильно делает, – сдавленно ответил дядя Виталя.
Он бросился домой со всех ног, жуткое предчувствие клокотало внутри. Он встретил Мелиссандру утром, когда она шла в школу. Он так привык к ней, точнее, к ее каменному образу, что даже осмелился заговорить с ней, чего никогда не разрешал себе делать.
Он узнал, что она любит маму, литературу, терпеть не может математику и школьную форму. А еще мечтает завести сороку.
– Почему сороку? – спросил дядя Виталя.
– Это волшебные птицы, – улыбаясь, ответила Мелиссандра.
Вот и все. Дальше она пошла в школу, а дядя Виталя – бегом, с опозданием – на работу. По крайней мере, именно так он это помнил.
Откуда тогда этот животный клокочущий ужас внутри?
Дядя Виталя добежал до своего подъезда и распахнул дверь. То, что он там увидел, могло поразить даже самое больное воображение.
Стояла весна, на зиму, а уж тем более на Новый год не было и намека. Тем не менее подъезд был украшен как самая аляповатая в мире новогодняя елка. Отовсюду свисала мишура, пол был усыпан конфетти так, что обшарпанной подъездной плитки практически не было видно. На стенах висели гирлянды, подключенные, видимо, к розеткам в квартирах соседей. Все они беспорядочно мигали десятками разноцветных огней, дергались, гасли, снова загорались, создавая ощущение полнейшего безумия.
На площадке второго этажа появилась Леонидовна, разряженная в обтягивающее платье из таких же сверкающих, как все вокруг, пайеток. Они переливались на ее брюхе, делая похожей на змею, проглотившую пару кроликов. В руке она держала поднос с кексами.
– А вот и ты! – радостно вскрикнула она, приветствуя дядю Виталю.
– Что? Что происходит?
– Так Новый год же, дурачок, – кокетливо ответила Леонидовна, протягивая дяде Витале кекс.
Внутри у нее что-то зашевелилось и явно попыталось выбраться наружу, но она, игриво улыбнувшись, засунула руку под подол платья по самый локоть и задвинула это что-то назад.
– Не сейчас, Андрюша, детское время еще не настало. Не пугай соседа.
Дядя Виталя глазами, превратившимися в две мутные плошки, смотрел на Леонидовну. Не зная, что приводило его в больший ужас – постоянно рождавшийся и не рожденный ребенок внутри нее или этот импровизированный Новый год.
– Какой Новый год? – только и смог выдавить он.
– Как какой? Праздник такой.
– Так весна же?! – негодовал дядя Виталя.
– Какая весна? Снега вон навалило.
Не решившись выяснять, какого снега и где навалило, дядя Виталя хотел броситься к себе, но властная рука Леонидовны остановила его.
– Сначала – кексик.
Взяв кекс из рук Леонидовны, дядя Виталя машинально повернул голову туда, куда она смотрела во все глаза.
По ступенькам подъезда под руку, как какие-то король с королевой, слепленные безумным старьевщиком, важно спускались Труфановы. За Труфановой волочился поистине королевский шлейф из тряпок, на которые были нашиты елочные игрушки, вилки, всевозможные сломанные склянки и искусственные цветы. Голову, как и голову ее мужа, украшал венец-гнездо из негоревшей гирлянды.