Там мое королевство
Вот только весна теперь была по-настоящему вечной.
Ненастоящая мать
Лена уже минут двадцать не могла выбрать подарок для дочери. Она стояла в торговом центре у витрины с детскими товарами, ковыряла лак на ногтях и смотрела так, как будто ее загипнотизировали. Из витрины на нее пялились страшненькие куклы.
– Мама! – кто-то дернул ее за край пальто.
«Как странно, Катю же я с собой не брала», – подумала Лена и обернулась. На уровне ее живота маячила синяя шапка с помпоном и в катышках.
Из-под шапки и исподлобья на нее смотрела незнакомая девочка.
– Мамочка, я тебя нашла, – сказала девочка и обхватила Лену руками.
Женщина осторожно отстранила от себя ребенка и присела так, чтобы быть одного с девочкой роста.
– Ты что, потерялась? – участливо спросила она.
– Я уже нашлась, – ответила девочка.
– Как тебя зовут?
– Алиса.
– Хорошо, Алиса, а меня зовут Лена. А где твоя мама? Ты ее потеряла?
– Ты – моя мама! – с нажимом сказала девочка и снова обхватила Лену руками.
– Послушай, малышка, я не твоя мама. – Лена осторожно попыталась высвободиться из цепких объятий. – Давай мы сейчас пойдем и поищем твою маму. А еще лучше – пойдем к информационной стойке, и они по громкой связи позовут твою маму. И она очень быстро тебя найдет.
– Не найдет.
– Это почему?
– Потому что я уже сама нашла тебя, ма-м-м-мо-чка.
Лене стало как-то не по себе от настойчивости девочки, и она скорее потянула ее к стойке информации.
По торговому центру разнеслось: «Найдена девочка, на вид – шесть лет, одета в оранжевый пуховик и синюю шапку…»
Лена посмотрела на Алису, которую все еще держала за руку, лицо ребенка начало неприятно плаксиво кривиться:
– Мамочка, не бросай меня!
– Я тебе не мама! – не выдержала Лена и выдернула свои пальцы из маленькой ладошки. И тут же почувствовала стыд: ребенок ищет маму, а она психует.
Вместо того, чтобы разреветься, девочка вдруг по-серьезнела и, сосредоточенно глядя на Лену, начала выворачивать карманы.
– Я могу дать тебе фантик, я могу дать тебе два рубля, я могу тебе дать голову Барби, я могу тебе дать вот что еще, – быстро тараторила девочка, протягивая Лене свои дары, – если ты останешься моей мамой.
Лена беспомощно оглянулась по сторонам. Ей хотелось убежать, но она застыла на месте. Девочка с надеждой смотрела на нее.
«А что если ее мама не придет? Что тогда? И что у ребенка за мать такая, от которой она так хочет избавиться?»
– Простите, это моя дочка, – услышала она спасительный голос, – убежала вот от меня.
Лена обернулась, ожидая увидеть какую-то злобную напомаженную тетку с алкогольным амбре, но на нее смотрела женщина, похожая на погрустневшую волшебницу из детских сказок. Престарелую волшебницу.
– Ваша? – Лена испугалась того, как удивленно прозвучал ее голос. Мать девочки, казалось, скорее годится ей в бабушки. – Простите, – тут же добавила Лена.
– Ничего. Я привыкла, – ответила женщина и протянула руку, чтобы погладить девочку по голове.
– Я не твоя дочка! – неожиданно взвизгнула девочка и ударила по большой руке, тянувшейся к ней. – Это моя мама! – Она указала маленьким пальцем на Лену и тут же затараторила: – Я могу дать тебе фантик, я могу дать тебе два рубля, я могу тебе дать голову Барби, я могу тебе дать вот что еще!
– Алиса, прекрати, – устало и как-то совсем грустно попросила женщина.
– Ненастоящая! Ненастоящая мама! – продолжала кричать девочка.
Лене хотелось провалиться сквозь землю. Она чувствовала, что вот-вот расплачется. Ей было стыдно за то, как плохо она подумала о матери девочки. «Дети все-таки бывают удивительно жестокими, – подумала она. – Но почему Алиса так себя ведет? Если бы моя Катя такой концерт устроила, я бы с ума сошла».
– Почему она называет вас так? – не особо рассчитывая на ответ, спросила она.
– Как – так? – спросила женщина.
Лене не хотелось говорить эту фразу вслух, но женщина как будто ее провоцировала, а может, просто нервничала и потеряла нить разговора.
– Ну, – Лена замялась, – ненастоящей…
Женщина вздохнула и, грустно улыбнувшись, ответила:
– В садике Алисе кто-то сказал, что я не могу быть ее матерью, потому что слишком старая. Она это запомнила, и вот теперь стыдится меня и ищет настоящую мать.
– Простите меня, пожалуйста, за то, что спросила. Да и вообще, простите.
– Не за что вам извиняться. Уж вам-то точно.
– Я могу дать тебе фантик, я могу дать тебе два рубля, я могу тебе дать голову Барби, я могу тебе дать вот что еще!
– Алиса, ну хватит! Смотри, на тете уже лица нет от твоих криков.
Женщина подхватила девочку и понесла ее к выходу под крики: «Ненастоящая! Ненастоящая мама-а-а-а!»
Лена, не зная куда себя деть, побрела назад к витрине с куклами. В горле саднило, руки тряслись. «Ну хоть подарок Кате куплю», – подумала она.
Выбрав наиболее «взрослую» на свой взгляд куклу, она потянулась в карман пальто за кошельком.
Кошелька в кармане не было. Как давно уже не было несчастной маленькой девочки и грустной обиженной женщины.
Вот именно такими, какими нарисовало их воображение Лены, их никогда и не было. От злости она теперь по-настоящему разревелась.
– Лапает сейчас какую-нибудь другую дурочку с криками «ненастоящая мать», – плаксиво передразнила девочку Лена.
Интервью
– Поздравляю, завтра ты умрешь, – с явным энтузиазмом сообщил Валере визгливый голос.
Перед ним на столе сидел ребенок мужского пола и, болтая ногами в спущенных носках, подтирал свисающие зеленые сопли. Не старуха с косой, что было бы в общем-то более уместно, а ребенок. Валера не знал, кто испугал бы его больше, но к старухам у него всегда была какая-то приязнь.
– Нашел чем удивить, я и без твоих соплей уже знаю, – буркнул Валера. – Сопли-то, кстати, подбери. Развесил тут.
«Не могли прислать кого-нибудь посимпатичней, это же практически последний в моей жизни разговор», – обреченно подумал он.
– Меня зовут Борис, будь добр ответить на не-е-е-е-есколько вопросов, – противно протянул ребенок и достал из огромного портфеля потрепанную тетрадь – видимо, с вопросами. – Нам в школе дали задание: взять интервью у того, кто вот-вот отправится на тот свет, – ребенок захихикал, радуясь, что употребил такой сложный эвфемизм, – меня вот отправили к тебе.
– Знаю я про ваш этот новый предмет для младшеклассников – «Интервью с почти умершим». Давай уже, начинай, каждая минута в твоей компании – хуже смерти.
Валера решил не стесняться в выражениях. Раз уж ему подсунули такого интервьюера, то и он не обязан с ним любезничать.
– Боишься смерти? – без всякой подготовки набросился на Валеру мелкий засранец.
– Боюсь, – честно признался Валера.
– Отец твой тоже боялся, а ты даже на похороны к нему не пришел. Не стыдно? – Ребенок сморщился, как будто перепутал дольку мармеладки с куском лимона.
– Отец был мудак, так что – нет, не стыдно.
– А он, между прочим, раскаялся. Плакал, звал тебя: «Где же мой сыночек, сыночек-цветочек?» Так и умер один, скрюченный и несчастный. Про это фильм даже сняли, но его только старшеклассникам показывают.
– Про смерть моего отца сняли фильм? Да ладно.
– Ну да. «Сын не приходит к умирающему отцу» – так и называется. Что он сделал-то тебе? Меня папка вон любит, хоть и по жопе дает иногда.
Ребенок опять захихикал, видимо, от слова «жопа».
– Бросил он нас, когда я был примерно твоего возраста. Вышел в магазин и не вернулся, – попытался объяснить Валера. Говорить об этом ему не хотелось, но предсмертное интервью требовало предельной честности, тем более врать было бесполезно, все факты его биографии уже были проверены. Вот поэтому мелкий засранец так ловко и жонглировал ими.
– А может… а может, его сбила машина, он ударился головой, потерял память и оказался в другом городе? – воодушевленно затараторил Борис.