Княжий человек (СИ)

— И что, по собственной воле его покинуть не может?
— Почему же? Просто ей вроде как предложение нужно сделать, — сказал бес.
— А можно как-то без этого? Я сегодня венчаться не собирался.
— Если очень надо, дяденька, я могу, — неожиданно подал голос Митька.
— Вы больные оба, что ли? — искренне возмутился Гриша. — Уважить нечисть надо. Ставишь сапог на порог, говоришь что-то вроде: «Домовой, домовой, тут послужил, пойдем и в мой дом». Ну, с небольшими поправками.
— И где мне сапог брать?
Марфа выручила и здесь. Когда мы вернулись в дом, она провела нас к гардеробу, где стояла обувь умершей хозяйки. Я выбрал самый высокий красный сапог. Там же не говорилось, что он обязательно должен быть мужским.
— Кикимора, кикимора, тут послужила, пойдем и в мой дом.
Нечисть словно того и ожидала. Марфа с невероятной ловкостью прыгнула в сапог, демонстрируя в очередной раз наплевательское отношение к физике. Но это ничего, к этому я привык. Затем и бес очутился в портсигаре. Со мной за ворота вышел только Митька. А что, раз уж он так понравился чужанам — надо пользоваться.
— Это что? — спросил Леопольд Валерьевич, указывая на прижатый к моей груди сапог его жены.
— Не могу сказать, — с серьезным видом ответил я. — Но так надо, для дела.
— Раз надо, — кивнул старик. — А что, получилось?
— Конечно.
Сначала хотел сказать, что катка была изи. Однако потом вспомнил небольшой беспорядок и разбитый журнальный столик.
— Еле справился. Очень сильная… сущность. Но теперь все будет хорошо, не беспокойтесь. Кстати, Леопольд Валерьевич, может, ваш водитель добросит нас?
— Конечно, Матвей, конечно.
Я садился в машину с легкой улыбкой. В рюкзаке лежали деньги и новые артефакты. В сапоге сидела нечисть. Да, немного невезучая, как и я. Но даже бес не смог кардинально испортить жизнь. Разве кикиморе подобное под силу? Как оказалось, я еще никогда так не ошибался.
  
Глава 11
 
Пробуждение было неприятным и сладостным одновременно. И дело не в том, что рядом со мной в очередной раз лежал обернувшийся черт. Слава богу, того как раз не было. То ли Митя понял, что карты это не его, то ли нашел более интересное времяпрепровождение.
По телу, начиная от груди, медленно растеклось знакомое тепло. Вчера я как-то не обратил внимания на то, что хозяин дома даже не сказал: «Спасибо». Был он в сильном подпитии и не понимал, что происходит.
Зато сегодня, проспав нормально в пустом доме, явно оценил масштабы моей работы. И преисполнился искренней благодарностью. Вот именно ее я и почувствовал. Крохи, конечно, но приятно, черт побери. Все, что увеличивало промысел, вбрасывало столько дофаминов, что их бы хватило на слона.
Потому на шум, доносящийся из кухни, я пытался не обращать внимания до упора. Хотя напоминало это занятие сексом под веселые заводные мультики, где ты все время пытаешься сосредоточиться и все время не получается.
В итоге, когда в дверь забарабанили, я понял, что насладиться благодарностью не удастся и поднялся с кровати.
Снаружи стоял разозленный бес. Нет, Григорий часто гневался. И оправдывал это тем, что подобные эмоции у него в крови. Мол, таким образом бесовство проявляется. Однако сейчас был действительно разъярен. Так сильно, что даже слова не смог сразу подобрать.
— Там эта… чего устроила!
— Чего?
— Того самого! — возмутился бес. — Она всю выпивку вылила! Мы вчера с Митькой всего три бутылки-то и уговорили. Так, чтобы нервы успокоить. День-то какой выдался.
— Гриша, давай к сути.
Если беса не поторопить, он начнет рассказывать, что мы вчера исключительно благодаря его отваге выжили. Хотя, определенная доля правды в этом есть. Гриша влетел в драку с кикиморой с двух ног.
Именно потому я и отменил ранее введенный сухой закон. Вот все же правду говорят: кто не знает историю — у того нет будущего. Ведь и поопытнее меня мужики пытались подобное провернуть. И у всех заканчивалось одинаково плохо.
Потому мы по пути домой и попросили водителя Валерича остановить у магазина. Откуда и вышли с ящиком самого известного русского напитка.
 
— Я же и говорю, — Григорий начал нормально, однако неожиданно дал петуха, а глаза наполнились слезами. — Я сегодня встаю, а все бутылки под раковиной.
— Гриша, нельзя быть таким ленивым. Возьми из-под раковины, в чем проблема?
— Пустые! — такой боли в голосе я не слышал давно. — Она всю водочку вылила, эта… кикимора.
Причем, последним словом бес явно хотел не обозначить виновницу, а обозвать. И я понимал все его негодование. Лишить мою нечисть алкоголя, на который они имели полное право, это как отобрать конфетку у ребенка. Ладно, конфетку с ликером. И скорее уж у подростка. Но суть одна и та же.
Я со всей решимостью и суровостью, на которую вообще можно было рассчитывать, будучи облаченным в «семейки» с Риком и Морти, ворвался в кухню. Где обнаружил лишь Митю у открытого окна, который размахивал полотенцем и пытался избавиться от запаха гари. Пустые бутылки действительно сиротливо лежали на полу возле раковины. На плите стояла кастрюля того, что изначально должно было быть кашей.
— И вот еще, — ткнул Гриша в гарь пальцем. — Тоже она.
— Я думал, у нас Марфа не кашеварит.
— Нет, конечно. Это Митька должен был завтрак сварить. В карты проиграл. Так она ему мозги запудрила.
— Это как?
— Магия родная у кикимор такая. Делать так, чтобы ум за ум у человека заходил. Знаешь, бывает, идешь с определенной целью, скажем, водочку выпить. А потом оказываешься у телевизора с крышкой от кастрюли.
Я хотел пошутить, что, может, у беса это нечто возрастное. Но не стал. Слишком уж сурово выглядел Григорий. Он-то голосовал за вступление нечисти в наши стройные ряды с одной лишь практической целью. А тут вон чего началось.
— А ты чего молчишь? — спросил я черта. — Как кашу сжег?
— Да я, дяденька… Задумался.
Вообще, Митька был черным. В самом толерантном смысле этого слова. И вдруг покраснел. Вот к этому меня жизнь точно не готовила.
— О чем?
— Да о чем, о чем, — торопливо перебил бес. — О ней самой и думал. Как бы ей фитиль в петарду вставить.
— Гриша!
— А что? Я как есть, так и рассказываю.
— Ладно, пойдем разговаривать.
Не было печали, приобрел Митя кикимору. Повелся на деньги и на загадочные очки. Защитное кольцо, кстати, сразу бросил в рюкзак. Хотя можно было и надеть. Правда лезло оно только на мизинец. Зато выглядело вполне нейтрально. Вроде православного «Спаси и сохрани».
Марфе мы определили целую комнату. Раньше там жил Митька, а Григорий обитал в гостиной, поближе к телевизору. Но черт благородно освободил жилплощадь для дамы и перебрался к бесу.
Я постучал в дверь и, не дождавшись никакого ответа, вошел внутрь. Все-таки мой дом. И не обнаружил Марфу. Кровать, тумбочки, кресло, прялка. Прялка?
Так, если я правильно помню, привезли мы кикимору без всякого приданого. Откуда тут эта фиговина взялась?
Причем, насколько я понимал, что-то с прялкой было неладно. Нити спутаны, с узелками, колесо кривое, веретено наполовину отломано. Будто принадлежала вещь нерадивой хозяйке. Хотя чего это я? Так и было.
— А этой хреновиной всю ночь стучала, — продолжал жаловаться бес, указав на прялку. — И еще выла.
— Марфа!
— Да чего ты голосишь? Вон сидит, — ткнул пальцем бес наверх.
И правда, в углу, под потолком, в лучших традициях фильмах ужасов, замерла наша кикимора. Как выяснилось, уже к сожалению, наша.
— Спускайся.
Я хотел добавить: «В ногах правды нет», но промолчал. Непонятно за счет чего там висела кикимора.
Марфа послушалась. Хотя вид ее был сердитый и решительный, как у защитника осажденной крепости.
— Ты зачем водку вылила?
— От водки все зло, — сказала она, как отрезала.
— Согласен, — ответил я. — Только не тебе решать, что с хозяйскими вещами делать.