Этим вечером я буду неотразима. Не все француженки парижанки
Если мыслить категориями стокгольмского синдрома, [32] не многим отличающегося от садо-мазохима, то пальма первенства в этом смысле принадлежит одному американцу, которого мы однажды встретили в кафе в Марэ. [33] В то время как официант грубо оборвал его, не имея никакого желания сразу же броситься исполнять его заказ, мой муж, всю жизнь проживший в Нью-Йорке и понимающий, какая пропасть отделяет этого сварливого персонажа от американского студента с дежурной улыбкой на губах, который работает в кофешопе, чтобы платить за учебу, не мог воздержаться от того, чтобы не извиниться перед американским туристом за недостойное поведение официанта. К нашему удивлению, американец, восторженно улыбаясь, произнес: «Не берите в голову! На меня это не произвело никакого впечатления. По крайней мере, он откровенен. А для меня это предпочтительнее продажной американской любезности. Ведь это так по-парижски!»
Париж? Нет, деревня!
Многие парижанки регулярно предаются мечтаниям о том, как они однажды совершат невозможное и выберутся из города и, забросив все свои дела, сменят городскую серость на зелень природы. Они мечтают об этом, читая глянцевые журналы, распространяющиеся о прелестях жизни «в таких городах, как Ля-Рошелль, Нант, Тулуза, Марсель, Нанси, где созданы все условия для нормального существования»… С открытым ртом они слушают своих подружек, рассказывающих им о спокойной и безмятежной жизни вдали от парижских стрессов и непомерно высоких квартплат.
Но, несмотря на вышесказанное, на протяжении нескольких последних лет Париж, как нам кажется, подвергается новой волне нашествия. Разумеется, не в глобальных масштабах, но, тем не менее, количество пуха и пера на один квадратный метр увеличилось. Десятки тысяч дополнительных цыпочек готовы выполнить рекомендации авиакомпании Airparif, вынести трудности и тяготы переезда, смириться с маленькими и убогими квартирками и парижским брюзжанием ради того, чтобы иметь возможность посещать кафе, колесить по городу на велосипедах, пользоваться всеми благами культурной жизни и возможностями, предоставляемыми смешением рас и народностей, – короче говоря, они хотят чувствовать себя полноправными участницами кипучей городской жизни.
Хотя среди них есть и те, кто, не выдержав испытания, вернулись в родные пенаты, или, если вам так больше нравится, в свои курятники. Но даже у тех из них, кто, несмотря на стремление ко всему модному и передовому, обрел душевный покой в садах Нормандии или Перша, топорщатся перышки, и их невольно охватывает гордость, когда они слышат Франсиса Лемарка или Шарля Трене, исполняющих «В Париже» или «Менильмонтан».
Никто не спорит, проще любить Париж в Марэ, откуда рукой подать до любого места в городе, чем на окраине: ведь даже для того, чтобы попасть на работу нужно целый час ехать в метро или на автобусе.
Но, несмотря на все трудности и подчас враждебное окружение, немало наших подружек влюблены в Париж, хотя часто приходится слышать, как они ругают «этот чертов город» последними словами.
Мариэль-Фредерик Тюрпо, мэр Свободной коммуны Монмартра, чей парижский акцент и арготизмы, которые она вставляет в свою речь, свидетельствуют о том, что она чистокровная парижанка, всей душой предана своему родному городу. «Париж – это моя земля, моя деревня, мои тропинки. Мне нравится его анархический стиль жизни, который никому не удалось обуздать. По нему нужно побродить, зайти во внутренние дворики, вглядеться в его гербы, почитать надписи на них. Когда я вожу людей по Монмартру, моему Монмартру, а не туристическому, мне часто говорят: «Неужели это тоже Париж?» Ну, разумеется, это Париж, ведь Париж – это не только Большие бульвары». В семнадцать лет мать отправила Мариэль на два года в Бретань, чтобы отвлечь ее от революционной борьбы Мая 68-го – от кружков и сражений на баррикадах. «Я жила, как в изгнании, ничем не отличаясь от Луизы Мишель в Новой Каледонии. Я наизусть знала расписание всех поездов, направляющихся в Париж. У меня был конверт с приличной суммой денег, чтобы я могла купить обратный билет. Никогда в жизни я не взяла бы оттуда ни одного су».
Чтобы держать удар, парижанки вырабатывают местечковые рефлексы, что свидетельствует об их ностальгической привязанности, которой позавидовала бы любая Бретонка, к тому месту, где живут. И даже если квартал, где они обитают, далеко не самый лучший, с однотипными, безликими домами и бездушными улицами, зажатыми между перефериком и бульварами Марешо, в нем всегда найдется цыпочка, которая будет с жаром отстаивать «квартальные обычаи». Местная булочница, официант в бистро, у которого всегда наготове ласковое слово для вашего младшенького, когда по средам вы приходите поесть колбасок, жаренных на гриле, киоскер, торгующий газетами, аптекарша, готовая в любую минуту прийти вам на помощь, дворники – это все хорошо знакомые персонажи, приветливые и добродушные, поддерживающие в вас уверенность в завтрашнем дне.
Париж – это скопление «деревень», чередование разных укладов и способов существования.
Те, кому повезло больше остальных, живут в настоящих деревнях в самом центре Парижа, которые представляют собой анахронические микрокварталы, иногда возведенные на месте бывших карьеров, и которым удалось избежать реконструкций, проведенных когда-то бароном Османом, а в наши дни – застройщиками. Здесь мощенные булыжником улочки, обсаженные деревьями, двухэтажные особняки с садиками и дворами – в прежние времена они принадлежали ремесленникам и рабочим – и даже иногда встречаются площадки для игры в шары. Бют-о-Кай, зажатый между Чайнатауном и современными башнями в XIII округе; Сите Флораль, площадь аббата Энок, также расположенная в XIII округе; холм Бержейр, возвышающийся над парком Бют-Шомон и резиденцией французской коммунистической партии; площадь Колонель-Фабьен; Кампань – парижская деревня – и Сен-Блез; порт Баньоле в ХХ округе; и квартал Музайя, расположенный в нескольких шагах от переферика и высоченных зданий на площади Фет в XIX округе.
Даже жители XV округа утверждают, что любят свой район. Хотя, скорее, это антиквартал. За исключением нескольких уголков, окружающих улицы Камбронн, дю Коммерс, Конвансьон, и некоторых мест вокруг VII округа, это безликое городское пространство однообразной застройки. Злые языки даже говорят, что это и вовсе не Париж. И это правда, что самый большой округ Парижа не является ни буржуазным, ни богемным. Это квартал мастерских обойщиков и декораторов с невзрачными входами и пыльными витринами, за которыми дремлют коты, а институты красоты здесь имеют такой вид, будто вышли из фильмов 80-х годов Жозиан Баласко. [34] Это квартал, над которым не властно время.
Когда у парижанок выдается несколько свободных минут, они, забыв обо всем на свете, отправляются побродить по улицам (уверяем вас, это случается не часто), по-новому открывая для себя очарование их города: дворики позади Бастилии, частные аллеи, знаменитые виллы XVI округа, панорамные виды Парижа, открывающиеся с высоты улицы Анвьерж в Бельвиле или из проулка Симон-де-Бовуар, расположенного напротив библиотеки «Франсуа-Миттеран».
В Париже возникают новые формы городского братства. Много гражданских инициатив родилось именно здесь. В XVII округе появился, распространившись сначала по столице, а затем и по всей стране, Праздник соседей. Сайт Peuplade («поселенцы, жители») также появился в XVII округе в 2003 г. в квартале Эпинетт. Его цель – дать возможность людям общаться, обмениваться полезными адресами, сведениями и услугами и оказать при необходимости помощь друг другу. Благодаря сайту у Француазы, разведенной женщины и матери семилетней дочери, появилось множество знакомых, с которыми она ездит отдыхать в отпуск или проводит выходные.
