Сочинения в стихах и прозе

Учёный Усурум недавно отыскал
Предревний манускрипт на языке еврейском,
И в оном начитал,
Что при царе халдейском,
Не знает точно при каком,
Жил был халдей Салваназарадом. – 
Не столь о языке французском мы радеем,
Как к скотскому он прилежал
И так в нём успевал,
Что говорил с ослом, как будто бы с халдеем.
Кто где, а наш мудрец всё со зверьми:
С скотами для него жить лучше, чем с людьми.
Лишь только рассветёт, уж он спешит в зверинец
И зверю каждому несёт с собой гостинец:
Иному сена пук, другому мяса кус.
Встречают все его; и заяц тут не трус;
К халдею лев, тигр даже льстится!
Один осёл косится:
Не хочет разделиться
С козлом гостинцем пополам:
«Меня равнять козлам!
Нет, брат, хоть я теперь жую траву с скотами,
Но прежде с господами
Я кушал за одним столом:
Был в жизни человек, по смерти стал ослом!
Я шляхтич Гурнгарндрас: не смей шутить со мною,
Иль формою суда разведаюсь с тобою!» – 
«Как жалко мне, – вскричал с насмешкою халдей, –
Что прежде не имел ты длинных сих ушей.
Для шляхтича они великая прикраса;
Знавал я Гурнгарндраса;
Всем такать, всех лизать,
Спину̀ пред всяким изгибать,
Его то было дело:
Кто подл, на счастье тот всегда надейся смело!»
Халдеев сей ответ понравился козлу,
Он гордо подошёл к ослу,
Так заблея̀л, тряся во гневе бородою:
«Мне низко говорить со шляхтою такою:
Я прежде был паша, тот дивный Беккоккос,*
Чей в свете славился огромностию нос.
В серале целый век, как в масле сыр катался,*
И с Хрюхряхрюсом лишь в богатстве не равнялся». – 
«Да, – хрюкнул боров вдруг, – имел я с миллион!» –
«А пользы от того?» – спросил сердито слон. 
«Та польза, что всегда я быль ужасно тучен!» –
«Да стал ли чрез тебя другой благополучен?» –
«Немного, слон, теперь найдёшь глупцов таких,
Чтоб думали и о других:
Свет нынешний наполнен мудрецами…» –
«Которы, – слон взревел, затопавши ногами, –
Достойны быть, как ты, свинья̀ми!» – 
«Да ты нам не указ! – прикрикнула лиса: –
В науке жить с людьми не знал ты ни аза,
Хотя великим ты министром слыл халдейским; – 
Вот я-то мудрецом могу почесться светским.
Ласкаючись ко всем с умильнейшим лицом,
Казалась другом всем и всем была врагом,
Достоинства людей мешками измеряла,
Для пользы и ослов хвалами осыпала,
И в силе через то у знатных я была:
С тобою, грубый слон, лишь сладить не могла!
Но вашей братии немного ведь в столице,
Так нечего о вас заботиться лисице». 
Халдей,
Мохнатых слушая людей,
Дивился –
И порознь каждого он расспросить решился,
В каком кто звании при жизни состоял?
«Я был судья, – медведь сказал, –
И кожу не одну с невинности содрал!» –
«Я назывался Ворворвором. 
И ты был не судьёй, а сущим живодёром!» – 
Рычал великодушный лев,
Сверкая взорами, разинув страшный зев. 
«Я протестуюся! – вскричала россомаха: –
Смотрите! судия смердит уже от страха;
Поступком сицевым* обижена и я,
Понеже в должности была секретаря;
Лев будет под судом по моему прошенью,
И карачун дадим всему его именью!» –
«А ты, волк, чем служил?» –
Халдей у бирюка спросил.
«Я то ж, как и медведь, присяжный кож сдиратель – 
В Палате председатель». –
«А ты, барсук?» –
«Я также был приказный крюк;
Но не лупил людей, как будто бы скотину,
А скромно продавал законы по алтыну». –
«Ну, ты, олень, скажи, кто прежде был таков?» –
«Я был охотник Люблюпсов:
В отъезжем поле мать когда зверей травила,
Верхом меня родила;
И мой отец охоту так любил,
Что в псарне с гончими и спал, и ел, и пил.
Я также, будучи их одарён геройством,
Не славе жертвовал, но дичине спокойством!» –
«А ваша честь, кто вы, сурок?» –
«Разбойничек, то есть, картёжный я игрок!
Тузом и двойкою я нажил капиталец!» –
«А ты, слепой красавец,
Кто ты, угрюмый крот?» –
«Я всё: законник, волхв, философ, звездочёт,
И словом: в форме я учёный первоклассный!
Все мыши и кроты согласны,
Что я был чудо-человек:
Хоть здраво ни о чём не мыслил весь мой век,
Но умер, погружён премудрости в пучине;
В навозе рылся я, в навозе роюсь ныне!» – 
«А ты, почтенный господин,
Благочестивый кот, какой имел ты чин?» –
«Я человек не светский, но духовный,
По милости Творца, был жрец верховный;
Был образ кротости, смирения пример,
Свят духом, но притом халдейский кавалер.
Духовную мою трапѐзу составляло:
Млеко̀, сыр, масло, сало,
О стаде пекся я по долгу пастухов,
Но я терпеть не мог мышей-еретиков!» –
«А ты что скажешь нам, баран?» –
«О! я, суда̀рь, из столбовых дворян.