Отчим. Куколка для Монстра

Мать удивила потом. Сильно удивила.
Я отработала свою партию хорошо, конечно, были небольшие помарки, от укоризненного взгляда Симоны было не спрятаться. По мимике, по тому, как слегка приподнималась ее левая бровь, и губы сливались в одну линию, было видно, что она чем-то недовольна. Впрочем, это было ее обычное состояние.
Симона Марковна требовала от всех нас выкладываться на пределе своих возможностей. На каждом уроке выжимала последние соки, закаляя хрупких тонких девочек и мальчиков, как горячую сталь, раскаляя докрасна, а потом окуная в ледяную воду.
Воспитывая оловянных солдатиков, безупречных, совершенных куколок-балерин, что по одному движению ручки и поворотному механизму на шкатулке должны танцевать и радовать. Но в то же время твердила о том, что мы должны быть индивидуальны, что в каждом взмахе руки и повороте головы должна быть чувственность, душа, характер.
Не все пойдут в эту профессию, но все о ней мечтают. Мест хватит не для каждого, а те места, которые есть, достанутся самым трудолюбивым. Самым достойным, упорным, готовым пойти на самоотречение ради сцены, ослепительного света софитов и взрывов аплодисментов.
Когда во время тех самых аплодисментов и поклона на сцену вынесли огромную корзину багрово-красных роз, удивились, кажется, все, кроме меня. Я решила, что это цветы Симоне, нашему балетмейстеру и педагогу по хореографии или директрисе от каких-нибудь богатых спонсоров.
Оказалось, что они для меня.
За кулисами долго не могла отдышаться, мелкими глотками пила воду из бутылки. Афанасьева прошла мимо, нарочно задев плечом, Авдеев дернул ее за руку и крикнул в спину, что она сучка.
– Ты как, нормально?
– Да, хорошо все.
– Ты молодец, Вита, мне понравилось.
– Из твоих уст это звучит как что-то неприличное. Но спасибо, было круто, и ты, Авдеев, тоже молодец.
Костя неплохой парень, с ним приятно общаться, когда его заносчивой подружки нет на горизонте.
– Туманова, я не собираюсь таскать за тебя этот веник. И я тебя предупредила, я всех предупреждаю: чтобы никаких мужиков в академии! А тот мужик, который принес сюда эти цветы, явно не из бедных.
Мария Кирилловна поставила у ног корзину, начала отчитывать и грозить отчислением, а я понятия не имела, от кого мог быть этот букет.
– Он для меня?
– Оказалось, что да, дядечка один шепнул на ухо, кому передать.
– Вам шепнул? Кто?
– Мне откуда знать – кто? Это я должна у тебя спросить. И я тебя предупредила: если узнаю, если что-то пикантное и порочащее академию всплывет наружу, ты первая полетишь отсюда к чертям.
Директриса убежала, оставив нас с Авдеевым рассматривать розы.
– Да ты крутая, Туманова, реально от поклонника?
– Нет, я не знаю. У меня нет поклонников.
– Такие букеты дарят за талант. Завидую. Помочь донести?
– Может, тут его оставить? Я правда не знаю, от кого он.
– Виталина!
По спине пробежал холодок, резко обернулась на голос, встретившись взглядом с миниатюрной брюнеткой в светлом брючном костюме и с норковой шубой на плечах.
– Мама?
– Ну я же просила называть меня просто Инна. Иди же ко мне, обнимемся. Какая же ты стала красавица, а танцевала просто восхитительно!
Мать кидается на шею, от приторно-сладкого парфюма становится нечем дышать. Обнимает, Авдеев многозначительно заводит глаза под лоб, кивает в знак того, что ему нужно идти, берет корзину с розами.
– Ты что здесь делаешь?
– Как что? Прилетела посмотреть, как моя прелестная дочь танцует главную партию – и делает это великолепно!
– А если серьезно?
Мать отошла на шаг, поправляя одновременно прическу и шубу на плечах. Для кого-то было нормально видеть своих родителей на Рождественском концерте, это нормально, но только не для меня. Последний раз мы виделись чуть больше года назад, мать была занята чем-то более важным, чем выступление ребенка, но звонила первого числа, поздравляла с днем рождения и ни слова не сказала, что приедет.
– Вита, ты не рада?
Не знаю, как выразить ей свои эмоции. Рада ли я? Мне все равно, давно уже все равно на то, приедет она или нет. За семь лет в академии я привыкла к тому, что у меня нет матери. Что у меня вообще никого нет.
 
– Ну чего ты такая хмурая? Давай, иди переодевайся, через два часа у нас ужин, столик в «Пармезане» заказан, у меня для тебя сюрприз. Я позвоню, за тобой приедет машина, и с Марией Кирилловной я договорилась.
Не люблю сюрпризы.
– Я не голодна.
Мать поджимает губы, в глазах недовольство, а у меня даже язык не поворачивается назвать ее матерью. Со стороны она казалась моей старшей сестрой – молодая, яркая женщина, на лице ни одной морщинки, все подтянуто и затянуто. Полные губы, выпирающие скулы, ярко-синие глаза. Она нервничала, это было заметно, а вот почему – было непонятно.
– Не спорь со мной, в кои веки я приехала, ты моя дочь, мы семья, мы должны быть вместе. Два часа, надень что-то не слишком вызывающее, это приличный ресторан. Я позвоню.
Инна исчезла так же внезапно, как и появилась, оставив меня с плохим предчувствием и разными нехорошими мыслями.
И вот я сижу за столом «приличного» ресторана, ковыряюсь в рыбе, мы кого-то ждем. Тот самый сюрприз и новость, о которой мать хочет мне рассказать. Не представляю, чем она может меня удивить, ее новые титьки я вижу, но незамеченным не осталось обручальное кольцо с огромным камнем на безымянном пальце.
– А вот и он. Дима, почему так долго?
Наблюдаю, как мать капризно надувает губы, как при этом вскакивает, кидается на шею мужчине, тот позволяет ей это сделать, но сам не выражает никаких эмоций.
– Ты снова задаешь лишние вопросы, зная о том, что я их не люблю.
Ответ порадовал, я даже улыбнулась, но улыбка тут же исчезла с моего лица, плечи напряглись, по спине прошел холодок. Когда мужчина сел на свое место и небрежно откинул салфетку в сторону, посмотрел на меня, стало не хватать воздуха.
Брюнет, его можно было назвать красивым. В тусклом освещении казалось, что у него черные глаза. Густые брови, четкие черты лица, прямой нос, темная щетина, цепкий внимательный взгляд, в нем есть что-то дьявольское, что-то темное, нехорошее.
На широких плечах безупречно сидит пиджак, светлая рубашка, две верхние пуговицы расстегнуты, слегка загорелая кожа. Он молчит, откидывается на спинку стула, продолжая смотреть только на меня. Хочется встать и уйти, вызвать такси, уехать в академию, а лучше перемотать этот день – нет, неделю – назад и не соглашаться на партию Джульетты.
Изучает, медленно стуча указательным пальцем по скатерти, на манжете бриллиантом сверкает запонка, а на крупной кисти татуировка. Странный тип и опасный. Физически чувствую, как его взгляд скользит по лицу, задерживается на губах, потом на шее, груди. Из-за щетины не могу понять, сколько ему лет, около сорока, наверное.
– Ну вот, теперь мы все в сборе. Как одна семья. Виталина, познакомься, это Дмитрий, Дмитрий Горн, мой муж, – мать аккуратно кладет свою ладонь на руку мужчины, улыбается, она счастлива и влюблена. – Дима, это Виталина, моя дочь.
 
Глава 3
 
Теоретически я предполагала, что моя мать когда-нибудь снова выйдет замуж. Она еще молодая, здоровая женщина, ей незачем носить всю жизнь черный платок вдовы.
Но новость немного шокировала.
Может быть, я просто не была к ней готова и считала, что прошло слишком мало времени? Но нет, времени после гибели отца прошло достаточно. Восемь лет – немаленький срок. Пора уже ей было над этим задуматься, и как раньше не вышла, странно даже? Она имеет на это полное право.
Но мужчина пугал.
От него шел холод, он пробирался в самую душу, впитываясь через кончики пальцев, проникая все глубже по капиллярам и дальше, до самого сердца, окутывая морозом.
Но в то же время стоило посмотреть ему в глаза, как лицо обдавало жаром.
Мужчина не произнес ни слова за то время, что мать доносила до меня фантастическую новость, что вышла замуж, представляла нас друг другу. Говорила что-то еще, улыбалась, не убирая своей ладони с крупным бриллиантом на безымянном пальце с руки своего мужа.