Айвенго (с иллюстрациями)
— Слышишь ты это, Ательстан? — сказал Седрик. — Укрепимся духом
для последнего нашего подвига, ибо лучше умереть как подобает мужчинам, нежели жить в неволе.
глава xxvi
257
— Я готов, — сказал Ательстан, — выдержать все, что может придумать
их злоба, и пойду на смерть так же спокойно, как пошел бы обедать.
— Так приступим к святому таинству, отец мой, — сказал Седрик.
— Погоди минутку, дядюшка, — сказал шут своим обыкновенным голосом, — что это ты больно скоро собрался? Лучше осмотрись хорошенько, прежде чем прыгать во тьму кромешную.
— Право, — сказал Седрик, — его голос мне знаком.
— То голос вашего верного раба и шута, — отвечал Вамба, сбрасывая с головы капюшон. — Если бы вы раньше послушались моего дурацкого совета, вы бы сюда не попали. Последуйте же хоть теперь совету дурака, и вы недолго
тут останетесь.
— То есть как же это, плут? — спросил Седрик.
— А вот как, — отвечал Вамба. — Надевай эту рясу и веревку — только
в них ведь и заключается мой священный сан — и преспокойно уходи из замка, а мне оставь свой плащ и пояс, чтобы я мог занять твое место и прыгнуть
за тебя, куда придется.
— Тебе занять мое место? — сказал Седрик, удивленный таким предложением. — Но ведь они тебя повесят, бедный мой дурень!
— Пусть делают что хотят, там — как Богу угодно, — отвечал Вамба.
— Я надеюсь, что Вамба, сын Безмозглого, может висеть на цепи так же
важно, как цепь висела на шее у его предка олдермена.
— Ну, Вамба, я согласен принять твое предложение, только с одним
условием, — сказал Седрик. — Поменяйся платьем не со мной, а с лордом
Ательстаном.
— Э нет, клянусь святым Дунстаном, — отвечал Вамба, — это для меня
не подходит! Сын Безмозглого согласен пострадать, спасая жизнь сыну Херварда, но какая же мне корысть помирать из-за человека, отец которого не был
знаком с моим отцом?
— Негодяй, — сказал Седрик, — предки Ательстана были владыками
Англии!
— Мне все равно, кем бы они ни были, — возразил Вамба, — но я не желаю, чтобы мне свернули голову ради его предков. А потому, мой добрый хозяин, со-глашайтесь скорее на мое предложение либо позвольте мне уйти из этой башни.
— Предоставь старому дереву засохнуть, — продолжал Седрик, — лишь
бы сохранилась в целости краса всего леса! Спаси благородного Ательстана, мой верный Вамба. Каждый, в ком течет саксонская кровь, обязан это сделать.
Мы с тобой вместе отдадим себя в жертву ярости жестоких притеснителей.
А он, освободившись из плена, пробудит дух мести в наших соплеменниках
и отплатит за нее врагам.
— Ну нет, батюшка, — сказал Ательстан, пожимая ему руку. Каждый раз, когда какие-либо крайние обстоятельства расшевеливали его мысль и деятельность, чувства его и деяния были достойны его высокого происхождения. — Нет, — повторил он. — Я скорее соглашусь целую неделю просидеть
258
айвенго
в этом зале на хлебе и воде, чем воспользуюсь возможностью спастись, которую придумала преданность слуги для его хозяина.
— Вот вы называетесь умными людьми, господа, — сказал шут, — а я слыву дураком. Однако, дядюшка Седрик и братец Ательстан, дурак-то и вынесет
решение и тем положит конец всем вашим спорам. Я все равно что Джонова
кобыла, которая никому не дает на себя садиться, кроме Джона. Я пришел
затем, чтобы спасти своего хозяина. Если он откажется от моей помощи —
ну что же, уйду домой, и дело с концом. Преданность нельзя перебрасывать
из одних рук в другие, как кольцо или шар в игре. Я согласен болтаться в петле, но не иначе, как вместо моего родового властелина.
— Уходите, благородный Седрик, — сказал Ательстан, — не упускайте такого случая. Ваше присутствие там, вне стен этого замка, воодушевит наших
друзей и ускорит наше спасение, а если вы останетесь здесь, все мы пропали.
— А разве там, за стенами, есть надежда на выручку? — спросил Седрик, взглянув на шута.
— И еще какая надежда! — воскликнул Вамба. — Да будет вам известно, что, натянув мой балахон, вы одеваетесь в мундир полководца. Пятьсот человек собралось под стенами этого замка, и сегодня я был одним из
главных предводителей. Моя дурацкая шапка сошла за каску, а погремушка
— за маршальский жезл. Вот увидим, много ли они выиграют, сменив дурака на умного человека. Право, я боюсь, как бы они, разжившись прему-дростью, не потеряли храбрости. Итак, прощай, хозяин, будь милостивее
к бедному Гурту и сжалься над его собакой Фангсом, а мой колпак повесь
на стену в Ротервуде, в память того, что я отдал свою жизнь за хозяина как
верный… дурак.
Последнее слово он произнес как-то двусмысленно — не то серьезно, не то в шутку. Слезы выступили на глазах у Седрика.
— Память о тебе будет жить, — сказал он, — пока верность и любовь будут в чести в этом мире. Если бы я не думал, что найду средства спасти Ровену
и тебя, Ательстан, да и тебя тоже, мой бедный Вамба, я бы не дал уговорить
себя на такое дело.
Они переоделись, но тут у Седрика возникло новое затруднение.
— Я никаких языков не знаю, кроме своего родного наречия да нескольких фраз по-норманнски; как же я буду выдавать себя за настоящего монаха?
— Вся штука в двух словах, — сказал Вамба. — Что бы ни говорили тебе, отвечай: «Pax vobiscum!». При встрече или прощаясь, благословляя или проклиная, повторяй: «Pax vobiscum!» — и все тут. Для монаха эти словечки так
же необходимы, как помело для ведьмы или палочка для фокусника. Произноси только низким голосом и с важностью: «Pax vobiscum!» — и против
этого никто не устоит. Стража ли, привратник, рыцарь или оруженосец, пе-ший или конный — безразлично: эти слова на всех действуют, как заклинание.
Если меня завтра поведут вешать (что еще очень сомнительно), я непременно
испытаю силу этих слов на палаче.
глава xxvi
259
— Коли так, — сказал Седрик, — я мигом превращусь в монаха. Pax vobiscum! Надеюсь, что запомню этот пароль. Благородный Ательстан, прощай… Прощай и ты, мой бедняга. Сердце у тебя такое, что стоит любой здо-ровой головы. Я вас выручу либо возвращусь и умру вместе с вами. Держав-ная кровь саксонских королей не прольется, пока моя собственная кровь еще
течет в жилах. Не дам волосу упасть с твоей головы, мой добрый слуга, риско-вавший своей жизнью, чтобы спасти хозяина, хотя бы пришлось ради этого
пожертвовать своей жизнью. Прощай.
— Прощайте, благородный Седрик! — сказал Ательстан. — Помните, что
монахи никогда не отказываются закусить, если им предложат подкрепить силы.
— Прощай, дядюшка! — прибавил Вамба. — Не забывай: pax vobiscum.
С такими напутствиями Седрик отправился в путь. Ему очень скоро пришлось испробовать силу магических слов, которым научил его шут. Пробираясь низким сводчатым коридором к большому залу, он вдруг увидел перед
собой женскую фигуру.
— Pax vobiscum! — сказал мнимый монах, пытаясь поскорее пройти мимо.
— Et vobis pater reverendissime! 1 — ответил ему нежный женский голос.
— Я немножко глух, — отвечал Седрик по-саксонски и проворчал себе
под нос: — Черт бы побрал дурака и его pax vobiscum! В первый раз выстрелил — и сразу же промахнулся.
Однако в те времена довольно часто случалось, что духовные лица плохо
разумели по-латыни, и собеседница Седрика отлично знала это.
— Прошу вас, преподобный отец, — продолжала она уже по-саксонски, —
будьте милосердны, навестите раненого пленника и преподайте ему утешение.
За это доброе дело ваш монастырь получит щедрое подаяние, какого еще никогда не получал.
— Дочь моя, — отвечал Седрик в великом смущении, — мне нельзя
оставаться в этом замке и терять время на исполнение обычных моих обязанностей. Я должен уйти как можно скорее. Жизнь и смерть многих зависит от этого.
— Отец мой, молю вас во имя обетов, которые вы на себя приняли, не по-киньте несчастного, не откажите ему в своих советах и помощи! — продолжала просительница.