Влюбленная в тебя
– Да. – Майк указал на нижний уровень в центре. – Здесь был обеденный зал! А в задней комнате он гнал хлебный спирт, который потом украдкой продавал.
– И его ни разу не поймали? – спросила Мэдди, снова озираясь.
Майк расплылся в улыбке:
– К счастью, ни разу. – Он едва сдержался, чтобы не прижать Мэдди к стене и не задушить поцелуями.
Однако оба знали: она, Мэдди, пришла сюда лишь для того, чтобы сделать несколько фотографий. Поэтому Майк удивился, заметив, что Мэдди ужасно нервничала. Он-то думал, она будет рада… Он ведь предложил то, чего она хотела. Но Мэдди, казалось, вот-вот упадет в обморок.
– В те дни наш городок был слишком маленьким и незначительным, а прадедушку все любили. Когда же «сухой закон» отменили, он перестроил здесь почти все. С тех пор это место оставалось таким, как сейчас. За исключением текущего ремонта и необходимых усовершенствований. – Добавив немного вермута, Майк накрыл шейкер крышкой. – Мой дед превратил вон то пространство в танцплощадку, а отец поставил бильярдные столы. – Он встряхнул шейкер с джином и вермутом и добавил: – И я решил оставить все как есть.
Майк выставил на стойку два замороженных бокала для мартини. Добавил несколько оливок на зубочистках и стал разливать коктейль, одновременно поглядывая на Мэдди.
Она молчала, и он вновь заговорил:
– Я вкладывал все деньги и силы в «Морт». На следующей неделе мы с моим приятелем Стивом встречаемся с инвесторами. Обсудим возможность начать новый бизнес – вертолетное сообщение в наших краях. Возможно, это – золотая жила. Я знаю, как вести дела в баре, но мне ужасно хочется чего-то нового. Потому что иногда начинает казаться, что я топчусь на одном месте. – Он подтолкнул бокал с мартини в сторону Мэдди. Интересно, слушала ли она его?
Ее пальцы тронули ножку бокала.
– Почему тебе кажется, что ты топчешься на месте?
Значит, все-таки слушала.
– Не знаю. Может быть, потому, что в детстве мне не терпелось убраться отсюда подальше. – Вытащив зубочистку из своего бокала, он надкусил оливку. – Но тем не менее я здесь.
– Потому что здесь – твоя семья. А вот у меня нет семьи. Ну… кроме двоюродных братьев и сестер, которых я видела лишь мельком. Будь у меня сестра или брат, мне бы захотелось жить рядом с ними. По крайней мере, мне так кажется.
Майк знал, что мать Мэдди умерла, когда она была совсем маленькой.
– Где твой отец?
– Не знаю. Я никогда его не видела. – Она помешивала свой мартини зубочисткой с насаженными на нее оливками. – Откуда ты знаешь, что именно я пью?
Майк задумался: не сменила ли она тему намеренно?
– Я знаю все твои тайны. – Мэдди смутилась, и Майк рассмеялся. – Просто я запомнил, что ты пила в тот вечер, когда я тебя увидел.
Он обошел барную стойку и сел возле Мэдди. Она повернулась к нему, и Майк поставил ногу между ее ногами. На ней была черная юбка, и его колено чуть приподняло материю.
– Правда? – Мэдди взяла свой бокал и внимательно посмотрела на Майка. Затем принялась тянуть коктейль будто воду. Если переберет, ему придется везти ее домой. Что, кстати, очень неплохо.
– Скажи, ты помнишь еще что-нибудь, кроме предложения Дарлы продемонстрировать тебе свою голую задницу? – спросила Мэдди, облизнув нижнюю губу.
– Я помню, что в тот вечер ты тоже была шикарная штучка. – Он взял ее за руку. – Я тогда все думал: как бы мне поцеловать тебя?
– Но в конце концов поцеловал, ведь так же?
– Да, в конце концов поцеловал. – Он заглянул ей в глаза. – Поэтому теперь я думаю обо всех тех местечках, которые еще не успел поцеловать.
Мэдди поставила бокал на стойку.
– Ты замечательно делаешь коктейли, Майк.
– Я многое делаю замечательно.
– Особенно если нужно сказать правильные слова, для того чтобы заставить женщину поверить, что ты говоришь искренне.
Он отпустил ее руку.
– Ты думаешь, что я говорю не всерьез?
Мэдди схватила камеру и крутанулась на своем стуле. Майк убрал ногу, и она встала.
– Я не сомневаюсь, что ты это всерьез. – Она повернулась к нему спиной и подняла камеру повыше. – Каждый раз, когда ты говоришь с женщиной, ты говоришь всерьез.
Взяв свой бокал, Майк проговорил:
– Ты думаешь, что я говорю так со всеми женщинами?
Мэдди навела на фокус и спустила затвор – снимок пустых столов. Полыхнула вспышка, и она ответила:
– Да, разумеется.
Укол был болезненным – особенно потому, что это не соответствовало действительности.
– Ну, дорогая, ты себя недооцениваешь.
– Я очень даже знаю себе цену.
Снова щелчок и вспышка, после чего Мэдди сказала:
– Но я знаю, как устроен мир.
Майк сделал глоток, и прохладный джин огненной дорожкой пробежал по горлу, проникая туда, где уже копилось что-то похожее на раздражение.
– Тогда расскажи, что именно ты знаешь?
– Я знаю, что я – не единственная женщина, с которой ты проводишь время. – Опустив камеру, Мэдди пошла в дальний угол бара.
– Ты единственная женщина, с которой я в данный момент встречаюсь.
– В данный момент. А потом двинешься дальше. Уверена, незаменимых среди нас нет.
Тут снова последовал щелчок, а затем – вспышка.
– Не думал, что у тебя с этим проблема. – Майк отошел в темный угол и прислонился к музыкальному автомату.
– У меня нет проблем. Просто я сказала, что уверена: в темноте мы все одинаковы.
Она уже начинала его злить, но у него было ощущение, что в чем-то Мэдди была права. Интересно, черт возьми, почему он так отчаянно хотел увидеть эту женщину? Она, конечно же, поверила сплетням о нем. Но почему это его обидело? Она не возражала против того, чтобы он встречался с другими, – и это, черт возьми, его тоже задевало. А может, так и надо? Может быть, надо выбросить ее из головы и позвонить другой? Но беда заключалась в том, что никому звонить не хотелось, и это сбивало с толку и еще больше раздражало.
Когда Мэдди сделала несколько снимков пола перед барной стойкой – в нескольких ракурсах, – Майк заявил:
– Тут ты ошибаешься. Не все женщины в темноте одинаковы.
Она взглянула на него. Майк хотел ее обидеть, но Мэдди, что было для нее типично, повела себя не так, как другие женщины. Пожав плечами, она спросила:
– Ты пытаешься свести меня с ума?
– Это было бы неплохо. Ведь ты пытаешься свести с ума меня.
Подумав немного, Мэдди вдруг призналась:
– Ты прав.
– Почему ты так решила?
– Я ничего не решила. Просто не хочу думать о том, что делаю. – Мэдди пошла в конец стойки и уставилась на коврики на полу. Сделала несколько снимков и опустила камеру. Потом очень тихо – так что Майк едва услышал – сказала: – Я не думала, что будет так тяжело.
Он замер, затаил дыхание. А Мэдди вновь заговорила:
– Тот же самый бар, те же самые зеркала… Те же лампы и старая касса… – Она ухватилась за стойку бара. – Не хватает только крови и трупов.
Майк подошел к ней и поставил свой бокал на стойку. Было что-то странное в ее голосе, когда она продолжала:
– Она умерла здесь! Как ты можешь это выносить?
Он обнял ее за плечи.
– Я больше об этом не думаю.
Обернувшись, Мэдди посмотрела на него огромными грустными глазами.
– Как это возможно? Твоя мать убила твоего отца прямо на верхней ступеньке…
– Этот бар – всего лишь место трагедии. Четыре стены и крыша. К тому же все это случилось очень давно. Поверь, я уже много лет об этом не думаю.
– А я думаю. – Закусив губу, Мэдди отвернулась, чтобы утереть слезы.
Раньше, до Мэдди, Майку не доводилось встречаться с писательницами. Но ему показалось, что для женщины, которая писала книгу о людях, которых даже не знала, она была сейчас слишком уж эмоциональна.
– Да, это оказалось гораздо тяжелее, чем я предполагала. Для моих книг я обычно не беру собственные фотографии. Но тут почему-то подумала, что смогла бы это сделать.
Может, она слишком глубоко погружалась в подробности преступления? Может, ей хотелось их прочувствовать, чтобы описать все так, как было? Откуда ему знать, черт возьми. Он вообще редко читал книги.