Кровь и мёд

Выразительный взгляд Лу ясно говорил о том, кто, по ее мнению, сделал это.
– Уйди. – Я оттолкнул противоестественное создание локтем. – Брысь.
Матагот моргнул, глядя на меня зловещими янтарными глазами. Когда я вздохнул, уступая, он свернулся клубком возле меня и заснул.
Абсалон. Я погладил его по спине пальцем и с досадой услышал, как тот заурчал. Измученная тревогами душа? Нет, это не обо мне.
Я снова уставился на деревья, зная, что никто не поверит в это.
Затерявшись в пучине мыслей, я не заметил, как несколько мгновений спустя зашевелилась Лу. Она приподнялась на локте, щекоча мне волосами лицо, и склонилась надо мной. Ее голос был тихим, мягким после сна, сладким от вина.
– Ты не спишь.
– Да.
Она вгляделась мне в глаза – с сомнением, с тревогой, – и почему-то к горлу у меня подкатил ком. Лу хотела что-то сказать, спросить, но я перебил ее. Произнес первое, что пришло на ум:
– Что стало с твоей матерью?
Лу моргнула.
– О чем ты?
– Она всегда была такой?..
Вздохнув, Лу опустила подбородок мне на грудь. Покрутила перламутровое кольцо на пальце.
– Нет. Не знаю. Может ли человек родиться злым?
Я покачал головой.
– Вот и я так не думаю. Мне кажется, она заплутала где-то по пути. Это несложно, когда дело касается колдовства.
Я тут же напрягся, и Лу посмотрела на меня.
– На самом деле все не так, как тебе кажется. Магия не… В общем, с ней все ровно так же, как и с чем угодно. Когда хорошего слишком много – это уже плохо. Это может вызвать зависимость. Моя мать… полагаю, она очень любила власть. – Лу хохотнула. Смешок вышел безрадостным, горьким. – А когда для человека абсолютно все – вопрос жизни и смерти, ставки куда выше. Чем больше мы приобретаем, тем больше и теряем.
«Чем больше мы приобретаем, тем больше и теряем».
– Понимаю, – сказал я, хоть и не понимал. Ничто в этом мировоззрении не было мне близко. Зачем вообще заниматься колдовством, рискуя утратить свою суть?
Словно ощутив мое отвращение, Лу снова приподнялась, чтобы лучше меня видеть.
– Это дар, Рид. Ты еще столько всего не видел. Магия – прекрасна, необузданна, свободна. Я понимаю твою неприязнь, но вечно скрываться от магии ты не сможешь. Это часть тебя.
Я не нашелся что ответить. Слова застряли в горле.
– Ты готов поговорить о том, что случилось? – спросила Лу тихо. Я провел пальцами меж ее волос и коснулся губами ее лба.
– Не сегодня.
– Рид…
– Завтра.
Лу тяжело вздохнула, но, к счастью, продолжать расспросы не стала. Она почесала Абсалона за ушами и снова легла. Вместе мы посмотрели наверх, на клочки неба, что виднелись сквозь кроны. Я вновь погрузился в осторожное, пустое безмолвие своих мыслей.
Часы или мгновения спустя Лу заговорила снова.
– Как думаешь… – Ее тихий голос резким рывком вернул меня в настоящее. – Похороны будут?
– Да.
Я не стал спрашивать, о чьих именно похоронах она говорит. И без того было ясно.
– Даже после всего, что случилось?
«Прекрасная ведьма под ложной личиной во грех вовлекла его, ныне мужчину». Сердце у меня болезненно кольнуло воспоминанием о спектакле Древних сестер. О светловолосой рассказчице, лет тринадцати-четырнадцати, не более, – самой дьяволице под личиной девы. Она казалась такой невинной, когда выносила нам приговор. Походила почти что на ангела.
«Ведьма весть принесла, вновь его посетя – от союза их вскоре… родилось дитя».
– Да.
– Но… он ведь был моим отцом.
Лу тяжело сглотнула, и я повернулся к ней и обнял за шею. Прижал ближе к себе, ощущая, что чувства вот-вот нахлынут и задушат меня. В отчаянии я попытался отступить в крепость, которую воздвиг в своей душе, попытался укрыться в ее благословенно пустых глубинах. – Он вступил в связь с ведьмой. С самой Госпожой Ведьм. Быть не может, что после такого король будет проводить торжественные обряды в его честь.
– Никто не сумеет ничего доказать. Король Огюст не станет осуждать мертвеца по слову ведьмы.
Слово вырвалось прежде, чем я успел сдержаться. «Мертвеца». Я стиснул Лу крепче, а она коснулась моей щеки – не пытаясь заставить меня посмотреть на нее, а просто чтобы ко мне притронуться. Чтобы связать нас воедино. Я прильнул щекой к ее ладони.
 
Долгое мгновение Лу смотрела на меня, касаясь бесконечно ласково, бесконечно терпеливо.
– Рид, – сказала она наконец. Серьезно и выжидательно.
Я не мог на нее смотреть. Не мог вынести любви в ее глазах, таких знакомых мне. В его глазах. Даже если Лу пока этого не понимала, даже если сейчас ее это не волновало, настанет день, когда она возненавидит меня за содеянное. Потому что Архиепископ был ее отцом.
И я убил его.
– Рид, посмотри на меня.
В мыслях вспыхнуло непрошеное воспоминание. О том, как мой нож вонзился ему меж ребер. Как его кровь заструилась по моему запястью. Теплая, густая, влажная. Я повернулся к Лу и увидел в ее сине-зеленых глазах твердость и решимость.
– Пожалуйста, – прошептал я. К моему стыду – и унижению, – на этом мой голос надорвался. Жар прилил к щекам. Даже я сам не знал, чего от нее хочу. Пожалуйста, не спрашивай меня об этом. Пожалуйста, не заставляй меня об этом говорить. И, наконец, сквозь боль прорезался пронзительный вой, заглушивший все остальное.
Пожалуйста, помоги мне об этом забыть.
На лице Лу промелькнула целая гамма чувств – так быстро, что я едва заметил. Затем она вздернула подбородок, и в глазах ее блеснул коварный огонек. В следующий миг Лу забралась на меня, прижав палец к моим губам. Затем облизнулась.
– Mon petit oiseau [2], в последние дни ты, похоже, несколько… подавлен. – Она наклонилась ближе, касаясь носом моего уха. Отвлекая меня. Отвечая на мою невысказанную мольбу. – Я могу тебе с этим помочь.
Абсалон возмущенно зашипел и исчез.
Когда Лу прикоснулась ко мне, задвигалась – едва ощутимо, сводя меня с ума, – кровь отхлынула от моего лица, устремившись вниз. Я закрыл глаза, стиснул зубы, чувствуя, как внутри разгорается жар, и впился пальцами в бедра Лу, прижимая ее к себе.
Позади нас кто-то тихо вздохнул во сне.
– Здесь нельзя. – Мой сдавленный шепот прозвучал в тишине слишком громко.
Лу только усмехнулась и прижалась ко мне еще крепче – всем телом, – пока мои бедра не устремились ей навстречу. Один раз. Еще. И еще. Сначала медленно, затем все быстрее. Я откинулся на холодную землю, отрывисто дыша и все так же не открывая глаз. Низкий стон подступил к горлу.
– Кто-то может увидеть.
В ответ Лу дернула меня за ремень. Я распахнул глаза и выгнулся навстречу ее прикосновению, наслаждаясь им. Наслаждаясь ею.
– Пусть, – сказала она, тоже дыша с трудом.
Кто-то кашлянул.
– Мне плевать.
– Лу…
– Ты хочешь, чтобы я остановилась?
– Нет. – Я сжал ее бедра еще крепче, быстро сел, и наши губы соприкоснулись.
Снова кашель, на этот раз уже громче. Я почти не обратил на него внимания. Чувствуя, как Лу касается моего языка своим, как ее рука скользит в мои расстегнутые штаны, я бы не смог остановиться, даже если бы попытался. Пока не…
– Хватит. – Слово сорвалось с моих уст, и я отпрянул, поднимая Лу за бедра, отстраняя ее от себя.
Я не хотел, чтобы все зашло так далеко и так быстро, когда вокруг столько людей. Я выругался, тихо и злобно, и Лу растерянно заморгала и схватилась за мои плечи, чтобы удержать равновесие. Губы ее распухли, щеки раскраснелись. Я снова зажмурился – крепче, крепче, крепче, – думая о чем угодно, лишь бы не о Лу. Гнилое мясо. Плотоядная саранча. Морщинистая обвисшая кожа, что-нибудь сырое, свернувшееся, склизкое… Слизь. Капающая слизь или, или…
Моя мать.
Воспоминание о первой нашей ночи здесь вспыхнуло в памяти с кристальной ясностью.
– Я говорю совершенно серьезно, – предупреждает мадам Лабелль, отводя нас в сторону. – Никаких вылазок на тайные свидания. В лесу опасно. У деревьев есть глаза.