Последний гость
Входная дверь глухо хлопнула, как будто крышка ее личного ада, этот звук последнее время для Сони был тревожным сигналом, приучившим ее обороняться, но Данила в кухню не зашел. Соня смотрела на сливки, неровными волнами расходившиеся от венчика, и ждала, когда они станут «в пики», это монотонное действие отвлекало ее от шума, доносившегося из гостиной. Голос свекрови, резкий и громкий, перемежался с грубыми короткими фразами Дани, и среди этой неразборчивой тирады слов до слуха девушки долетало ее имя, она съежилась и продолжила твердить уже вполголоса: «Все будет хорошо!» Соня подсыпала к сливкам ванильный сахар, щепотку высушенной лимонной цедры и хотела попробовать крем на вкус, как вдруг услышала позади шаги.
– А, вот ты где, а что же не на балу? – хрипло прошептал приближающийся к ней мощный, плотно сбитый мужчина, злобно раздувающий ноздри мясистого носа. Казалось, еще немного – и из них появятся языки пламени, как у трехголового чудовища. – Мать сказала, что ты собиралась на бал, видимо, возомнила себя принцессой! Так давай, что уставилась, иди надевай платье.
Мужчина схватил Саню за руку и потащил в спальню, по пути выкрикивая нецензурные слова. Девушка не сопротивлялась, она пыталась уговорить мужа успокоиться и лечь спать, но он все больше и больше распалялся.
– Хотела идти – давай, мотай отсюда, напяливай свое платье и катись ко всем чертям.
Он подбежал к шкафу, схватил платье, напоминающее розовое бесформенное облако, и швырнул его вместе с вешалкой в Соню, расхохотавшись на весь дом:
– И ты хотела свое жирное тело затолкнуть в эту вещицу?! И сколько ты на него потратила?
– Даня, успокойся, я взяла платье напрокат, это совсем не дорого, завтра его верну. Ложись спать, пожалуйста.
Соня попыталась успокаивающе дотронуться до руки мужа, но тот в ответ начал срывать с нее домашний сарафан.
– Ну что же, если в прокате, тогда нужно его использовать. Надень, станцуй для мужа, чем я хуже богатых мужиков в масках из «Зиккурата»? Давай, порадуй муженька.
Данила с таким остервенением пытался снять с жены сарафан, что разорвал его в двух местах, оголяя светлую атласную кожу девушки, усеянную синяками и ссадинами. Соня прикрывала руками лицо и грудь, предвидя очередную порцию побоев. Но мужчина на какое-то мгновение замер, разглядывая стоящую перед ним девушку, а потом завопил что есть мочи:
– Я сказал одевайся, что оглохла?!
Соня пыталась дрожащими руками натянуть на себя платье из тонкого гипюра, которое, как назло, ей не поддавалось. Крючки, шелковый чехол, тонкие бретели – все скомкалось в кучу на влажном теле, не давая девушке быстро подчиниться требованиям мужа. И только спустя несколько минут, когда Соня наконец одернула кружевной подол и повернулась к Даниле, он скривил губы в злобной усмешке и начал медленно приближаться. Из-за его большого роста каждое его движение выглядело угрожающе зловеще. Подойдя к Соне вплотную, так, что она почувствовала запах паров выпитого им алкоголя, мужчина поднял ее раскрасневшееся лицо с растрепанными волосами за подбородок и процедил сквозь зубы:
– Зачем нажаловалась матери, что я тебя бью, зачем вообще открываешь свой поганый рот?
Соня в ответ молчала, она, конечно, могла оправдываться, говорить, что свекровь сама увидела следы побоев, но знала, что с мужем лучше не спорить, а когда он пьян, то и подавно. Она дернула головой, чтобы высвободить лицо из его сильных рук, поскольку не могла больше испытывать на себе этот тяжелый пронзительный взгляд. Но мужчина ее не выпустил. Он одной рукой схватил ее за шею, а второй сжал двумя пальцами нижнюю губу и начал медленно тянуть ее вниз.
– Я разорву сейчас твой поганый рот, и ты больше никогда не сможешь жаловаться, никогда!
Соня не знала, что ей делать, как успокоить пьяного раздраженного мужа, волнение мелким ознобом пронизывало все тело. Она расширила до предела глаза и напряглась всем телом, ожидая, что он опомнится и оставит ее в покое, но мужчина не собирался останавливаться. Он презрительно прищурился, тяжело дышал, и по лицу блуждала улыбка наслаждения закоренелого садиста. А Соня чувствовала, как ее нижняя губа онемела под пальцами мучителя, потом резкая боль пронзила уголок рта с правой стороны, вырывая из груди пронзительный стон, и тут же по подбородку что-то потекло. Девушка не могла понять, это кровь или слюна, но когда через мгновения нестерпимо больно лопнула уздечка под нижними зубами, тогда она безошибочно определила хорошо знакомый металлический привкус крови во рту. Больше медлить было нельзя, еще немного – и Данила изувечит ее лицо навсегда. Смирение и покорность Сони рассыпались прахом, ее вечному терпению пришел конец. Дыхание участилось, словно перед прыжком, мускулы всего тела налились как свинцовые, и она с силой ударила коленом между ног мужа.
Дальше нужно было действовать максимально быстро, а поскольку за три года супружеской жизни Соня еще ни разу не пробовала дать отпор обидчику, то единственная мысль, как избежать расправы, пришедшая ей в голову, была бежать! Девушка подхватила в руки длинные юбки расстегнутого на спине вечернего платья и стремглав помчалась из дома, по пути с грохотом опрокинув стул и слыша вдогонку душераздирающий, пронизывающий весь дом насквозь крик мужа.
Она что было сил мчалась по улице, освещенной яркими фонарями, нервы еле выдерживали чрезмерное напряжение, но Соне все же удалось побороть в себе желание закричать: «Помогите!» Поскольку в это время бал в ресторане «Зиккурат» подходил к своей кульминационной части, людей на своем пути она не встретила, но хорошо это или плохо, Соня не знала. Если Данила настигнет ее, то бить прилюдно не станет, в то же время выносить сор из избы она не хотела. Стоит одному человеку узнать, что она сбежала от побоев мужа, сплетен не оберешься.
Подруг у Сони в поселке не было, а если бы даже и были, то в таком виде она все равно не посмела бы к кому-нибудь заявиться. Поэтому единственное место, где она могла сейчас укрыться, была кухня детского сада, поварихой которого девушка была с первых дней появления в Персиковой Долине. Вход на кухню был отдельным, находился со стороны хоздвора, и Соня знала, что одна из кухонных работниц потеряла ключ, и ее сменщица прятала свой где-то на пороге у входа. Девушка, тяжело дыша, подбежала к двери, упав на колени от усталости и страха быть настигнутой, совсем забыла о том, что на ней чужое платье, и приступила к поискам. Она шарила руками под резиновым ковриком, уверенная, что ее муж через пару мгновений появится и схватит ее за волосы, поэтому часто оглядывалась, сглатывая слюну вперемешку с кровью, перекинула урну, поискав ключ там, и, только порывшись в длинном кашпо на ступенях, обнаружила его среди цветов петуньи. Соня дрожащими пальцами начала вставлять ключ в замочную скважину, чувствуя, как кровь из надорванной губы заливает ей шею и грудь, схватив подол платья, прижала его к ране и наконец смогла пройти в кухню, быстро замкнув за собой дверь. Как загнанный зверек, протиснулась повариха между двумя металлическими этажерками, заставленными кастрюлями, и, усевшись прямо на пол, замерла в ожидании, прислушиваясь к каждому шороху, с ужасом представляя, как Данила начнет выбивать дверь. Сердце неистово колотилось, тело била мелкая дрожь, казалось, еще немного – и она лишится чувств.
Но время шло, а на улице по-прежнему было тихо, ее муж так и не появился. Девушка вытянула босые ноги и в луче уличного фонаря, пробивавшемся через окно, обнаружила, что платье измазано грязью и кровью, рот горит адским огнем, с силой пульсирует распухшая нижняя губа, и она совсем не знает, что ей делать дальше. Страх, словно грозовая туча, окутал ее с головы до ног. Единственное, что она знала точно, так это то, что в дом мужа она не вернется ни при каких обстоятельствах. В ее семейной жизни сегодня поставлена жирная точка.
Соня еще долго сидела на холодном полу, чувствуя, что сил больше не осталось. Она, вялая и безжизненная, как утопленница, блуждала отрешенным взглядом в полумраке, пытаясь найти выход и не дать отчаянью победить жажду жизни. И только когда взгляд упал на глубокую никелированную раковину, мысль о воде подняла ее на ноги. Она встала, стянула с себя ненавистное платье и, не включая свет, вымыла лицо под струей холодной воды. Затем достала из шкафчика униформу – белый поварской жакет на кнопках и темно-серые брюки с манжетами, отделанные по низу белым кантом, – и, посмотрев на босые ноги, пожалела, что летом не оставляла на работе сменной обуви. Скомкав в руках окровавленное платье, Соня огляделась вокруг, пытаясь найти место, где можно было бы его спрятать, но, так ничего и не придумав, засунула окровавленные кружева в старую кастрюлю для компота, которую они давно уже не использовали, и, прикрыв ее крышкой, облегченно вздохнула.