Легенды авиаторов. Игровые сказки.

Никого.
Ни взлетающих самолетов, ни спорщиков возле ангара. Необычная картина «запустения». Где же все?
Шмульке вошел в столовую. Там собрались уже Вася, Билл Хопкинс, Герман Вольф, Франсуа Ларош. Зиночка печально пудрила покрасневший носик. Находился здесь и майор Штюльпнагель, непривычно тихий и молчаливый.
— Что случилось, друзья? — озадаченно спросил Шмульке.
Вслед за Шмульке в столовую вошел капитан Хирата, поклонился обществу, сел, прямой, как стрела. Мрачно уставился в пространство.
— Здравствуй, Ганс, — кивнул приятелю из мира танчиков младший лейтенант Вася. — Посиди с нами.
— Да что вы все такие?.. — Ганс сел и покосился на Штюльпнагеля.
— Умер Ролан де ла Пуап, — коротко ответил за остальных Франсуа Ларош. — Французский летчик, граф, Герой Советского Союза. Потомок императора франков Карла Великого в двадцать седьмом колене.
На лице Шмульке появилось понимание.
— Он ведь был вашим личным героем? — обратился он к Франсуа.
— И моим, — добавил Вася.
— И моим, — признался капитан Хирата. В глазах японца, сентиментального, как и его кумир — адмирал Ямамото, — блеснули слезы.
Вахмистр Вольф коротко кивнул, без слов присоединяясь к товарищам.
— Ему было девяносто два года, — проговорил Вася вполголоса. — Но пока он был жив, мы чувствовали живую связь с авиаполком «Нормандия — Неман»... Знаешь, Ганс, что удивительно?
Шмульке серьезно ответил:
— Удивительна его судьба. А меня  всегда завораживали избранники судьбы. Почти в каждой битве, самой кровопролитной, самой смертоносной, остается кто-то — несколько человек или всего один, — кто живет потом очень, очень долго. Кто-то, кого избрали — рассказать другим о том, что произошло. О павших. Вот таким человеком представляется мне Ролан де ла Пуап.
— Красиво, — подтвердил капитан Хирата. — Как последние цветки сакуры. Все остальные уже лежат на земле и только несколько еще ждут своего мгновения.
— Я, собственно, о другом хотел сказать, — объяснил Вася. — Летчики «Нормандии» — и граф де ла Пуап в их числе — всегда сохраняли абсолютно трезвый взгляд на события Второй Мировой. Когда потом, спустя годы, начинались всякие рассуждения — «с одной стороны, с другой стороны», «что хуже — большевизм или нацизм» — и все такое... «нормандцы» всегда мыслили очень просто: фашизм следовало уничтожить и ради этой цели — объединиться. Никакой двусмысленности в оценке минувшей войны — ни во время ее, ни после. И ведь им не возразишь — они реально воевали, погибали один за другим. Никто их к этому не вынуждал. Могли бы в Лондоне остаться или в Раяке, но нет — понесло французов в русские снега, в самое пекло сражений.
— И это — когда исход войны оставался еще крайне неясным, — добавил Вольф. — Первые французские летчики прибыли в СССР 14 ноября 1942 года. Не самое веселое для Советского Союза время.
— Вообще идея де Голля — отказаться учитывать идеологические различия с СССР в борьбе против фашизма, — была довольно смелой, — заметил Ларош. — И единственно здравой. Советский Союз признал «Свободную Францию» 27 сентября 1941 года. Почти сразу же начались переговоры о предоставлении России «значительного числа хороших летчиков-истребителей», как писал де Голль.
— Там какая-то некрасивая «дипломатия» завязалась, — поморщился Вася. — Но давайте не будем это обсуждать.
— Мы говорим о боевом летчике, о смелом человеке, — заметил капитан Хирата. — Мне кажется, нам есть о чем поговорить и без «дипломатии».
— Я не ошибусь, если скажу, что Ролан де ла Пуап был самым молодым в первом составе «Нормандии»? — вставил Вася.
Ответил Ларош:
— Ему было двадцать лет в сороковом году. К тому времени он уже год как служил в ВВС. После капитуляции Франции 23 июня 1940 года на польском судне перебрался в Англию и присоединился к «Свободной Франции». Кстати, в визе, которую Пуапу вместе с другими французами давали при въезде в СССР, в графе гражданство так и стояло — «Свободная Франция». А еще он, как и остальные, был приговорен правительством Виши к смертной казни — «за дезертирство». Такой пикантный штрих.
 
— Пуап летал в Англии, на «Спитфайре», — заметил Вася. — Участвовал в сражениях на территории французской Западной Африки. Меня эта тема особенно интересует, потому что когда летчиков «Нормандии» спросили — какие машины они предпочитают, то выбор был сделан в пользу «Як-1». И якобы это сильно обидело англичан. А французы...
— Вообще-то, Вася, вынужден тебя разочаровать, — возразил Билл Хопкинс. — Изначально стороны договаривались о том, что использована будет советская авиатехника.
— Во-первых, легенда о выборе между английскими и советскими самолетами красивая, — отмахнулся Вася. — А во-вторых,  все равно использование самолета «Як-1» было самым логичным.
Хопкинс добавил:
— Пуап ведь летал на «Спитфайрах» и мог сравнивать. Позднее он говорил, что «Як-1» — более легкий, чем «Спитфайр», быстро взлетает и очень маневренный. «Побывав в боях в Англии, я знаю, — писал он, — насколько важны эти два качества. Взлететь как стрела, чтобы скрыться за солнцем, и вылететь как можно быстрее, чтобы зайти в хвост противнику. «Як» был идеально приспособлен к снегу, дорожной грязи и безграничным русским полям. Ничего заумного в кабине, в отличие от «Харрикейна» или «Спитфайра». И лучший обзор, который я когда либо видел у истребителей...»
— Между прочим, поначалу французы за здорово живешь ломали нашу технику, — припомнил Вася. — В конце концов, ребятам логично напомнили, что сбивать, по идее, требуется немецкие самолеты, а не советские... Но они быстро научились. Пуап вообще однажды явил чудеса.
— Это когда еще? — спросил Вольф.
— Погоди, я помню эту историю! — перебил Ларош. —  Это когда самолет Пуапа подбили, и при посадке одна из стоек шасси не выходила. Летчику приказали покинуть самолет. А он упрямый такой, самолет не бросил и посадил его на одно колесо. Сохранив таким образом драгоценную машину.
После паузы Франсуа Ларош заговорил:
— В самые первые дни на своем «Яке» Пуап нарисовал акулью морду. Для устрашения врага и поднятия боевого духа.
— Ему потом досталось за эту акулу, — кивнул Вася. — Помню, как же. Пуап тогда погнался за FW.189, неудачно спикировал и порвал себе барабанную перепонку. После боя майор Литольф его спросил: «Вы хоть сбили самолет, из-за которого получили травму?» А Пуап такой: «Сбил бы, да забыл снять предохранители». Ну ему и выдали: мол, вам бы лучше, мсье, не акулу, а ворону на самолете намалевать.
— Из-за этой барабанной перепонки он провел в госпитале целый месяц, — вставила реплику Зиночка. И когда на нее воззрились дружно все присутствующие, грустно улыбнулась: — Что, думаете я не читаю биографии знаменитых летчиков? Да я каждого как родного... — Она аккуратно промокнула уголки глаз платочком. — Вы знали, например, что отец Ролана де ла Пуапа погиб в сороковом году при оккупации Франции?
— Гм, — сказал Вася. — Может быть, я и не знал.
Голос Зиночки зазвенел:
— Свой первый «Мессер» Пуап сбил еще в августе сорок второго, в боях над Лондоном. А потом участвовал в боях за Орел, Брянск, Ельню, Смоленск, Витебск, Оршу, Борисов, Минск.
И в ноябре сорок четвертого получил звание Героя Советского Союза. У него были и французские награды, но Золотая Звезда Героя... у французского графа... Не знаю, по-моему, это очень символично.
— В каком смысле? — уточнил капитан Хирата.
— В том смысле, что правда — одна, — сказала Зиночка. — И для русского пролетария-коммуниста, и для французского графа.
В этот момент дверь столовой широко распахнулась. На пороге показалась Брунгильда Шнапс.
Такой «летучую деву» еще никто и никогда не видел: она была заплаканной, глаза превратились в щелочки, по щекам стекали слезы.