Первый снег (СИ)
Всё время, пока был в магазине, Макар вспоминал только что увиденную во дворе картину — Серёжа Сыроежкин с блаженным видом воспитанника старшей группы детского сада ловит ртом первый снег. И первое, что отметил себе Макар — парень явно дурачок. Или наоборот — слишком умный, раз хочет таким нехитрым способом продолжать косить от школы. А второе — эти «дурачки» обычно людям нравятся. Людям нравятся, но вот лично его, Макара Гусева, Сыроежкин бесит. А раз бесит, то пусть и ему достанется, а то что, Макар один страдать должен?
Очевидно, хитрый план Сыроежкина «поболеть ещё» не сработал. Уже в понедельник он явился в школу, сразу вызвав к своей персоне повышенное внимание одноклассников и, что особенно неприятно, одноклассниц.
И снова Гусь, как его за глаза называли в школе, как в воду глядел — новенького в классе приняли хорошо. Улыбчивый и смешливый, он со всеми быстро нашёл общий язык. Вызывала у одноклассников уважение и работа его отца, водителя Совтрансавто, часто мотавшегося рейсами на Скандинавский полуостров, и наличие у Серёжи своего мопеда, да и личные «достоинства» новичка не остались незамеченными. Серёжа к слову обмолвился, что умеет играть на гитаре, поскольку раньше ходил в музыкальную школу, чем тут же спровоцировал восторги девчонок и завистливый интерес парней. А если принять во внимание, что внешне новенький был почти на полголовы выше остальных ребят (хоть и ниже Гуся) и объективно симпатичнее, то — всё, можно сказать, новая звезда класса зажглась.
Надо было срочно положить этому конец, и Макар стал лихорадочно соображать, как это лучше сделать, ибо внимание к новичку одноклассников, а самое главное его счастливая, радостно смеющаяся мордашка в кругу этих малолетних дебилов, раздражала неимоверно.
— Ну что, Сыроежкин, ты сегодня сыр ешь или не ешь? — Гусев сквозь тут же расступившуюся перед ним толпу подошёл к Серёже и ляпнул первое, что пришло ему в голову. А вдобавок с силой опустил руку на плечо мальчишке.
Народ заржал над удачной шуткой Макара, а Серёжа, сидевший на краешке своего стула от такого «приветствия» рыжего нахала просто свалился на пол на пятую точку. Народ заржал ещё больше — плюхнулся на попу новенький очень глупо и очень смешно.
— Не плачь, Сыроглазкин, — ребята вокруг стали смеяться сильнее, повторять новое прозвище, а Макар был, похоже, единственным, кто заметил, что Серёжа при падении больно стукнулся копчиком и теперь едва сдерживает слёзы.
Ронять его Гусев не хотел и сам не ожидал такого, поэтому совершенно искренне попытался помочь Сыроежкину. Подхватил его под мышки и легко поставил на ноги. Покрутил со всех сторон, пользуясь тем, что тот от шока и смущения стал временно походить на безвольную куклу, оглядел хозяйским взглядом, заметил, что синяя школьная форма новичка теперь вся в жёлто-серой пыли и стал, опять же без всякой задней мысли, его отряхивать. И усадил обратно на стул.
— Всё, сиди, не падай Сыроножкин, а то тебя ноги не держат, — Макар опять положил Сереже руку на плечо, на этот раз почти нежно, и обеспокоено заглянул ему в глаза. Но парень уже отошёл от произошедшего, недовольно буркнул: «Уйди!» и попытался стряхнуть с себя чужую ладонь.
В этот момент прозвенел звонок на урок, в класс вошёл учитель, и все расселись по местам. Математик Таратар стал вещать что-то на тему предстоящей контрольной, а по классу ещё долго ходили смешки, на разные лады коверкающие фамилию нового ученика. На Серёжу бросали косые взгляды, он сидел, не зная, то ли посмеяться над собой в ответ, то ли огрызнуться, то ли вообще обидеться и расплакаться (вот этого от него уж точно никто не дождётся, особенно этот рыжий!). А ведь так хорошо всё начиналось!..
В общем, можно сказать, Макар своего добился — после такого публичного унижения от местного «авторитета», своим в доску Сыроежкин вряд-ли станет. И девчонки его как крутого парня точно воспринимать не будут, и у парней он большим уважением пользоваться не сможет. И хорошо…
Домой Сыроежкин шёл один — никто из одноклассников не рискнул после всего составить ему компанию, хотя многие жили в той же стороне. С одной стороны это радовало Макара, с другой — теперь он и сам не мог просто так у всех на виду присоединиться к соседу. Дружба с Гусём автоматически делала человека в хорошем смысле «неприкасаемым» и поднимала авторитет среди одноклассников. В своё время этим с выгодой для себя (а на самом деле и для Макара тоже) воспользовался ушлый Вовка Корольков, которого все били и шпыняли из-за мелкого роста и заведомо превосходящего основную массу учеников интеллекта. Макар, по своему опыту в первом классе другой школы хорошо помнивший, какого это, оказаться в самом «низу», заступился за Королькова, а тот ухватился за него как за последний шанс на спасение и стал изо всех своих сил помогать с учёбой. В итоге взаимовыгодное сотрудничество быстро превратилось в искренние дружеские отношения. Но то — Корольков, с Сыроегой, как его про себя окрестил Гусев, совсем другое дело. Этого баловня судьбы и погнобить не грех, чтоб не зазнавался.
Таким уж монстром Гусев не был и организовывать настоящую травлю одноклассника ни в коем случае не собирался. Но своё положение в классе ставить под угрозу тоже не мог и никаких популярных мальчиков на одной территории с собой терпеть был не намерен. Во всяком случае так он объяснял себе внезапный болезненный интерес к персоне нового ученика.
Когда-то, будучи ещё первоклассником, Макар сам оказался в трудной ситуации. Он много болел перед школой, и врачи посоветовали родителям отдать сына учиться на год позже, а последний год провести где-нибудь в тёплом климате. Родители подумали, что советы докторов вполне разумны, да и отправили ребёнка к бабке в Одессу. Жила она, правда, на самой городской окраине, в частном секторе, и держала небольшое личное подсобное хозяйство. Целый год Макар жил практически на свежем воздухе, помогал бабушке с курами, свиньями и другой живностью, неплохо поднаторел в «крестьянском» труде и окреп телом. А вот к школе оказался совершенно не готов.
То, что Гусев в первом своём классе был самым старшим, не принесло ему совершенно никакой выгоды. Он с трудом усваивал материал, высидеть уроки, не отвлекаясь, после Одесской вольницы ему было тяжело. Учительница невзлюбила отстающего ученика и с трудом скрывала свою неприязнь, а одноклассники цеплялись к броской внешности рыжего конопатого товарища и дразнили Гусём. Гусев начал драться с обидчиками, причём различий между мальчиками и девочками в этом вопросе не делал, в итоге часто бывал вызываем на ковёр к завучу, а родители в школу ходили как на работу.
Макара оставили на второй год. И если родители просто погоревали по этому поводу и смирились, то их сын, что называется, упёрся рогом: «Что хотите делайте, а в эту школу я больше не вернусь! А будете заставлять — из дома сбегу или с крыши прыгну», — заявило строптивое чадо. Папа-мама посидели, репу почесали, и решили рискнуть и раз в жизни пойти на поводу у единственного отпрыска — обменяли квартиру, переехали в другой район и отправили сына в хорошую математическую школу. Но взамен пообещали спуску ему не давать и за двойки и прогулы строго наказывать.
В новой школе дела пошли куда лучше. Может, учителя более внимательные и тактичные попались, может сам Гусев повзрослел, но учился он теперь сносно, двойки хватал редко, а среди одноклассников пользовался уважением. И с самого начала спуску никому не давал — назвать Макара в лицо Гусём было просто опасно для здоровья. Впрочем, через некоторое время он пересмотрел свои взгляды на старое погонялово и иногда закрывал глаза на фамильярное к себе обращение. В конце концов, гусь — птица важная и смелая, ущипнёт — мало не покажется.