Первый снег (СИ)

— Стой! Куда ты, Сыроега?! — Макар стал наступать на пятящегося в обратную от лифтов сторону соседа. — ПоХоворить надо, — от волнения в слове «поговорить» «г» у него вышло фрикативным — привычка приобретённая Гусевым ещё у бабки.
— Иди ты со своими разговорами! — Сыроежкин продолжил пятиться обратно к выходу, Макар пошёл за ним, Серёжа развернулся и кинулся бежать от Гуся, у которого внезапно проснулся «охотничий инстинкт», выбежал на улицу, оглянулся на своего преследователя, который практически догнал его, споткнулся на ровном месте и со всего размаху плюхнулся в ближайший сугроб.
Гонка внезапно прекратилась, Гусев не успел затормозить и на всех парах налетел на несчастного Сыроегу, окончательно вдавив его в снег всей массой своего тела.
Серёжа лежал в сугробе под своим «врагом» и загнанно дышал. Вся ситуация повергла его в ступор, вероятно поэтому он не догадался спихнуть с себя Гусева или хотя бы выругаться в его адрес. Просто лежал и смотрел, глаза в глаза. И мыслей никаких. Даже холода не чувствовал, только жар чужого тяжёлого тела, от которого не спасал ни снег вокруг, ни слои одежды между ними.
От внезапной близости своей «жертвы» Макар напрочь забыл про саму цель погони. Разглядывал Серёжино лицо, внимательно изучая все его черты и особенности, ловил губами его горячее дыхание и даже чувствовал своим телом сердцебиение товарища. О том, чтобы встать с придавленного им одноклассника, у Гусева и мысли не возникало. Пока, за любованием разметавшимися по снегу светлыми локонами, до Гуся не дошло, что лежит Серёжа голой головой прямо в холодном снегу.
— Ну, Сыроега, ты и лопух — зимой без шапки в снегу валяться! — Макар поднялся сам и уже почти что по привычке поставил Сыроежкина вертикально на землю. И тут же принялся одной рукой трепать его по голове, вытряхивая из волос снег, а другой доставать уже подтаявшую снежную массу у Серёжи из-за шиворота.
— Сам лопух! Придурок, опять меня уронил, специально! — злился Сыроежкин, отбиваясь от Гуся, чью заботу расценивал исключительно как очередное издевательство. Да так разошёлся, что снова упал. И в считанные секунды был опять поставлен на ноги Макаром, который и не думал перестать его отряхивать от снега. — Да отвяжись ты от меня наконец! — завопил Сыроежкин, когда тяжёлая рука Гуся очередной раз прошлась по его заднице. Серёжа извернулся, с силой отпихнул от себя Макара и бросился бежать к дому, еле успев на ходу подхватить валяющуюся на дорожке шапку.
Не ожидавший от Сыроеги такой подставы Гусев свалился в сугроб сам. Но вставать не спешил — сидел в снегу, глядя вслед скрывшемуся в подъезде однокласснику.
— Ой, дура-ак… — задумчиво протянул Макар, набрал пригоршню снега и умыл им лицо — ему было жарко.
***
Потом Гусев сделал ещё несколько попыток наладить общение с соседом, успеха не добился, а там уж и каникулы кончились. И всё пошло по-прежнему. По-прежнему, да не совсем. После того случая с сугробом, Серёжа понял, что Гуся он не боится. Вот прям совсем. Потому что смысл бояться человека, который совершенно точно тебя бить не будет? И Сыроежкин стал Макара дразнить. Называть при всех Гусём, пытаться заигрывать с девочками у него на глазах, громко ржать над чужими шутками, опять же в присутствии Макара.
Показать Гусеву, что девчонкам он нравится гораздо больше, чем сам Макар, Сыроежкин особенно стремился. Девицы над ним, правда, лишь надменно хихикали, всерьёз так и не стали воспринимать. Только Зойка Кукушкина иногда поглядывала в Серёжину сторону с интересом. Зато Макар дулся и аж краснел от злости — чуть тронь, и пар из ушей повалит. Серёже это всё очень нравилось.
А вот когда Сыроежкин смеялся чьей-то глупой выходке и рассказанному одноклассником анекдоту, тут уж Гусь в стороне не оставался — переключал внимание на себя. Стебался Макар над всем и над всеми. Даже над собой, если это помогало обратить на себя взгляды окружающих.
 
Единственное, что пару раз не сошло Сыроежкину с рук — это когда он на перемене заявил, что Гусь — дурак. Это было как раз после того, как Таратар оценки за контрольную объявил. Сам Серёжа получил три, а вот Макар — двойку, и очень этим фактом опечалился.
— Гуси в зоопарке, Сыроушкин, — Макар за ухо втащил в класс, где собрались уже почти все ребята, кряхтящего и упирающегося Серёжу и подвёл его доске. — Ну-ка, как меня зовут?
— М-макар… Степаныч… — простонал Сыроежкин. — Отпусти, а?
— Ладно, я сегодня добрый, — довольно усмехнулся Гусев. — Дуй давай на место.
И второй раз был, когда Серёжа забыл дома пионерский галстук и получил за это замечание в дневник.
— Почему это тебе можно без галстука ходить, а мне нельзя? Где справедливость? — своё возмущение Сыроежкин решил почему-то высказать Макару. Дело было в конце дня, народ уже собирался домой, но, почуяв назревающую перепалку между Гусём и Сыроегой, ребята притормозили посмотреть, чем дело кончится.
— Потому что ты ещё маленький, СыроеХа, а мне пятнадцать скоро, — Гусев снисходительно улыбнулся и потрепал Сыроежкина по голове.
— У! Гусь-переросток, — буркнул с досады Серёжа и стряхнул руку Макара со своей головы. Рядом кто-то тоненько ойкнул.
— А ну-ка повтори, что ты сказал! — моментально вскипел Гусев и схватил Серёжу за нос.
— Ай! Ой! Пусти, придурок! — верещал Серёжа, пока его голова моталась из стороны в сторону.
Через пару секунд Макар отпустил Сыроежкина, а тот сразу схватил свою сумку и бросился из класса вон, только в дверях обернулся на Гусева:
— Всё равно ты — Гусь! Лапчатый! — Макар только кулаком ему вслед погрозил, бежать за нахалом счёл ниже своего достоинства.
— Да чё ты к нему цепляешься? — недоумевал по дороге к дому Вовка Корольков. — Нормальный пацан вроде…
— Да бесит он меня, — пожал плечами Гусев. — Выделывается больно.
— По-моему, он прикольный, — высказался Смирнов, который в этот раз тоже решил составить компанию Макару с Вовкой. — Ты к нему придираешься.
— Ещё один защитничек нашёлся, — фыркнул Гусев. — И вообще, хватит о нём, слишком много чести.
Дальше тему решили не развивать, перешли на обсуждение недавнего хоккейного товарищеского матча СССР — Финляндия, и восхищаться тем, как наши ловко уделали финнов.
На следующий день Сыроежкин явился в школу со «сливой», вошёл в класс после звонка уже. Все, конечно, при виде него заохали-заахали, стали хихикать, шушукаться и опасливо подглядывать на Гуся. Гусь минут пять посидел с нечитаемой харей, потом поднял руку и заявил, что ему нужно выйти. Нет, терпеть он не может, и вообще, речь о здоровье идёт. Вернулся в класс перед звонком.
На перемене схватил Сыроежкина за руку и, невзирая на его ругательства и сопротивление, потащил в туалет. Минут через пять оба оттуда вышли. Серёжа шёл низко опустив голову, стараясь завесить лицо отросшими прядями, а Макар — по-хозяйски обняв его за плечи. И говорил, успокаивал, значит:
— Не ссы, Сыроега, всё равно у тебя шнобель сейчас фиолетовый, а так хоть пройдёт быстрее.
Когда Сыроежкин вошёл в класс, все увидели, что нос его и часть скул покрывает аккуратная йодная сетка. Таратар, у которого должен был идти урок, когда это «чудо» увидел, так распереживался, что предложил Серёже идти домой, лечиться. Только Сыроежкин обрадовался — хоть какая-то польза от пострадавшего носа имеется, как встрял Гусь: