Идущие следом
…[шевалье де Брег оказа]лся прав – бастион был сдан. Сдан, будь проклят Шарль де Бо, совершенно бездарно! Последние защитники, которые ещё оставались в бастионе, были не просто убиты. Их обезображенные тела выставили на стенах твердыни, дабы поселить страх в душах осаждённых. Часть этих воинов, испытывая нечеловеческие муки, оставались живыми ещё несколько дней. Бастион заняли сарацины, но разве мы не видели подобных злодеяний на северной стене, где против нас сражались христиане? Разве мы не видели, как был распят Эжен Луи де Фиенн, когда его полуживого захватили в плен? […]
* * *…[бу]дь я проклят, но Орландо де Брег был прав, утверждая, что настанут времена, когда сарацины наводнят наши земли, мстя за былые Крестовые походы! Они займут наши дома, и вот тогда христианский мир содрогнётся от ужаса! Ужаса, который сами и породили своей жестокостью […]
* * *…[в горо]де появились голодающие. Особенно много их было среди простолюдинов и тех, кто прибыл в Баксвэр перед самым началом осады. Эти люди были готовы браться за любую работу, но её было не так уж и много, а на ремонт крепостных стен гоняли всех без разбора и, как вы понимаете, без оплаты. Участились грабежи и кражи. За малейшую провинность людей вешают на ближайших воротах. Разумеется, если у городских стражников найдётся время, дабы накинуть петлю на шею несчастного. Проще перерезать ему горло и бросить на улице. Труп уберут. Если обезумевшие от голода не разделают эти тела на части и не сожрут. Поверьте, такие случаи тоже бывали […]
* * *…[опаса]ясь за своего Альто, удалось пристроить жеребца в конюшню Святой обители, где уже стоял гнедой Орландо де Брега. Монастырь был неприкосновенен даже для здешних разбойников, потому что братья подкармливают несчастных, выделяя им хлеб из скудных монастырских запасов. Как долго это продлится? Разве что Господь смилостивится и […]
* * *…[сей грех я] был готов унести в могилу, но разве не обещал быть правдивым? Извольте! На всю бесконечно долгую и не всегда праведную жизнь, запомнил тот день, когда позволил демонам, дремавшим в душе, одержать верх на всем тем, что принято считать добродетелью, присущей лишь Человеку. Что произошло? Я убил. Да, я убивал и раньше, не считая это большим грехом, но одно дело убить в честном бою, а другое убить пленного, который не представлял угрозы. Тем не менее я его зарезал, как вы режете оленя или овцу.
Доспехи тянули к земле, а одежда пропиталась кровью поверженных врагов и друзей, кои сложили головы прямо у меня на глазах. Меня окликнули, предлагая подкрепиться и выпить вина, покуда есть такая возможность. И вот, сам того не понимая, что я творю, одним движением меча прирезал пленного, ибо в тот момент мне казалось, что нет более важного дела, чем выпить вина и съесть кусок мяса, а несчастный представился никчёмной и не стоящей внимания обузой.
Он стоял между мной и трапезой. Я устранил эту помеху. Легко и просто. Не раздумывая. Чуть позже, когда голод был утолён, в голову пришло понимание, что звери намного лучше людей, но сия мысль не вызвала ужаса. Она стала признанием. Аксиомой, не нуждающейся в доказательствах […]
Глава 42
Город был покрыт смрадной пеленой дыма. Пылали и рушились дома, а бесчисленные искры взлетали в небо, словно души всех тех, кто погиб в этой бессмысленной бойне. Мир умирал. Умирал в каждом из людей, сгинувших в кошмарном месиве из криков, звона мечей и стонов…
Когда закончилось сражение, на западе уже пылали огни заката. Это был тяжёлый день. Один из множества, которые переплелись в памяти, как одно событие, известное потомкам как осада Баксвэра, затянувшаяся на долгих шесть месяцев. Атаки штурмующих повторялись раз за разом, а силы защитников таяли с каждым днём, словно снег под весенним солнцем. Доносились хрипы умирающих и стенания изувеченных, которым посчастливилось выйти из боя и хоть на время продлить свои жизни. В затишье замелькали женские тени – горожанки приносили еду и помогали раненым. Раздавались рыдания. Глухие и безнадёжные, похожие на вой смертельно раненного зверя – женщины находили тела своих близких. Отцов, сыновей, мужей и братьев…
Я, шатаясь от усталости, добрёл до костра, подле которого сидели воины, спустившиеся с крепостных стен, и рухнул на землю. Один из них, седовласый мужчина с вислыми усами, перевязывал раненую руку, но повязка тотчас намокала, и он тихо ругался, проклиная и скверное полотно, и сырость, и злой рок, подставивший под арбалетный болт. Близлежащие улицы осветились десятками костров. Воины, уцелевшие в сегодняшней рубке, хлебали вино, ругались или молчали, уставившись на пламя и покусывая рано поседевшие усы.
Шевалье нашёл меня незадолго до полуночи. Признаться, я никогда не видел его в таком виде. Одежда была покрыта коркой засохшей крови, а кирасу украшали вмятины.
– Рад, что вы живы, Жак де Тресс, – сказал он. – Мне нужна ваша помощь.
– К вашим услугам, шевалье. – Я пусть и с трудом, но поднялся.
Орландо отвёл меня в сторону и некоторое время молчал, разглядывая безрадостную картину, которая открывалась нашему взгляду.
– Штурма завтра не будет, – сухо, словно сообщая о видах на погоду, сказал де Брег.
– Почему?
– Город… – тихо произнёс он. – Город будет сдан.
– Откуда вам это известно?!
– Видел неприятельских посланников, выходивших из резиденции Шарля де Бо. Даже не знаю, откуда они взялись, но их довольные лица свидетельствовали о том, что наместник согласился на предательскую сделку.
– Но люди…
– Люди?! – оскалился Орландо де Брег. – Что люди?! Если перед рассветом кто-нибудь из графских прихвостней откроет западные ворота, то защитников вырежут. Тем паче что на западной стене стоят воины нашего графа, – сказал шевалье и презрительно скривился, – а уж они только и ждут момента, когда будет можно показать неприятелю спину.
– Это предательство!
– Вы считаете, что сие для меня новость? Знаете, Жак де Тресс, мне доводилось бывать в осаждённых городах. Случалось и голодать, и жрать лошадей, дабы не сдохнуть. Хотя… Что там лошади! Бывало, жрали и крыс, и кожаные ремни! Случалось и нечто подобное, когда правители сдавали города на милость победителей, выторговав условия сдачи повыгоднее. Для себя, чёрт побери, а не для горожан и воинов, которые сражались и умирали на стенах. Ничто не ново под луной!
– Как это мерзко…
– Вы совершенно правы, мой друг. Только на языке правителей это называется немного иначе – политика. Увы, такое случается. Не в первый и не в последний раз. К дьяволу этих тварей, у нас есть дела поважней!
– Эти люди… Они обречены?
– Мы с вами не боги, Жак де Тресс! Идёмте.
– Куда?
– В монастырь. Братьям нужна помощь, и дай нам Бог управиться до рассвета.
– Книги… – вздохнул я.
– Что? – переспросил Орландо, отвлечённый от своих размышлений.
– Книги из монастыря, – пояснил я. – Если город сдадут, то их растащат или сожгут.
– Понимаю вашу озабоченность! – ответил он. – Одна библиотека Святой обители стоит гораздо больше, чем все сокровища Баксвэра. Разумеется, не считая человеческих жизней. К слову, именно по этой причине мы и направляемся в Святую обитель.
– Чем же мы можем помочь в этой беде?
– Увидите, – отмахнулся шевалье […]
* * *…[мо]нах склонил голову:
– Когда отец Раймонд исчез, то серые братья доставили в монастырь несколько сундуков с предметами из хранилищ Святого Трибунала.
– Жаль, что не было возможности полюбопытствовать, что они там запрятали, – сказал де Брег. – Вспомнив талисманы, коими владел отец Даниэль, сие было бы весьма любопытно!
– Увы, дети мои… – развёл руками монах. – Это нам неизвестно, а открывать сундуки мы сочли неподобающим и неразумным. Они были помещены в тайник вместе с книгами.