Расписной (Адрес командировки - тюрьма)

Даже мрачный изолятор временного содержания Мотьку не слишком напугал. Что с того, что на окне «намордник», что твердые нары и постель не положена? Главное дело, он теперь знает, как надо отвечать на вопросы, которые задаст ему следователь.
Сначала он был в камере один. Еще удивился: не заскучать бы тут – Мотька был парень общительный. Но вскоре появился сокамерник, и, увидев его, Босой вовсе не обрадовался.
Грушевидная морда, ножевой шрам на щеке, гора мускулов, глаза, как у удава. Вылитый палач! Сердце у Мотьки екнуло. А вдруг Басмач прознал про его длинный язык? Этот кат задавит вмиг и глазом не моргнет…
Но удавливать Мотьку пока никто не собирался. Амбал не стал резину тянуть, сразу взял быка за рога.
– Вот чего, – он шмыгнул носом, – тебе велено передать: говорить будешь не чего в голову взбредет, а чего надо по делу.
– Я ж ничего… Я разве против? – привычно забормотал Мотька. – А по делу
– это что?
– По делу, значит – ты сам видел, как телку мочили.
– К-как это?
В горле у Мотьки пересохло – ничего себе заход!
– Да так и видел – рядом стоял. Тебя мужики заставили на пустырь возле Богатяновского спуска ее выманить, как соседа, значит. Ты и выманил. Она кого-то кинула, рога наставила или еще что, – ты этого не знаешь. Ее там встретили, в машину посадили, вроде поговорить, и ты сел, потому что деньги свои получить хотел. Вывезли на Лысую гору, а там начались разборки, базары гнилые, крики… Короче, мужики ее и трахнули вдвоем. Ты в подробностях это дело не видал, отошел в сторонку, потому как они сказали, что тебе все равно не светит. Потом они, видно, и замочили ее. А тебе колечко с серьгами кинули – за услугу. Просек?
– Пр-р… – Мотька не мог выговорить ни слова.
– Чего мычишь? Непонятно, что ли?
– Да чего уж тут непонятного… – пробормотал он наконец. – Да ведь мне за это что ж?.. За это ж мне… Это мокруха, статья подрасстрельная…
– Много не дадут, – спокойно объяснил амбал. – Ты по первому разу попался, дел за тобой никаких нету. Сам не трахал, не мочил. Значит, соучастие и все. Так что дело плевое, не ссы. А на зоне тебя люди не забудут, это Басмач обещал. Если послушный будешь, конечно.
Мотька молчал. Он уже понял, что сопротивляться бесполезно: руки у Басмача длинные, везде достанут. И он лихорадочно соображал, какую выгоду может извлечь из всего этого. Хотя – какая уж тут выгода…
– А кто ж там был – ну, замочил ее кто? – вдруг сообразил он. – На кого показать? Я ж их знать должен! Если объяснять, что ни с того ни с сего выманил Нинку к незнакомым людям – фуфло получится. Навряд ли этому менты поверят.
– Покажешь на Кривого и Кожана. Скажешь, на базаре подошли, пригрозили. Вот и позвал.
Кривой и Кожан были людьми Басмача, притом из самых приближенных. Ничего себе – если уж ими решил пожертвовать Басмач, на что остается надеяться ему, Мотьке!
– Да ты не сомневайся, – ухмыльнулся амбал. – Они и наработали, хоть и правда сперму проверяй.
– Выходит, хана им теперь?
– Почему? Да пусть поймают сначала! Они уже далеко, руки коротки у ментов их достать. На Кавказ они ушли, понял? Басмач послал, важные дела делать. А чтоб вернее было – пусть знают, что тут им делать нечего…
Мотька похолодел. Вот как, значит. Вот как Басмач подстраховывается, держит своих на коротком поводке. Он вдруг понял: да для чего-нибудь подобного он сам и нужен был Басмачу – как винтик в хорошо отлаженном механизме. И не даст он ему из этого механизма выпасть, живо вкрутит на место.
– Понял? – повторил амбал.
Мотька покорно кивнул:
– Тебя завтра на тюрьму повезут. А я к Басмачу вернусь и все обскажу, какой ты пацан правильный.
Босой вытаращил глаза:
– Как вернешься?
Амбал усмехнулся и похлопал его по плечу, чуть не выбив руку из сустава:
– Да очень просто. Терпила меня сегодня опознал, а завтра скажет, что ошибся. И алиби у меня к тому ж. Придется выпускать, куда мусорам деваться? А пока можем в очко на пальцах поиграть. Умеешь?
Мотька гордо кивнул. Он умел.
* * *
– Раскололи мы его, – сказал Фомин, улыбаясь. – До самой жопы лопнул.
Волк подобрался:
– Кто эти гады?
– Давние наши клиенты, Кривой и Кожан. Да ты их все равно не знаешь. Последнее время оба рэкетом занимались, а так – рецидивисты, ничего особенного. Обычная блатная шелупень.
– Точно они?
– Пока все в цвет. И сам Мотька расклад дал, и мы подработали… Кожана четыре года назад уже судили за изнасилование. Мы дело подняли: что там экспертиза, что здесь – один к одному!
Волк молчал, внимательно рассматривая оперативника. Это, конечно, убедительно, когда анализы совпадают. Но Мотька не про Кожана рассказывал. И не про Кривого. Он Басмача назвал. От Басмача и украшения Нинкины получил.
– Ну а сами они что? Колются?
Фомин поскучнел.
– Да нету их в городе. По информации, на Кавказ ушли. Мы работаем, проверяем… Куда они денутся, вернутся рано или поздно.
– Ну-ну, – неопределенно сказал Волк. В деле было много странностей и нестыковок. Но за время работы в милиции он уже понял: дел и так невпроворот, поэтому когда вычислены убийцы, проверять какие-то неточности и сглаживать шероховатости никто не будет. Во всяком случае, в рамках официального расследования. Но им-то руководили личные чувства…
– А Басмач? – все-таки спросил он.
– Да он все время путался… То Басмач говорил, то Узбек, то вообще ничего про них вспомнить не мог. Мутная рыба был этот Босой, хотя и молодой совсем. Кольцо это с сережками…
–Что?!
– Туфта оказалась. Стекло. Три копейки в базарный день.
– Не может быть! Она ими так гордилась…
– Наверное, не знала, что к чему. Добросовестное заблуждение – вот как это называется…
Разговор подходил к концу. Но одно из произнесенных слов не улеглось в сознании Волка, а так и торчало колом.
– Почему «был»? – спросил он. – Почему Босой «был»? Куда он делся?
Фомин развел руками:
– Да повесился он. Как в СИЗО перевели, так и вздернулся на третьей шконке.
Волк вздрогнул:
– Как он мог повеситься?! Он же под блатного работал, ему тюрьма – что дом родной!
Опер еще раз развел руками:
– На словах мы все, как на роялях… А попал в общую камеру – и вздернулся! Там ад настоящий, дышать нечем, страх господний. Сходи посмотри, для интереса…
– Надо будет сходить… Ну а Басмач, он вообще кто такой?
– Числится завскладом вторсырья. По оперативной информации – рэкетирует на рынке. Официально на него ничего нет. Кстати, Кривой и Кожан на него работали.
– Так что теперь?
– Да ничего. Мотьку схоронили, а мы дело приостановим и объявим Кожана с дружком в розыск.
– А Басмач?
– Да что ты заладил про Басмача? Мало ли что этот пацан наболтает! Будут данные на Басмача, мы за него возьмемся… Они с Лысым в контрах. Того и гляди, друг дружку перестреляют. Вот тогда мы того, кто живым останется, и законопатим!
– А Лысый кто такой?
– Пастухов его фамилия, из боксеров. Спортивный клуб держит. «Олимпик». Но это так, для отвода глаз. И детективное агентство открыл – тоже понты, сколько на слежке за неверными женами можно заработать? У него сильная группировка из спортсменов. Рэкетируют, крыши ставят…
– А чего ж вы его не сажаете?
– Сажаете… Легко сказать. Ты же видишь, как жизнь поменялась, – Фомин прищурился. – Раньше-то просто было, все блатняки были у нас наперечет, и мы их вот где держали. А сейчас они повеселели – демократия, кооперативы, деньги большие появились… У этого Пастухова знаешь какая техника? Ни нам, ни соседям и не снилось. Даже «длинное ухо» есть, слыхал?
– Значит, блатные силу набирают?
– Конечно! И развелось их видимо-невидимо… Когда совсем расплодятся, начинают сталкиваться между собой, стреляют, взрывают друг друга… Так сами свою численность и регулируют.
– А мы что же?
– А мы контролируем процесс. Если получается, то и направляем.