ГенАцид

Дома Антона не оказалось. На крики вышла Нина, вытирая руки о передник, и только удивленно пожала плечами:
– А на что он вам? Его нет, будет позже.
– Поговорить надо, – крикнул кто-то из толпы.
– Интересно, шлендрается где-то, а Сериков на столе мертвый лежит, – добавил еще кто-то.
Логики в этих словах не было (как будто они сами не шлендрались, покуда покойник лежал на столе).
– И куда он пошел, интересно знать? – спросил Денис, прищурившись и выступив слегка вперед.
– Да откуда ж я знаю? – снова удивилась Нина. – Вроде, к Климову хотел зайти. А что случилось-то? – встревожено добавила она.
Но на этот вопрос толпа ответа не дала, а молча двинулась к дому инженера. Отсутствие Антона пыла у большеущерцев не убавило, и даже наоборот – вызвало дополнительное раздражение.
Антон тем временем уже попрощался с Климовым, но, прежде чем пойти в библиотеку, вспомнил, что неплохо было бы еще раз заскочить к Бузунько и сказать, что на сегодняшний, да, впрочем, и завтрашний экзамен он не придет. Ну и что, что обещал? Обещанного три года ждут, а у него пропало всякое настроение принимать участие в этом идиотском спектакле под названием «ГЕНАЦИД», оказавшемся к тому же экспериментом. Предупреждать надо было! А раз с ним сыграли втемную, значит, и ему нет резона выполнять свои обещания. Конечно, можно было бы все это сказать и по телефону, но в лицо было бы правильнее, да и идти недалеко.
Было ли это очередным роковым решением, трудно сказать, но похоже, что от Антона уже мало что зависело.
К тому моменту, когда он подошел к отделению, толпа большеущерцев, шумя и время от времени прикладываясь к остаткам «огненной воды», подходила к дому Климова. Антона там, естественно, уже не было. Климов вышел на крыльцо и сказал, что Пахомов, да, был у него, но уже ушел. Вроде как к Мансуру. Или в библиотеку.
– Да что он, черт проклятый, от нас бегает, что ли?! – крикнул кто-то. И толпа недовольно загудела.
– Не знаю, – хмуро ответил Климов. – С чего ему от вас бегать? Да и зачем он вам?
– Много будешь знать, скоро состаришься, – выплюнула толпа оскорбительную в своей нелепости пословицу.
Климов пожал плечами и повернулся к двери. В этот момент с радостным потявкиванием в дверной проем протиснулась Бульда и кинулась к переминающейся в нерешительности толпе. Не зная, с кого начать свое слюнявое приветствие, она бросилась к Гришке-плотнику, стоявшему в переднем ряду. Гришка, с детства недолюбливавший собак, отпрянул, схватил валявшийся у ограды булыжник и двумя опытными движениями размозжил Бульде голову. Брызнула кровь, и псина рухнула на землю, подергивая лапами, даже не успев удивиться такому неадекватному ответу на ее восторженное человеколюбие.
В толпе ахнули.
– Собаку-то за что? – раздался жалостливый женский голос.
– А Серикова? – едко спросил Гришка.
Удивительно все-таки, как в минуты массового недовольства включается совершенно новая логика мыслей и поступков. Связи между Бульдой и Сериковым было не больше, чем между Китаем и самогоном, но реплика Гришки показалась большинству вполне убедительной.
Климов, увидев это, завопил как умалишенный, и побежал, как был в одних тапках, к Бульдиному телу.
– Гады! Сволочи! Что ж вы делаете?!
На шум выбежала Люба и, увидев кричащего Климова, обычно спокойного, заверещала и бросилась с кулаками в толпу. Ее легко оттеснили, отпихнули, наконец просто оттолкнули, и она неуклюже повалилась в снег и забилась в истерике. Толпа, смутившись истошного женского крика, замерла в нерешительности. Однако в ту же секунду раздался чей-то нетрезвый вопль «К Мансуру!», и вся нерешительность вмиг испарилась. Гришка своим поступком, сам того не подозревая, сдвинул скрипучие шестеренки Истории с места и придал их вращению лихорадочный темп.
– К Мансуру! – завопила Агафья.
– К Мансуру! – хрипло закукарекал дядя Миша.
– К Мансуру! – заголосила толпа.
– К Мансуру, – утвердительно кивнул головой Денис, и все сборище, развернувшись, замаршировало к дому таджика. Но уже не вяло, как до этого, а живо и агрессивно.
 
Остановить ее теперь, после первой, пусть и собачьей, крови, уже не представлялось возможным. Да никто и не пытался.
Позади осталась всхлипывающая Люба и присевший на корточки перед мертвой Бульдой, молчащий Климов.
К дому Мансура толпа подошла в кондиции уже малопригодной для ведения мирных переговоров. Сначала забарабанили в дверь. Мансур предусмотрительно выглянул в окно.
– Вон он, желтомордый, в окне, – крикнул кто-то, и Денис, заметив растерянное смуглое лицо хозяина, отступил от двери на пару шагов назад.
– Пахомов у тебя? – спросил он почти в утвердительной форме.
Мансур испуганно замотал головой.
– Кончай заливать, утконос пупырчатый! – крикнул уже нетвердо стоящий на ногах Гришка-плотник. – Знамо, что у тебя, ёпт, окопавшись, запрятался.
– Открой дверь, мы тебя не тронем! – выкрикнул Степан.
– Давай, давай, морда азиатская! – добавила Галина. Мансур, не понимая, откуда взялась толпа и почему она ищет Пахомова у него дома, тем не менее остро почувствовал исходящую угрозу. Как у всякого инаковыглядящего иностранца, любое скопление агрессивно настроенных людей вызывало у него лишь страх и желание быстрее унести ноги. Но он был в ловушке собственного дома, к тому же с дочкой, и уносить ноги было просто некуда.
Передние снова забарабанили в дверь.
Строитель Беда, приложился последний раз к бутылке, крякнул и запустил ее в окно дома, где еще маячило испуганное лицо Мансура.
Тот едва успел отскочить. Пустая бутылка, описав элегантную дугу, точно врезалась в стекло. То с серебристым звоном осыпалось на землю. Кто-то из толпы, придя в восторг от столь меткого броска, растянул губы мизинцами рук и засвистел что есть мочи. Толпа тут же подхватила задорный свист, заулюлюкала и захлопала.
Мансур стоял посреди комнаты и, глядя на блестевшие осколки, судорожно соображал. Надо было что-то делать. Но после разбитого окна выбор у него, похоже, был небольшой. Он в два прыжка оказался у шкафа и схватил ружье. Трясущимися руками переломил его, проверил, заряжено ли, и, резко захлопнув, рванул к окну.
– Не подходить! Стрелять я буду! – закричал он. – Плохо будет!
– Ах ты, сука раскосая! – завопили в толпе. – Ружьем пугать вздумал!
– Опусти ружье, Сурик, – хмуро сказал Денис и покачал головой. – Опусти ружье.
Тем временем задние, которые еще не поняли, в чем дело, но уже решили, что пора кончать с этим балаганом, начали напирать на передних. Толпа взволнованно загудела, подкатывая к самым дверям дома. Мансур закричал что-то по-таджикски и выстрелил в воздух. Но выстрел произвел обратный эффект. Секундное замешательство сменилось злой активностью.
– Вот сука! Штурмом берем, ребята! – пробасил Беда и побежал к двери, потянув за собой, как на веревке, остальных.
Обескураженный нулевым эффектом от выстрела, Мансур рванул к шкафу за патронами, но руки его тряслись и не слушались. А дверь под напором кулаков и плеч начала трещать.
На шум из дальней комнаты с криком выбежала Додар. Но едва Мансур успел крикнуть ей, чтоб она спряталась, дверь поддалась и рухнула. В ту же секунду в комнату ввалились, а точнее вкатились, сразу несколько большеущерцев.
Мансур отпрыгнул от шкафа и теперь стоял посреди комнаты ни жив ни мертв – на смуглом лбу бисером блестел пот. Пальцы ерзали по скользкому от влажных ладоней прикладу. Дуло напряженно подрагивало. Ружье было не заряжено, но об этом знал только он. Оставалось надеяться, что оно своим грозным видом сможет что-то изменить.
Но то была пустая надежда.
Ворвавшаяся толпа быстро повалила его на пол. Ружье без труда вырвали. А затем приступили к делу.
Били Мансура жестоко. Ногами по ребрам, прикладом ружья по голове, потом стулом, цветочным горшком, бутылками, вазой для фруктов (застучали об пол рассыпавшиеся яблоки) и всем, что попадалось под руку. Мансур лежал на ковре в центре комнаты, скрючившись, прижимая колени к животу и прикрывая руками голову от ударов. Время от времени он вскрикивал, но как-то резко и глухо, словно не сам он издавал этот крик, а только позволял выбиваемому из легких воздуху выходить через открытый рот. Пару раз он попытался встать, отмахнуться, отбиться, прорваться через густую изгородь мелькающих ног и рук, но это только раззадоривало избивающих, и он оставил всякие попытки сопротивления. Уже расползалась вокруг головы Мансура неровным полукругом липкая лужа крови, образуя багровый нимб. Уже хлюпал под ногами мягкий ворс ковра. Уже окончательно обмякло его тело, и опустились ладонями вверх защищавшие голову руки.