Самец взъерошенный

«Жениться тебе надо!» – подумал Олег, но вслух этого не сказал. Кивнул и пошел к Кире. Они сели в повозку и в скором времени оказались у богатого, но успевшего потерять лоск дома. Штукатурка на его стенах кое-где осыпалась, а краска давно облезла. Даже мраморные колонны, поддерживающие антаблемент с фризом, выглядели потемневшими от старости. Олег выскочил из повозки, подал Кире руку. Вдвоем они поднялись по ступенькам. У дверей их встретила кварта с девочкой на руках.
– Ах, ты моя хорошая! – заворковала Кира, целуя дочку. Та заулыбалась и обняла мать за шею. Не отпуская девочку, заводчица прошла в триклиний и устроилась на широком лектусе.
– Ложись! – предложила Олегу.
Тот не заставил себя упрашивать.
– Подавай! – велела Кира.
Кварта убежала и вернулась с подносом, уставленным блюдами. Сгрузив их на мраморную столешницу, она упорхнула и принесла тазик и полотенце. Омыв хозяйке и гостю руки, кварта замерла в ожидании.
– Она ела? – Кира указала на малышку.
– Да, госпожа!
– Тогда погуляй с ней! – распорядилась Кира, передавая кварте дочку. – А мы с Ольгом поедим и побеседуем.
В глазах кварты мелькнула смешинка, но она своевременно скрыла ее поклоном. Взяв девочку (та закапризничала, но скоро утихла), служанка вышла.
– Угощайся! – предложила Кира Олегу.
Некоторое время они молча ели. Заводчица насытилась быстро. Подперев щеку ладонью, она, улыбаясь, смотрела, как партнер срывает с костей мясо зубами, кусает хлеб и запивает вином из чаши. Очистив блюда, Олег сыто рыгнул (хозяйка довольно улыбнулась), вытер губы и руки салфеткой, после чего растянулся на лектусе.
– Хорошо у вас! – сказал довольно. – Поел – и вставать не надо!
Кира засмеялась и пристроила голову на его плече.
– Я тебя очень любить! – сказала, для ясности подражая неправильной речи мужчины. – А ты меня?
– Я говорить тебе! – вздохнул Олег. – Я любить Аурелия.
– Ты можешь любить мы двое! – возразила Кира. – Ты большой и сильный. Твой контракт кончаться, и мы жить в этот дом, – она повела рукой. – Ты, Аурелия и я.
– А вы не драться? – с подозрением спросил Олег.
– Нет! – закрутила головой Кира. – Мы быть, как сестра. Мы тебя вместе любить, рожать дети и жить счастливо. Хорошо?
– Что сказать Аурелия? – задумался Олег.
– Ты ее приводить, – предложила Кира, – и я говорить с ней. Я думать, она дать согласие. Она теперь ждать дочка и жить в казарма. Там плохо. Я дарить ей половина дом, – Кира провела рукой, словно отрезая пространство.
– Ты добрый! – заключил Олег и чмокнул заводчицу в щечку. Та в ответ лизнула его в нос.
– Хорошо, что Игорь послать меня к ты, – сказал Олег. – Я хотеть видеть его здесь. Показать мой машина, угостить вино. Только Игорь пропасть.
– Как? – удивилась Кира.
– Его женщина, Виталия, попасть к сарма. У нее быть долг. Приходить жрица из храма и забирать дом, а Игорь выгнать на улица. Я не знать, где он.
– Игрр в Рома не пропадать! – заверила Кира. – Он быть красивый и умный. Он хорошо говорить. Его любить все нола.
– Он любить Виталия! – не согласился Олег.
– Мужчина может любить много нола, – возразила Кира и, сопя, забралась на партнера. – Ты сегодня меня ласкать? Сладко, сладко, как ты уметь? Я этого очень хотеть.
– А служанка? – завертел головой Олег.
– Она не видеть и не слышать! – заверила заводчица. – Я ее отослать.
– Ладно! – кивнул Олег.
– Я тебя любить! – заворковала Кира, задирая ему тунику и стаскивая набедренную повязку. – Крепко, крепко…
Эмилия, трибун когорты вигилов. Расстроенная
Игрра я перехватила на пути к выходу. Он шел с остановившимся взглядом, не видя толпившихся в коридоре стражей, и я догадалась, что он все еще там, на арене, и продолжает сражаться. Я окликнула его, но он будто не слышал, тогда, забежав вперед, я преградила ему путь. Он замер в последний миг. Я не удержалась и обняла его. Его разгоряченное тело обожгло, и я ощутила, что он весь дрожит.
– Вина! – велела ближней стражнице. – Живо! И принесите ему умыться!
Взяв Игрра, словно ребенка, за руку, я отвела его в комнату, где мы пировали после его спора с Клавдией. Вигилы с тазиком и полотенцами явились следом. С Игрра стащили тунику, обтерли влажными губками, после чего насухо вытерли. К тому времени, как его заново облачили, явилось и вино. Отослав подчиненных, я наполнила чашу.
– Пей!
Игрр подчинился. Я молча смотрела, как ходит кадык на его мощной шее. Сегодня ее могли вспороть гладиусом… Я плеснула себе и выпила неразбавленного. Меня и саму потряхивало…
Вино подействовало. Лицо Игрра обмякло, а взгляд стал осмысленным. Я налила ему еще. Он глотнул и поставил чашу.
– Я видел ее совсем близко, – сказал тихо. – Ее лицо было мокрым от пота, а на носу висела капля. Когда она встряхивала головой, капля слетала, но появлялась вновь…
Я не ответила – пусть выговорится.
– Жилы на ее шее набухли, и я с трудом удержался, чтобы не полоснуть мечом… Она ловко дерется, эта преторианка, но ваши гладиусы – дрянь. Тяжелые, а неудобный хват ограничивает движения. Я не великий фехтовальщик, но ее убил бы легко. Одно движение…
Я поразилась.
– Ей удалось выбить твою спату! – заметила, не удержавшись.
– Так было нужно. Она не погналась бы за мной, будь у меня меч.
– Погоди! – изумилась я. – Ты хочешь сказать, что сделал это нарочно?
Он кивнул.
– Ты очень рисковал!
– Ничуть! – покачал он головой. – В Паксе не играют в футбол, поэтому не знают о подкатах. А я наловчился – меня ставили в защиту.
Я не поняла половины сказанного, но уточнять не стала. Не время.
– За что меня ненавидят? – внезапно спросил он. – Эта девочка хотела меня убить. За что? Мы всего лишь подрались по пьяни… Я никому не желал зла. Жил тихо, делал массаж. Но сначала отняли жену – единственную, кто меня по-настоящему любил, а затем подослали убийц. Я узнал «штангистку». Это она натравила преторианок…
Я догадалась, что он говорит о Касинии.
– Почему? – Он обхватил голову руками.
– Игрр! – Я обняла его за плечи. – Ты не прав. В Роме у тебя есть друзья. Сегодня Флавия все сделала, чтобы отменить поединок. Я не припомню, чтобы принцепс о ком-либо так заботилась. Я сама искала тебя, когда узнала о Виталии. Мои вигилы перетряхнули город, но не догадались зайти к сукновалам. Не знаю, зачем ты туда забрался…
– Шел и забрел, – пожал он плечами.
– Я тебя больше не отпущу. Ты будешь жить у меня, пока не утрясется.
Он хотел возразить, но в этот миг дверь в комнату распахнулась. Вошедшую женщину, коренастую и плотную, окутывала тога с широкой пурпурной полосой. На ногах – красные сандалии [45]. Много лет миновало, как я ушла из претория, но тело отреагировало мгновенно.
– Аве, трибун! – крикнула я, вскакивая.
– Аве! – отмахнулась Валерия и подошла к столу. – Это и есть Игрр? Мне доложили, что вы здесь.
Игрр встал. Трибун преторианцев протянула ему руку.
– Аве!
Пришлый подал свою. Валерия схватила ее за предплечье и потрясла. Игрр, догадавшись, сделал то же самое.
– Благодарю! – сказала трибун. – Ты мог убить дочку, но пощадил ее. Как трибун я расстроена – моего воина победили, но как мать – рада. Я не забываю добра. Эй! – Валерия повернулась к двери. – Несите!
В комнату вбежали преторианки. Они сгрузили на стол блюда с едой, запечатанный кувшин и оловянные кубки. При этом, как я заметила, с любопытством поглядывали на Игрра. Отослав подчиненных взмахом руки, Валерия наполнила нам чаши. Я оценила жест. Сама трибун прислуживает! Но Игрр не обратил на это внимания.
– Твое здоровье, пришлый!
Мы выпили и принялись за еду. Валерия не поскупилась. Каплун в подливе, жареные куропатки, сони в меду… Игрр ел много, что неудивительно – на завтрак у него была только поска. Я порадовалась. Хороший аппетит – залог душевного равновесия. Его предыдущие слова мне не понравились. Заметив, что Игрр насытился, Валерия взяла кувшин.