Самец взъерошенный
Выглядели они иначе. Одинаковые чешуйчатые доспехи, круглые шлемы, оставлявшие открытыми загорелые лица. Одеты спасительницы в короткие туники, холщовые, не закрывающие икр штаны и сапоги из мягкой кожи. Лица самые обычные, человеческие. Слегка запыленные, но не грязные. Я опустил взгляд и вздрогнул: у этих тоже имелись хвосты!
– Какой красавчик! – внезапно воскликнула одна из женщин. – Прямо статуя! И фаллос имеется. Большой! Вот бы потрогать!
Остальные засмеялись. «Я понимаю ее! – удивился я. – Почему? Что это за язык? Латынь? Они говорят на латыни?»
– Скажи, пусть не спешит одеваться! – подключилась другая. – Где мы такое увидим?
Женщины захохотали.
– Я не статуя! – буркнул я.
Смех мгновенно утих. Из толпы выехала всадница на рыжем коне. Левый глаз ее закрывал пласт кожи с бровью наискосок, видимо, сползший вследствие ранения. Из-за этого лицо всадницы имело зловещий вид.
– Ты говоришь по-нашему? – спросила она.
Я кивнул.
– Как твое имя?
– Игорь.
– Игрр… – произнесла она раскатисто. – Я Виталия Руф, старший декурион турмы «диких кошек». Скажи своим товарищам, чтобы не боялись. Мы друзья. Почему на тебе кровь?
– Это – ее! – я указал клинком на труп «сумоистки».
– Хочешь сказать, что убил сарму?
Губы одноглазой тронула улыбка.
– И эту тоже! – ткнул я на труп желтоглазой.
– Он говорит правду! – подтвердила одна из спешившихся женщин. – Когда подскакали, эти сармы были мертвы. В их трупах нет стрел. Обе зарезаны.
– Умойся! – бросила мне одноглазая…
– Что за хрень? – спросил меня Олег, когда мы привели себя в порядок. – Налетели какие-то хвостатые бабы, схватили, связали, сунули в мешок… Теперь прискакали другие, тоже хвостатые, и тех порезали. Ты можешь сказать, куда мы попали?
– Еще не знаю куда, – вздохнул я, – но попали конкретно…
Виталия Руф, старший декурион турмы «диких кошек»
Ала прискакала к бургу, когда пыль от ушедшей орды осела. Трибун, разобравшись, оставила на месте пехоту – смену гарнизона, и бросила нас в погоню. Кони, не отягощенные добычей, скакали легко, к полудню мы достигли места, где от сарм отделился малый отряд. Трибун остановила алу, выслушала доклад разведчиков и подозвала меня.
– Вот что, декурион, – сказала хмуро. – Бери турму и скачи вслед ублюдкам. Вырежи их! А мы пойдем за ордой.
– Думаете, они увезли пришлых? – спросила я.
– Нет! – покачала головой трибун. – Такую добычу и под охраной десятка? Но если вдруг… – Трибун помедлила. – Делай, что хочешь, но пришлые должны уцелеть.
– А после? – уточнила я. – Возвращаться в бург?
Трибун покачала головой.
– Только если пришлых не будет. В противном случае успокой их, ободри и вези к Степному ключу. Оттуда, заночевав, – в Рому. Нас не жди. Я не успокоюсь, пока не вырежу этих вонючек до последней!
Лицо трибуна перекосилось. «За захваченный бург в Роме спросят! – поняла я. – Обвинят в промедлении… Но если удастся спасти пленников, спрос не будет суровым».
Спрашивала я на всякий случай: среди сарм, отколовшихся от орды, пришлых не будет. Уточнить, однако, стоило. Годы службы научили меня дотошности. Каковым же было мое удивление, когда высланная разведка донесла: сармы везут пришлых.
Турма мигом повеселела. Если удастся освободить пленников, награды не пожалеют. Мы шли за сармами скрытно, стараясь не обнаруживать себя, и это удалось: погоню не заметили. Когда вонючки стали на дневку, я поняла: пора! Сармы сбились в круг и потащили в него пришлого. Они увлеклись, смять не представляло труда. Но я решила не рисковать. В последний миг пришлых могли прирезать. Нам это нужно? А для чего каждая третья «кошка» в турме – лучница? Я выслала стрелков вперед, остальным велела спрятаться в балку и ждать.
Лучницы не подвели: первым же залпом уложили семерых. Я крикнула: «Бар-ра!» Турма завыла, заулюлюкала и, вылетев из балки, понеслась в атаку. Все кончилось в один миг. Сарм вырубили, пленников не зацепили. Когда я подскакала к становищу, трое мужчин лежали ничком (по позам было видно, что целы), а четвертый стоял, заслоняя товарищей. Совершенно голый, перепачканный кровью, с оружием в руках, он выглядел непривычно и дико. Я решила, что пришлого ранили, но, к счастью, ошиблась.
Разумеется, девочки уставились на мужчину. Где они могли такое видеть? К тому же пришлый – я отметила это сразу – оказался отменно сложен. Невысокий, но со скульптурно развитым телом, он походил на статуи с форумов Рома. Разве что лицо не такое. Голубые глаза под высоким лбом, русые волосы, а вот нос маленький, да и губы пухлые. Румянец на щеках… У мужчины! Совсем еще мальчик, но такой хорошенький! «Девчонки взбесятся, – подумала я, – особенно те, у кого Дни. Вот ведь беда! Не поделят – за спаты схватятся!»
По этой причине я говорила с пришлым сурово. К моему удивлению, он понимал латынь. Отвечал неуверенно, запинался, путал спряжения и склонения, но разобрать получалось. Пока собирали трофеи, я не спускала с Игрра глаз. Вел он себя естественно. Первым делом умылся в ручье. Девочки, не скрываясь, пялились на его хозяйство, мне пришлось показать им кулак. Голубоглазый оделся и вернулся к спутникам. Ему принесли вещи, снятые с убитых им сарм. Добыча, взятая в бою, принадлежит всем воинам, но пришлый не служил в але и имел право забрать свою. К удивлению турмы, Игрр отказался от доспехов, стоивших недешево, оставив себе кошельки и оружие одной из сарм. Разглядев спату и кинжал, я вздохнула. Оружие древней работы, явно захваченное в бою (свои мечи у сарм дрянные). Узорчатая сталь клинков, рукояти из рогов муфлона, шероховатые и удобные. Такие не выскользнут даже из окровавленной руки. Зачем спата и кинжал пришлому? С кем ему сражаться? Отбирать оружие я, однако, не стала. Пусть потешится. Наиграется и продаст, я предложу хорошую цену. Золото пришлые любят…
Турма еще грузила трофеи, когда я подозвала пятерку и дала команду. «Кошки» вскочили в седла и умчались, поднимая пыль. Трое поскачут в бург – доложить о случившемся и привести повозки с палатками и припасами. Другие приготовят стоянку и сварят еду. «Кошки» передвигаются верхом, приучены ночевать в поле и спать под открытым небом, есть сухари и сырое мясо, однако пришлые такого не вынесут – слишком изнеженные.
Очень скоро я убедилась в своей правоте. Из четырех мужчин только Игрр держался в седле. Он даже сам подогнал себе стремена, перед этим внимательно их рассмотрев. Ну да, стремена у сарм кожаные, в форме башмака, закрывающего переднюю часть стопы. Это у нас легкие, бронзовые. С металлами у сарм плохо… Остальным мужчинам пришлось помогать: и в седла залезть, и ноги в стремена сунуть. Пришлые тряслись на спинах коней, словно мешки с зерном. К вечеру они сотрут кожу на бедрах и будут ходить враскорячку. Я невольно улыбнулась, представив это. В этот момент ко мне и подъехал Игрр.
Вопросы, которыми он посыпал, заставили насторожиться. Я старалась отвечать односложно, но все равно скоро устала. Как называется этот мир? Пакс. Пакс Романа? [3] Просто Пакс. (Откуда он знает про Pax Romana?) Кто были женщины, напавшие на бург? Сармы. Это кочевое племя? Да. А как зовут наш народ? Рома. Рома и сармы воюют? С давних пор. Куда они едут? К месту отдыха. А затем? В Рому. Это город? Столица. Они будут там жить? Да. А чем будут заниматься?..
Последний вопрос привел меня в панику. Что ответить? Пришлым не следует раньше времени знать о предназначении: об этом алу строго-настрого предупредили. В бурге мужчин встречает жрица Богини-воительницы, она сопровождает и опекает их до Ромы, потихоньку просвещая и готовя к служению. Но жрица погибла в бурге, а я понятия не имела, что говорить.
– В Роме вам все расскажут! Я всего лишь воин, – отговорилась я.
Игрр пристально посмотрел на мой хвостик (он у меня красивый – с кисточкой!) и отъехал. Я ускакала в голову турмы, где предупредила воинов: с пришлыми разговоров не заводить. Приказ передали по цепочке. Вскоре мужчины оказались в центре круга, отделенные от «кошек» пространством в два конских скачка. Турма двигалась берегом ручья, который служил ориентиром. Ручей бежит от Степного ключа. Других источников на тридцать миль [4] вокруг не имеется, не считая, конечно, колодца в бурге.
3
Pax Romana – римский мир (лат.).
4
Римская миля составляла примерно 1,48 км.