Уйти в отставку (СИ)
— Приветики-пистолетики. — От подошедшей Кристы пахло кофе и ментоловыми сигаретами: наверняка курила у служебного входа. — Почему грустный? Поссорились?..
Вот только не хватало милой блонды с ее озабоченностью личной жизнью всех живых существ отсюда до Китая!
— Прост не выспался, — буркнул Ерен, понимая, что сейчас его с любовью поволокут в комнату отдыха для допроса с пристрастием.
Спасла вбежавшая Наталья. Она приветливо кивнула Кристе, улыбнулась Ерену и, на ходу разматывая бледно-розовый шарфик, пошла в кабинет. Ну слава яйцам Хана Соло!
Когда спрашивали: «Как у тебя получается так набить бабочку, что кажется — она вот-вот взлетит?» — или: — «Твои цветы хочется понюхать: кажется, что они живые, — как ты это делаешь?» — он мялся, отшучивался, стараясь уйти от прямого ответа. Ответа не было. Адекватного, понятного художникам, заказчикам, спонсорам, таким же тату-мастерам. Им же не скажешь — нужно просто представить, что, мерцая синими крыльями, на плечо опустилась бабочка и принесла с собой цветущий зной тропического леса. Им же не объяснишь — нужно увидеть раскрывающую миру свой царственный огонь тигровую лилию. Остальное руки сделают сами. Именно так учил его старый зек по кличке Дот. А еще есть профессиональный секрет — надо обмотать держалку несколькими слоями туалетной бумаги, закрепив их резинкой для денег. И никаких силиконовых накладок: туалетная бумага не скользит, принимает форму твоих пальцев и ее легко заменить. Вот!
Клиентка легла на кресло. Ерен окинул быстрым взглядом рабочий столик — все ли на месте. Воткнул наушники, врубил на смартфоне плейлист «острых перчиков». Почему-то тигровая лилия ассоциировалась с горящей алым смесью фанка со знойной текучей гитарой Словака и мелодичными аккордовыми рисунками Фрушанте.** Отточенными движениями он принялся за растушевку серой тени под оранжевым лепестком…
Звякнула о стеклянный столик машинка. В наушниках затихли летящие на крыльях ноты «Музыка — это мой аэроплан. Это ебучая дурь, приправленная болью». Его работа — тоже музыка. Мелодия, сотворенная душой и сыгранная, спетая руками. Тигровая лилия расцвела на левом плече, солнце отражалось в капельках росы на ее лепестках. Его работа так же щедро посыпана болью в затекших мышцах и одеревенелой шее. С удовольствием прогибаясь в спине, Ерен повертел головой. Теперь — мазь с антисептиком легкими движениями по коже. Повязку закрепить пластырем. Закончено. Наталья благодарила. Смущаясь, бормотала что-то восхищенное. Слова не касались сознания. Они не имели значения. Только оживший цветок, скрытый сейчас под прозрачностью дышащей пленки. Девушка осторожно надела светлую блузку. Надо проводить до ресепшена… Слишком знакомый своей неумолимой четкостью стук каблуков вырвал из умиротворенных чувств. В салон пожаловала Карла Йегер собственной персоной. И персона решительно маршировала по холлу в направлении «сына-идиотины». Попал, бля!
— Ты освободился, — маман констатировала факт. — Пойдем, есть разговор.
— Ммм… Здравствуйте, Карла, не хотите освежить кончики? — попытка Кристы спасти от напасти мгновенно загашена начальственным взглядом:
— Спасибо, не сегодня.
Маман не пошла в кабинетик, а свернула в узкий коридор, ведущий к запасному выходу:
— Не стой столбом. Открой, — дернув круглую ручку.
Ничего не оставалось, как вытащить из заднего кармана служебный комплект ключей. Взглянув на растущую возле щербатого крыльца сочную крапиву, глава Департамента градостроительства Елды-Марлийска недовольно фыркнула. Мощная стальная дверь захлопнулась, отрезая фоновый шум салона и путь к спасению.
— Он тебя бросил? — выщелкнув из пачки тонкую сигарету, она чиркнула серебряной зажигалкой, забросила в объемистую сумку-корзину и уставилась на Ерена. — Ночь с пятницы на субботу ты проводишь на улице Матроса Сковороды, потом, около восьми тридцати утра, вы отправляетесь на пробежку в парк, дальше ты едешь сюда… Да, я отслеживаю твой телефон…
Она продолжала сыпать цифрами. Часы и минуты слились в назойливое жужжание, заглушаемое мыслью: «Маман следит за каждым шагом, интересно, когда ремонт делали — приказала напихать в квартиру жучков? Чтобы все под контролем? Чтоб комар не пролетел?». А еще нарастала ярость и жгло обидой.
— Мне уже даже не пятнадцать…
— Молчи. Молчи и слушай. Я не могу позволить своему единственному сыну ходить без присмотра по городу, где шляется этот Ромка-Броневик со своей бандой. Если он… — всосав в себя разом пол сигареты, только пепел дрогнул на кончике и печально упал, испачкав черно-лаковую «лодочку». — Прикажешь утешаться тем, что Аккерман посадит эту мразь за убийство?
— Мам, какая банда нахрен? Ромка своих давно заманал, банда кончилась еще в мезозое…
— Завали хавальник, лохам слова не давали! — Ну пипяо: безукоризненно вежливая глава Департамента по градостроительству вспомнила молодость и перешла на лексикон Арбузной пристани, где помогала бабушке, подтаскивая бидоны с клубничной брагой, в конце девяностых. — Он… Аккерман женится? На ком? На судебной секретутке? Этой крашеной лахудре Раловой? Она давно на него глаз положила, кошандра помойная!
— Мам, хватит. Я сам…
— Ага, сам, — затаптывая каблуком окурок. Она отвернулась, обвела взглядом автостоянку. Губы сжались в резкую бордовую линию. — Я не позволю наглому выскочке сломать тебе жизнь. — Ей удалось взять себя в руки. — Сегодня же поговорю с ним.
Хлопок черной двери форда-цивик поверг Ерена в траур по личной жизни и заткнул возмущенные вопли. Дав по газам, маман рванула дворами в сторону мэрии. В другом мире Карла Йегер была тоже не булочкой с корицей — когда сказал, что хочет учиться в кадетском корпусе, словил ремнем по заднице. Да уж… Папа Гриша давно объяснил: гиперопека — попытка компенсировать детство, проведенное с бабушкой. Ерен тогда почти не видел маму. Сначала она укатила в Волгоград учиться в строительном универе, потом по кирпичику складывала карьеру. Через неделю после восьмого дня рождения пришла с подарком — первым телефоном-раскладушкой в коробочке, перевязанной голубой лентой. Чмокнув в макушку, присела на краешек продавленного дивана и сказала: «Завтра я познакомлю тебя с дядей Гришей и его сыном Зигфридом. Мы станем жить все вместе». Тогда он ни фига не понял: первый в жизни гаджет куда интереснее разговоров о каких-то там дядьках. Свадьба случилась только через год. Мама надела бледно-лиловый костюм и такого же цвета шляпку с вуалью-сеточкой. В тот день от нее пахло отстраненностью и сиренью. А папа Гриша счастливо суетился вокруг «ледяной невесты», приглаживал вихры на макушке Ерена, поправлял галстук Зиггу, что-то бормотал, бормотал, бормотал…
Рука нащупала в переднем кармане пачку Kent-а. Курить хотелось зверски. Нахрена разосрался с Леви? Остался один, и мыслей на предмет, чего хватать, куды бечь, — ноль на массу. Где Армин, Ханджи, Флок? Он даже не знает их имен в этом мире! И сам мир странный. Огромный. Стран фуева куча, языков дофигища. Горечь дыма обожгла небо. Вместе с белесым облачком из глотки вылетел сухой кашель. Первая сигарета за неделю не успокоила — лишь отравила легкие. Бля. Попробовать добраться до Смита-Шмидта — единственный выход из жопы. И… и Леви тоже надо предупредить, что на его голову вот-вот свалится маман, размахивая заботой о сыне. От испанского стыда внутри скрутило до рвотных позывов. Не хватало еще украсить стоянку завтраком. Та-а-а-к, а смартфон-то остался на столе. Да что ж за день сегодня?! Ключ легко повернулся в скважине, дверь открылась, с ног едва не сбил знакомый до слез и зубной боли вопль: «Выходи, глиномес!» Судьба оформила и вывалила на голову полный пакет щастья. Бонусом шло явление Ромки-Броневика немногочисленному народу.
— Съебись, хуйло! — это уже Имир.
Ерен вывалился из коридорчика в зал и, едва увернувшись от летящего стула, врезался плечом в Марика. Качок-массажист удерживал в охапке Имир, грозящую Броневику лазерной пилочкой. Ее клиентка превратилась из озадаченной курицы в перепуганную. Сидя на полу у витрины, кудахтала что-то про полицию и саму Мадам. Бравый чоповец Кирштейн отдыхал у ресепшна со свернутым носом. Нос указывал на вход, который полагалось охранять этому долбоклюю. Ну оk. Схватить стоящую в углу вешалку, а теперь пиздануть «рогами» Ромке в грудину… Опередила Кристина. С боевым кличем «пошелвжопупидарас!» и баллончиком лака для волос. Струя химического оружия Броневика не зафиксировала — таки он не свадебная укладка, — зато отбросила в гостеприимные объятия подоспевших органов правопорядка. Из распахнутых дверей донеслось: «Миха, что за нахуй?» Иссиня-черная челка, падающая на выпуклый лоб. Широкие плечи, едва не рвущие прокурорский мундир. Леви смотрел с прищуром на Захарченко. Он же ниже следака на три головы, но почему-то не возникало сомнений — кто тут человек-закон, а кто пописать вышел. Расслабленная поза хлестала аурой леопарда, ждущего, когда распахнут клетку и выпустят на волю. Погулять, как следует. В трусах предательски зашевелилось. Ой-ё!.. Со стуком поставив вешалку обратно (отчего «курица» перестала квохтать и сползла на пол в обморок), Ерен удрал к себе, крикнув для порядка: «Я вызову скорую!». Руки тряслись. Пальцы бестолково скользили по черному дисплею. Краем глаза заметил, как со стола скатилась рабочая баночка с краской, и галапагосская зелень растеклась по имитации розового мрамора. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вроде отпустило. В трусах уже не жмет. Но где-то на сердечной мышце навсегда выжжено Его имя. Судьба? Случай? Да какая разница, если свинцовые глаза притягивают и не отпускают. Наконец-то удалось тиснуть аватарку. Хорошо, что папа Гриша в быстром наборе. Ответил сразу. Голос какой-то непривычно озадаченный… Но суть в несвязанном бормотании Ерена отловил сразу, четко ответив: «Отправлю нашу бригаду, все будет хорошо». Отбой. Дисплей потускнел и погас. Святое дерьмо! Собирался же сказать о слежке! Ладно, проехали.