Всё, как ты захочешь
– С каким Сашкой, ты о чём сейчас? – Нахмурилась я, пытаясь сообразить, что упустила, кусала губы, ломала пальцы, пока Олег смотрел на меня и тоже разглядывал. Сейчас с интересом.
– Он сделал предложение девушке своего брата. Ровно в тот день, когда это собирался делать сам Саша.
– У Димы есть брат? – Осела я и Олег хрюкнул от смеха. Раз, другой… рассмеялся в голос, прикрывая рукавом пиджака лицо.
– Господи, с кем связался… Галь, ты серьёзно сейчас? Конечно, у него есть брат! – Разозлился не понятно за что и крикнул. – Был, точнее… Тогда сразу всем понятно стало, почему Димочкину пассию не видел никто, это уже потом все вспоминали, как он за Сашкиной невестой волочился. Везде с ними. В общем… Через пару недель после ссоры, Саша со своей девушкой в аварию попали, в страшную. Она сразу насмерть, Сашка ещё пару дней в коме пролежал. Шах сам не свой стал. Кольцо это на продажу выставил, себя почему-то винил, отстранился ото всех тогда, от родителей уехал. Несколько лет маялся, а потом как-то в один день всё изменилось. Вот, вчера один Шах, сегодня уже другой. Я не знаю, что повлияло. Я не знаю, что происходило до этого. А теперь вдруг вижу это кольцо на твоём пальце и… неправильно это. Нельзя так! – Выдохнул и нервно руками по волосам провёл, тут же ладонями глаза закрыл и наклонился. – Она кольцо тогда приняла, очень уж Шах просил, Сашка в бешенстве, а она… не знала, как всё исправить. А у тебя… словно с трупа снял! Чёрт! – Подскочил, шагнул вперёд и вернулся, на диван опадая. – С трупа и снял. Галь, честно, я не знаю, что всё это значит. В тот день и вовсе подумал, что он рехнулся. Смотрю на него и понять не могу… Ты похожа на неё. – Добавил и снова лицо закрыл. – Я сразу значения не придал, только когда кольцо увидел – понял.
– Но… но ты же сказал, кольцо на продажу выставил, разве нет?
– Как выставил, так и снял. Ценители как с ума сошли. Новая технология, всё такое… деньги бешенные предлагали, а Шах снова закрылся. Сказал, что никому не продаст. Всё на фотку её смотрел и кольцо в руках крутил.
– На фотографию? А сейчас она где?
– Не знаю. То в офисе стояла, потом исчезла. Сразу как Дима изменился, так и исчезла. Полгода назад я рамку в вашем доме видел, в его кабинете. Но не на столе, там, на полке библиотечного шкафа. Там рамка особенная, по той же технологии сделана, что и кольцо. Её саму в пору на выставку везти. А фото не знаю, может… может, что другое уже её занимает. Подумал ещё тогда, что у него новый заскок. А потом он тебя привёл. На этом всё. Как, понравилась история? – Посмотрел на меня, просверливая взглядом, ножку бокала в руках сжал.
А я не знала, что ответить. Просто сидела и забывала как дышать. Сначала всё нормально было. Женщина… Я знала, что она была. Ничего удивительного. И, что таить, про кольцо догадывалась. Что оно ей принадлежало, но не так! Только не так! Сделал для помолвки? Как и мне подарил? Но почему? Только потому, что похожа? Всё иначе видится. И взгляды его странные, и действия. Он поэтому меня хотел, поэтому женился? От одной этой мысли страшно становится. Умерла… она умерла, как жутко, как больно… Я на кольцо своё посмотрела, отказываясь верить. Мой мужчина, моё кольцо! Только не получается. Не совпадает… не мой и не моё. Сначала бросило в жар, потом в холод, потом на лбу выступил холодный липкий пот, который я попыталась стереть ладонью, но ничего не выходило, он, словно выступал снова и снова. Я пыталась отдышаться, но сердце буквально выколачивало воздух из крови, сильно шумело в голове и она просто раскалывалась. В висках всё пульсировало, отзываясь болью в теле, в глазах, в мышцах. А слёз не было. А слёз не было! Только тихая растекающаяся по телу паника.
Я смотрела на Олега, на его метания, как он кривится, об этом вспоминая. Брат. У Димы есть брат… был. Чего ещё я о нём не знаю?.. Или, правильнее спросить, что я знаю о нём кроме того, что он позволил мне узнать? Тошнота, подступившая к горлу, не позволила сидеть на месте. Хотелось не просто идти, бежать хотелось со всех ног. Только бы не стоять, не ощущать на себе этот сочувствующий взгляд, не слышать его понимающие вздохи. Олег вяло улыбался, наблюдая за моими душевными терзаниями, изредка поглядывая на бутылку, решая, выпить ещё или на сегодня хватит. Он не мешал мне, не вставлял умные фразы и не комментировал, что понимает, как мне сейчас тяжело. Тяжело ли? Нет, наверно это не то слово. Как бы себя чувствовал человек, по которому проехался камаз? Верно. Никак. Он бы чувствовал, что его больше нет. И меня нет. Той, которая вошла в эту комнату. Но есть другая. Та, которая сейчас сидит с желанием сделать что-нибудь запретное, то, что причинит боль. Пусть мне, но и ему. Только не было в этом смысла. Поэтому я встала, тут же села обратно, понимая, что не могу сделать и шага. Отдышалась, мысленно перекрестилась, встала снова, сжимала кулаки, пересиливая себя, и каждый новый шаг как поступок, как подвиг, как жизненно необходимый глоток. Боялась, что Олег остановит меня, что не позволит уйти, но не оглядывалась, а лишь шла вперёд.
Проходя через зал, даже улыбнулась каким-то людям, но едва ли могла назвать, кто они, сделав очередной шаг. На улице веяло прохладой, но ночной воздух не приносил облегчения, только усиливал дрожь, которая тысячами иголок вонзалась в тело и тут же отпускала, чтобы уколоть с новой силой. На стоянке Кречетов ругался с Женей, что-то тихо доказывал, удерживая за руки, она плакала. Но мне было всё равно. Именно сейчас мне было действительно всё равно. И совсем недалеко наш автомобиль, даже ключ зажигания торчит, видимо, Кречетов так спешил оправдаться, что было просто не до этого.
Домой я доехала, точно зная, что собираюсь там делать: перевернуть его кабинет. Просмотреть всё вдоль и поперёк, чтобы видеть, знать, попытаться понять его. Я не хотела оправданий, я не хотела длинных речей, но и не могла больше делать вид, что всё замечательно, строить в одиночестве иллюзию счастья. В одиночестве, которое не отпускает. Много лет идёт со мной рука об руку, дышит в затылок, напоминая о себе, и теряется лишь для того, чтобы ударить с новой силой.
Глаза метались по полированным поверхностям дорогой мебели: ящики стола, полки, шкафы, старинный секретер. Руки непослушно двигали предметы, переставляя их с места на место. Папки, бумаги, документы… снова папки. Бутылки коньяка, джина, виски… набор бокалов и стаканов. Книги, журналы, старые газетные вырезки с цитатами слов знаменитостей… какая-то несуразица, какой-то бред. За гранью реальности, за пределами понимания. Наборы ключей, ручки, другая канцелярия. За считанные минуты идеальный порядок превращается в сумбур, стопки бесполезных вещей, предметов. Книги, разбросанные по полу, перевёрнутые картины, обнажающие сейф, код к которому я так и не смогла подобрать. Сумасшествие заразно, сумасшествие имеет чёткую грань, которую я перешагнула сегодня. И я безумна в своём желании доказать что-то… Пытаясь отдышаться, привести мысли в порядок, я села в его кресло, медленно ворочая головой из стороны в сторону. Взгляд зацепился за нетронутый портрет. Мой портрет, который теперь не спрятан в тёмной комнате его мастерской, а стоит на центральном месте кабинета. Словно магнитом меня потянуло к нему, только руки не взяли резную рамку, они чуть подвинули её, чтобы через мгновение потянуть на себя золотое плетение, инкрустированное драгоценными камнями. Чтобы через секунды посмотреть на фотографию, с изображением двоих мужчин и женщины. Она стоит между ними, беззаботно улыбаясь, и этой улыбкой словно награждает обоих. А я просто не верю своим глазам, я просто не верю тому, что вижу. И пытаюсь с силой зажать рот обеими ладонями, потому что кричать, выть хотелось, потому что всё поплыло перед глазами, потому что я знала всех троих, тех, которые сейчас смотрели на меня и улыбались…
Шах сканировал взглядом зал, безуспешно пытаясь отыскать среди приглашённых гостей хозяйку вечера. Неприятное чувство тревоги подступало к горлу и тут же отпускало, от понимания того, что здесь, на его территории, с ней ничего не могло случиться. Его не было около часа. Шестьдесят минут, за которые она обещала вести себя хорошо. В паху заныло от воспоминания, как Галя при этом выглядела. Как соблазнительно льнула к нему, доверчиво прикрывая дрожащие веки. Как маняще отдавалась, прижимаясь ближе, предвкушая момент, когда останутся наедине. Отношения медленно налаживались, стирая её страх, её сомнения, а он чувствовал себя с каждым днём всё более мерзко оттого, что обманывает, оттого, что не может объяснить.