Вирус

Я слышал стрельбу в другой части склада, поэтому решил отлучиться, чтобы посмотреть, что происходит, и обнаружил троицу противников, успешно поливающих непрерывным огнем другую нашу четверку. Я уложил двоих последней парой пуль из магазина, а с третьим разобрался врукопашную. Внезапно все стихло.
В итоге одиннадцать предполагаемых террористов были подстрелены, шесть из них насмерть, включая ковбоя с китайским штурмовым автоматом и любителя покусаться, которому я прошил спину. Согласно удостоверению личности, его звали Джавад Мустафа. Только мы начали изучать их документы, как явилась толпа федералов в неброской черной форме без знаков различия и заняла всю сцену, пинками выставив на улицу всех лишних. Да и ладно, подумал я. Мне хотелось узнать, как там Джерри. Выяснилось, что никого из нашего отряда не убили, хотя восьмерым требовалась врачебная помощь, в основном по причине сломанных ребер. Кевларовое полотно останавливает пули, однако не может защитить от самого удара. У Джерри была сломана грудная кость, и он оказался единственным, кто пострадал серьезно. Хотя соображал достаточно ясно и, прежде чем парни из медицинской бригады увезли его на каталке, жестом подозвал меня.
— Как чувствуешь себя, дружище? — спросил я, опускаясь на корточки рядом с ним.
— Старым и больным. Но знаешь, что я тебе скажу… угони для меня тот катер, и я почувствую себя юным и полным сил.
— Похоже на план. Сейчас же займусь им, старик.
Он ткнул меня подбородком в руку.
— А как твоя рука? Доктор сказал, тот псих тебя укусил.
— Нет, даже кожу не поцарапал, — я задрал рукав. — Просто большой синяк.
Джерри увезли, а я начал отвечать на вопросы. Некоторые из них задавали федералы, облаченные в боевую форму без знаков различия. Джавад не был вооружен, а я застрелил его, и это неизбежно влекло за собой рутинное расследование, однако мой лейтенант сказал, что дело ясное. Тогда было утро вторника, сегодня — утро субботы. Так почему же я в машине с тремя федералами?
Они молчали.
Я откинулся на спинку сиденья и принялся ждать.
  
Глава 4
 
 Истон, Мэриленд. 
 Суббота, 27 июня, 11.58 
Они завели меня в комнату. Стол, два стула, большое панорамное окно, закрытое шторами. Помещение для допроса, хотя табличка снаружи гласила: «Архивное хранилище Бейлора». Мы находились где-то в Истоне, поскольку съехали с пятидесятого шоссе более чем в семидесяти милях от того места, где они меня подхватили. Ведроголовый велел мне садиться.
— Можно мне водички попить?
Он проигнорировал мой вопрос и вышел, заперев дверь.
Прошло почти два часа, прежде чем кто-то появился.
Я нисколько не разозлился. Обычное дело. Запри кого-нибудь в пустой комнате, и пусть он варится в собственном соку. Сомнения и нечистая совесть могут многое сделать, когда человек остается наедине с собой. Меня не мучили ни угрызения совести, ни какие-либо сомнения. Мне просто не хватало информации, поэтому, произведя визуальный осмотр комнаты, я погрузился в свои мысли и принялся ждать, припоминая и подсчитывая, сколько бикини сегодня увидел. Я был уверен, что не меньше двадцати двух, и из них по меньшей мере восемнадцать имели законное и моральное право носить такие веревочки. День на пляже выдался удачный.
В конце концов, дверь открылась, и вошел крупный, очень хорошо одетый человек лет шестидесяти, однако я не заметил в нем ни следа рыхлости, присущей преклонному возрасту. Не то чтобы он выглядел каким-то особенно мускулистым, как качок или тренер. Просто сразу становилось ясно, что он настоящий, крепкий профессионал. На таких людей всегда обращаешь внимание.
Он сел напротив меня. На нем были темно-синий костюм, красный галстук, белая рубашка и затемненные очки, прятавшие глаза. Должно быть, он надел их не просто так. Я обратил внимание на коротко остриженные волосы, крупные кисти рук и лицо, начисто лишенное всякого выражения.
Затем Ведроголовый притащил на пробковом ресторанном подносе кувшин с водой, два стакана, две салфетки и блюдо с печеньем, что привело меня в сильное замешательство. Обычно в подобной ситуации не угощают печеньем, и, должно быть, это был какой-то особенный трюк.
 
Когда Ведроголовый удалился, человек в костюме произнес:
— Меня зовут мистер Черч.
— Угу, — отозвался я.
— Вы детектив Джозеф Эдвин Леджер, полиция Балтимора, тридцать два года, не женаты.
— Хотите познакомить меня со своей дочкой?
— Вы отслужили в армии сорок пять месяцев, уволены с положительной характеристикой. За время службы вы не принимали участия ни в каких значительных военных событиях или операциях.
— А ничего не происходило за время моей службы, во всяком случае, в той части света, где я находился.
— И все же ваши командиры, и в особенности ваш сержант, отзываются о вас с восторгом. Почему так?
Он не читал по бумажке. У него вообще не было с собой никаких бумаг. Его прикрытые тонированными стеклами глаза были устремлены на меня, пока он разливал по стаканам воду.
— Может, я классный подхалим.
— Нет, — сказал он, — не подхалим. Возьмите печенье, — и пододвинул ко мне блюдо. — В вашем деле имеется несколько записей, позволяющих предположить, что вы умник мирового класса.
— Неужели? Вы хотите сказать, я обставил своих соотечественников?
— И вы определенно считаете себя весельчаком.
— А вы хотите сказать, что это не так?
— Присяжные еще не пришли к определенному выводу. — Он взял печенье — точнее, ванильную вафлю — и откусил краешек. — Ваш отец уволился с поста комиссара полиции, чтобы баллотироваться в мэры.
— Уверен, мы можем рассчитывать на ваш голос.
— Ваш брат тоже служит в полиции Балтимора, второй человек в убойном отделе. Он на год младше, однако, выше вас по званию. Он оставался дома, пока вы играли в солдата.
— Почему я здесь, мистер Черч?
— Вы здесь, потому что я хотел поговорить с вами с глазу на глаз.
— Мы могли бы сделать это в понедельник в участке.
— Нет, не могли.
— Вы могли бы позвонить мне и попросить встретиться с вами где-нибудь на нейтральной территории. В «Старбаксе», знаете ли, тоже подают печенье.
— Слишком толстое и слишком мягкое. — Он откусил еще кусочек вафли. — Кроме того, здесь гораздо удобнее.
— Для чего?..
Вместо ответа он сказал:
— После увольнения из армии вы поступили в полицейскую академию, которую закончили третьим в своем потоке. Не первым?
— Поток был большой.
— Насколько я понимаю, вы могли бы стать первым, если бы захотели.
Я взял печеньице, выбрав «Орео»,  [6]и оторвал верхнюю половинку.
Он произнес:
— Вы провели несколько вечеров в последние недели перед выпускными экзаменами, помогая трем другим слушателям. В результате двое из них сдали лучше вас, а вы не показали себя так хорошо, как могли бы.
Я сунул печенье в рот. Люблю есть его слоями. Печенье, крем, печенье.
— И что с того?
— Ничего особенного. Вы дослужились до сыщика в штатском, а еще раньше — до детектива. Исключительные отзывы и рекомендации.
— Ага, я настоящее чудо. Толпы ликуют, когда я прохожу мимо.
— О том, что вы невоздержанны на язык, мне также известно.
К моим зубам прилип сладкий крем, но это не помешало мне улыбнуться.
— Вас завербовали в ФБР, и через три недели вы должны приступить к занятиям.
— А размер моих ботинок вы знаете?
Он прикончил свою ванильную вафлю и взял еще одну. Не знаю, могу ли я доверять человеку, который предпочитает ванильные вафли «Орео». Это явно признак характера с изъяном, вероятно даже отмеченного печатью порока.
— Ваше начальство из полиции Балтимора утверждает, что сожалеет о вашем уходе, а ФБР возлагает на вас большие надежды.
— И снова спрошу, почему вы не позвонили мне, вместо того чтобы посылать этих головорезов?