Разбитая любовь (ЛП)

— Виски! — закричала Стиви, бросаясь ко мне. — Что случилось? Что произошло?
Словно море, горе нависло надо мной, а затем обрушилось, утопив в тоске, поглотив целиком вместе с терзающей душу болью. Беззвучные рыдания сотрясали грудь. Расставание с Хантером разорвало меня на части сильнее, чем когда я проснулась в больнице, парализованная, а Колтон был мертв. Эти мучения были моим собственным выбором.
Руки Стиви обхватили меня, крепко держа, пока мои рыдания заполняли комнату, а сердце, разбитое и мертвое, лежало на полу.
Глава 8
Джеймерсон. Месяц спустя
— Это прекрасно, Джеймерсон. У тебя зоркий глаз, — моя преподавательница по искусству подошла ко мне сзади, наклоняясь, чтобы изучить мои наброски. Рисование не было моей любимой частью обучения, но это задание приносило мне радость и волнение.
Наша группа спустилась в захватывающий, окутанный мистикой городок Фьезоле, расположенный недалеко от Флоренции. Это место, наполненное древними руинами, домами с красными крышами, холмами и тайной, парящей в воздухе, как виноградники, согретые солнцем. Около дюжины студентов разбрелись по окрестностям. Мы рисовали то, чего уже не было, восполняя то, что время похитило за столетия. Это было отличное задание для тех, кто хотел реставрировать искусство. Нам нужно было впитать окружающую обстановку, понять историю, эпоху и показать другим, что, возможно, было скрыто от невидящего глаза.
История искусства и естественные науки были моими любимыми предметами в школе, но папа всегда подталкивал меня к области физиотерапии, чтобы я пошла по его стопам. Но с каждым днем я понимала, что это не то, чем я хочу заниматься. Реставрация артефактов объединяла мои два мира — науку и искусство. И пребывание на земле великих художников, таких как да Винчи, Рафаэль, Микеланджело и Джотто, только подтверждало то, чего желали мое сердце и душа. Это наполняло меня волнением, радостью и трепетом. Я была еще новичком в мире искусства, но жажда познания была неутолимой. Большую часть послеобеденного времени после занятий я проводила в художественных музеях, читая все, что попадалось под руку.
Я подняла голову и увидела великолепный вид итальянского города, зеленые пышные деревья и запах жареных помидоров и оливок, проникший в мои чувства.
— Серьезно, Джейм, у тебя дар, — она склонилась ближе.
Миссис Коллин Руссо была молодой американской преподавательницей, приехавшей за границу и влюбившейся в это место настолько, что решила остаться. Она была невероятной художницей и одним из самых душевных людей, которых я когда-либо встречала. Мы с ней по-настоящему сблизились. Однажды вечером за бокалом вина она рассказала мне, как раньше ее жизнь была совершенно другой. Она сказала, что после смерти матери она осознала, насколько несчастна была: своей жизнью, работой, отношениями. Она рассталась со своим женихом, уволилась с бессмысленной работы и улетела во Флоренцию, чтобы стать преподавателем по искусству в американском колледже. Она мгновенно влюбилась в людей, город, жизнь, которую они здесь ведут. Год спустя она встретила своего мужа и до сих пор безумно влюблена.
— Когда мы познакомились, я была довольна своей жизнью, тем, кем я была. Мы встретились, и это была магия, словно оба наших пути вели друг к другу, ожидая, что мы решим все свои проблемы, чтобы быть готовыми к настоящим отношениям. Чтобы впустить любовь. Он не был причиной моего счастья, но он его дополнил.
После этих слов я залпом допила вино, не желая ничего впускать. Особенно любовь. Она меня только разбила на осколки.
— Я еще не встречала никого с таким развитым взглядом, кто никогда раньше не учился этому, — ее голос вернул меня в настоящее. Она провела пальцем по краю моего блокнота, качая головой. — Думаю, я порекомендую тебя на стажировку в этом году в Галерее Академии.
— Ч-что? — резко выдохнула я, повернувшись к ней. — Та самая галерея, где хранится 'Давид' Микеланджело? И 'Мадонна у моря' Боттичелли? Та самая Галерея Академии?
 
Она рассмеялась, выпрямившись.
— Да, та самая.
— Боже, да… Что мне нужно сделать? Им нужна почка? Легкое? Я могу жить без ноги… Руки мне нужны, но ухо — сойдет.
Она залилась громким смехом, слушая мой бред.
— Успокойся, Джейм, — женщина ухмыльнулась, откидывая назад свои каштановые волосы до плеч, жаркое солнце заставляло их липнуть к шее. Одетая в длинную струящуюся юбку, майку и соломенную шляпу, чтобы заслониться от палящего июльского солнца, она выглядела типичной американкой в Италии. Молодые итальянки, по крайней мере, в городе, одевались с иголочки и, казалось, были одержимы обувью, которая могла ввергнуть в пучину долгов даже самую прочную кредитную карту. Только американцы верили, что местные женщины бегают босиком в развевающихся юбках и топчут виноград в бочках, чтобы сделать вино.
— Стажировка, как ты понимаешь, очень востребована. Берут всего несколько человек, а конкурс на поступление выше, чем в Гарвард. Но наши рекомендации они всегда воспринимают всерьез. Шансы невелики, особенно потому что ты новенькая, но я все равно хочу добавить твое имя.
— О, Коллин. Спасибо, — в первый же день она потребовала, чтобы мы обращались к ней по имени, ведь летний курс был более неформальным и расслабленным. Вся наша группа сразу же сблизилась, мы часто ходили вместе на ужин и исследовали город. Моя соседка по комнате, Сэмми, дома была тихой и замкнутой, но приехав сюда, она полностью изменилась. Теперь она каждый вечер ходила по барам и флиртовала с итальянскими парнями. Она пыталась вытащить и меня с собой, но я в основном отказывалась, мое сердце было слишком тяжелым, чтобы тащить его в бар, улыбаться и притворяться счастливой.
Я действительно испытывала некоторое счастье: на занятиях, наблюдая за закатом на мосту Понте-Веккьо, исследуя другие музеи и города. Однако рядом с людьми, особенно с парнями, я чувствовала себя опустошенной.
— Еще рано благодарить, подожди, пока увидишь заявку, — Коллин надела свои большие солнцезащитные очки. — Но я думаю, ты справишься. Как я уже сказала, у тебя есть дар, на приобретение которого требуются годы, — она прикоснулась к моему плечу, прежде чем перейти к следующему студенту.
Волнение взвилось в моей груди, вспыхнув, как фейерверк. Черт возьми. Это была моя мечта. Стать стажером в Академии. Черт, даже если бы моя обязанность заключалась в том, чтобы приносить кофе и протирать 'Давида', я была бы согласна. Скульптура была красива, и можно было увидеть внимание Микеланджело к деталям. Он, должно быть, был влюблен в этого Адониса. Но впервые подойдя к нему, пока Сэмми пищала от восторга рядом со мной, я просто пожала плечами.
— Я видела и побольше5.
— Серьезно? — Сэмми прыснула со смеху, нервно оглядываясь по сторонам. — Ты занималась сексом?
— Ага, — вздохнула я. Ох, да, занималась. И я солгала бы, если бы сказала, что только мое сердце скучало по Хантеру. Он открыл ящик Пандоры, и черт возьми, мои гормоны не собирались обратно. Мне было ужасно стыдно от того, насколько сильно мне хотелось “почесать этот зуд” с его образом в голове.
Когда я села в самолет, то попыталась отгородиться от всего, что связано с Хантером и Колтоном. Родители пытались скрыть ликование по поводу нашего расставания, чуть ли не запихнув меня в самолет, чтобы я улетела. Стиви вернулась в Нью-Йорк, и мы обе поклялись больше не связываться с гонщиками по мотокроссу и даже не говорить о них. Теперь она помешалась на женщинах постарше, говоря, что любит их за то, что они ничего от нее не хотят, кроме хорошего времяпрепровождения.
Я понятия не имела, как дела у Хантера. В большинстве дней в Италии, где ничто не напоминало о нем, я почти могла его забыть.
Почти.
Словно он был тем, кто умер, “призрак” Хантера каждую ночь преследовал меня, терзая сны. Причем не все из них были душераздирающими. Мне было особенно неловко, когда я разбудила свою соседку по комнате громкими стонами из-за того, что мои сны были настолько реалистичными. Бедняжка Сэмми.