Красавицы Бостона. Распутник

– Рад, что ты видишь позитивный момент в смерти двух людей, которая вновь сведет нас с Луизой на одной территории, – сказал я с легкой улыбкой.
– Она с нетерпением тебя ждала.
– Считай, что я настроен скептически.
– Сам увидишь, когда приедешь. Ты должен хотя бы извиниться перед ней как подобает.
От этой правды мне не убежать. Перед тем как в восемнадцать лет сесть на самолет в Бостон, я сказал Луизе, что вернусь за ней. Этого так и не случилось, хотя на протяжении первых четырех лет она терпеливо меня ждала, присылая распечатки со свадебными платьями и изготовленными на заказ кольцами. В какой-то момент бедняжка поняла, что помолвка не состоится, и стала жить дальше. Но на это ей потребовалось около двух десятков лет.
Я должен принести ей извинения и непременно это сделаю, но думать, будто я теперь обязан на ней жениться – это уж слишком.
– Знаешь, – сказала мать, заговорщически понизив голос, – последним желанием твоего отца было, чтобы ты женился на Луизе.
«Знаешь, – хотелось мне сказать таким же тоном, – меня это вообще не волнует».
– Сочувствую твоей боли, но мне ужасно трудно идти на уступки ради Эдвина. Особенно теперь, когда его нет с нами, чтобы их оценить, – спокойно сказал я.
– Тебе нужно остепениться, милый. Обзавестись собственной семьей.
– Этому не бывать.
Но Урсула Уайтхолл не позволила такой ерунде, как реальное положение вещей, испортить ее прекрасную речь. Я мог легко представить, как она поднимается на импровизированную трибуну.
– Я постоянно слышу о тебе от знакомых с Восточного побережья. Говорят, что ты умен, проницателен и никогда не упускаешь хорошей возможности. А еще говорят, что в твоей личной жизни бардак. Что вечера ты проводишь за азартными играми в заведении этого дикаря Сэма Бреннана, выпиваешь и водишься с легкомысленными женщинами вдвое младше тебя.
Первое обвинение попало в яблочко. Последнее, напротив, было откровенной ложью. Я установил строгий предел в пять лет. Выбирал в любовницы женщин на пять лет младше или на пять лет старше меня. Признаться, я лишь раз нарушил это правило ради восхитительно раздражающей Эммабелль Пенроуз. При всех своих недостатках мразью я не был. Нет занятия более позорного, чем встречи с женщиной, которую можно принять за твою дочь. К счастью, никто в здравом уме не подумал бы, что я разрешу своей дочери одеваться, как Эммабелль Пенроуз.
– Я понимаю, что ты расстроена, мамуля, но не позволю уговорами склонить меня к браку.
Сквозь огромные стеклянные двери я видел, как Киллиан и Хантер выходят из конференц-зала вместе с остальными членами правления «Королевских трубопроводов». Хантер на ходу показал мне средний палец, а Киллиан отвесил краткий кивок, означавший, что мы поговорим позже.
Из-за этого звонка я на час отстал от графика. Я за три десятилетия не уделял отцу так много времени. Отправлю ему солидный счет прямо в преисподнюю. Мама тем временем все бубнила:
– …оторван от своих корней, от своего рода. Подозреваю, что еще многое станет известно, когда ты вернешься домой. Я могу отправить частный самолет, если хочешь.
Частный самолет принадлежал Бутчартам, а не Уайтхоллам, и я знал, что не стоит принимать одолжения от людей, перед которыми не намерен быть в долгу.
– Не нужно. Я полечу коммерческим рейсом с простыми обывателями.
– Первый класс – это так пошло, если, конечно, речь не о «Сингапурских авиалиниях». – Если что-то и могло отвлечь мою мать от того, что она только что стала вдовой, так это разговоры о богатстве.
– Полечу бизнесом, – язвительно сообщил я. – Пообщаюсь с самыми что ни на есть обыкновенными людьми.
Я знал, что для матери лететь бизнес-классом – все равно что путешествовать на суденышке, перебиваясь исключительно сырой рыбой из океана и солнечными лучами.
– Ох, Дэвви, мне бы очень этого не хотелось. – Я с легкостью мог представить, как мать вся напряглась. – Когда нам тебя ждать?
– Сообщу в ближайшие несколько дней.
– Поторопись, пожалуйста. Мы очень по тебе скучаем.
– Я по вам тоже.
 
Когда мы закончили разговор, я почувствовал, будто меня выпотрошили.
Возможно, я скучал по матери и сестре.
Но точно не скучал по замку Уайтхолл-корт.
На оставшуюся часть дня я взял выходной. Вопреки распространенному мнению, я не был, как говорят, женат на своей работе. По сути, даже не был с ней обручен. Я состоял в свободных отношениях с фирмой, которую основал, и при любой возможности проводил время вне офиса.
Потеря отца, даже если я уже забыл, как он выглядел, служила отличным поводом, чтобы взять выходной.
По небу лениво плыли облака, с любопытством наблюдая, каким станет мой следующий шаг. Не имея обыкновения заставлять природу ждать, я зашел в бар под названием «Храм» – ирландский паб неподалеку от моего офиса. Я сидел за стойкой, когда в бар через липкие деревянные двери ворвалась Эммабелль Пенроуз. По лицу текли слезы, и выглядела она, как ходячая катастрофа через несколько секунд после колоссального взрыва.
Эммабелль была самой красивой женщиной на земле. Это не преувеличение, а очевидный факт. Ее длинные роскошные волосы будто впитывали каждый луч солнца, что их касался, ниспадая прядями различных белокурых оттенков. По-кошачьи хитрые глаза черничного цвета всегда глядели с поволокой. Полные яркие губы были пухлыми, будто ее только что яростно целовали.
И это не говоря о ее теле, которое, как я склонен подозревать, однажды может стать причиной Третьей мировой войны.
Она была молода. На одиннадцать лет младше меня. В нашу первую встречу три года назад, когда я пришел передать ее младшей сестре, Перси, брачный договор от Киллиана, я увидел краем глаза, как она спала, и весь следующий месяц мечтал о том, как ворвусь в постель этой светловолосой нимфы.
Привлекательность Белль усиливало еще и то, что она, как и я, отвергала брак как понятие и относилась к своим романтическим связям с тем же практицизмом, с каким обычно подходят к финансам. Ее пыл, ум и бунтарские замашки стали для меня глотком свежего воздуха. Чего не скажешь о том, как она выгнала меня посреди ночи из своей квартиры вскоре после начала нашей интрижки.
Возможно, мисс Пенроуз – сама Афродита, восставшая из пены морской на берегу Кипра, но я – мужчина с чувством собственного достоинства и положением в обществе.
Я простил, но не забыл.
Хотя, если присмотреться повнимательнее, она выглядела немного… потрепанной?
Будто готова разрыдаться в бокал с шардоне.
Едва Эммабелль успела войти в бар, к ней подошел мужчина, а я сидел в углу и, посмеиваясь, наблюдал, как она чуть не сломала ему руку.
Но вместе с весельем пришло невыносимое чувство ответственности, которое снедало меня изнутри. Какой бы неприглядной ни была мысль о том, чтобы помочь этой дерзкой чертовке, я знал: Перси – жена Киллиана и сестра Белль – протащит меня по всем девяти кругам ада Данте, если узнает, что я попросту повернулся к ней спиной.
К тому же Эммабелль не из тех, у кого приключился бы полноценный нервный срыв из-за сломанного ногтя. Как юрист я всегда питал интерес к людям. Из-за чего же могла сорваться эта крепкая, как кремень, женщина?
Я подошел к ней, осыпал комплиментами и словами утешения, а потом попытался уговорами что-нибудь у нее выудить. Как я и предполагал, Белль отказалась идти навстречу. Девчонка была колючая, как розовый сад, и такая же красивая.
Я решил развязать Белль язык с помощью всемирно известной негласной сыворотки правды. Алкоголя.
И только после третьей стопки коньяка она повернулась ко мне, посмотрела большими сияющими бирюзовыми глазами и сказала:
– Мне нужно срочно забеременеть, если хочу самостоятельно родить ребенка.
– Тебе тридцать, – ответил я, потягивая все тот же «Стингер», с которого начал вечер. – У тебя еще предостаточно времени.