История всемирной литературы Т.5
Резкому отрицанию абсолютизма и вообще феодального строя сопутствует явное стремление подметить в современности зародыши нового порядка, связанное с оптимистической концепцией мира у Монтескье. Так, например, Узбек с удовольствием отмечает, что в современной Европе начинают отказываться от духа нетерпимости, допускают существование различных религий. Оспаривая суждение Реди об искусстве и ремеслах, которые якобы изнеживают и расслабляют людей, являются причиной падения империи, Узбек относит это изнеживающее влияние лишь к людям, наслаждающимся плодами искусства и ремесел, т. е. к привилегированному сословию. Но он признает огромную роль в обществе людей, занятых производительной деятельностью. Художники и ремесленники — люди труда — далеки от гибельной праздности и тем самым недоступны влиянию расслабляющей и изнеживающей цивилизации. Именно с ними Узбек связывает надежду на лучшее будущее. Выступление на стороне людей, производящих материальную основу современной цивилизации, заставляет Узбека объявить войну средневековому аскетизму. Он высказывается за полное удовлетворение всех потребностей и именно потому стоит за роскошь и богатство. Он осуждает взгляд на человека как временного странника на земле, стоит за труд, имеющий своей целью создание общественной материальной культуры.
Одной из существенных особенностей просветительского классицизма Монтескье следует признать изображение внутреннего мира персонажа, мира страстей. Эта сфера в XVII в. раскрылась особенно в трагедии и в психологической повести, в мемуарах, эпистолографии. У Монтескье с этой сферой связана жизнь жен Узбека, заточенных в гареме, жизнь Роксаны, Фатимы, Зелии. Это рабыни, зависимые существа, находящиеся во власти Узбека. Монтескье рисует пробуждение в них недовольства своим положением, возникновение стремления к свободе. Роксана внутренне освобождается от гнета Узбека. В ней вспыхивает чувство любви к человеку, остающемуся неизвестным читателю. Она обманывает евнухов, превращает место своего заключения в «место радости и наслаждения», а после того как все открылось и ее возлюбленный погиб, оказывается достаточно сильной, чтобы выбрать смерть вместо рабства.
«Персидские письма» Монтескье только «открывают» Просвещение во Франции, находятся в самом начале просветительского движения, что отличает их от более поздних произведений, созданных как самим писателем, так и другими просветителями. Эта мировоззренческая специфика особенно отчетливо проявляется в образе Узбека, свободомыслящего философа, который, однако, сохраняет в течение всего романа черты восточного вельможи, а к концу произведения прямо заявляет себя деспотом и жестоко расправляется со своими женами и евнухами. Здесь сказывается известный релятивизм Монтескье, непоследовательного в своих просветительских убеждениях. Релятивизм был своеобразной чертой мировоззрения писателя, чертой, в которой сильные и слабые стороны были неотделимы друг от друга.
Выдвигая размышляющего над жизнью героя, Монтескье лишает его активности, не позволяет ему стать пропагандистом передовой точки зрения на мир, борцом против невежества и предрассудков. Отсюда — известная пассивность, созерцательность интеллектуального героя Монтескье. Он излагает свои идеи, а не поступает в соответствии с ними. Это не деятель, а зритель. Этой созерцательности соответствует и избранный Монтескье для своего произведения жанр романа в письмах.
В 20-е и особенно в 30-е годы во Франции выдвинулся другой писатель и другой мыслитель, более радикальный и смелый в своих взглядах, чем Монтескье. Это был Вольтер.
ВОЛЬТЕР ДО 1749 г. (Михайлов А.Д.)
Уже в первой половине XVIII столетия творчеству Вольтера принадлежит во французской литературе одно из первых мест. Подлинным же властителем дум всей просвещенной Европы писатель стал в середине и второй половине столетия, после появления своих самых значительных книг.
Выходец из среды зажиточных парижских буржуа, Франсуа-Мари Аруэ (1694—1778), прославившийся под псевдонимом Вольтер, стал олицетворением передовой философии и литературы своего времени не потому, что он был самый радикальный мыслитель. Напротив, воззрения писателя, отмеченные определенной умеренностью, по глубине и смелости явно уступали взглядам таких его современников, как Дидро или Руссо. Между тем прижизненная слава и непререкаемый авторитет Вольтера были закономерны и им бесспорно заслужены. Вся его жизнь, особенности его темперамента, система взглядов, основные черты таланта сделали его символом передовой мысли своего времени. На протяжении своей долгой и бурной жизни писатель, пожалуй, не оставил без внимания ни одного волновавшего общественные круги вопроса. К тому же его восприимчивость к чужим мыслям была поистине замечательной, и Вольтер, пуская в обращение собственные оригинальные мысли, одновременно синтезировал и популяризировал чужие, верно подмечая их потенциальные возможности. Он пропускал эти новые идеи через свое сознание, делал их своими и пересказывал ярко, доступно и остроумно; как метко сказал Пушкин, в вольтеровских произведениях «философия говорила общепонятным и шутливым языком». Если Вольтер и не был глубоко оригинальным мыслителем, то блистательным писательским талантом он обладал в полной мере. Философ, ученый, политик, историк, он был прежде всего писателем. Все творчество Вольтера выросло из слияния передовой идеологии и литературного мастерства. Однако не только восприимчивость и оперативность да писательский талант сделали Вольтера столь популярным. Важно было как то, какие идеи он пропагандировал, так и то, кому эту пропаганду он адресовал. Известно, что идеи Вольтера в той или иной мере устраивали многих — и третьесословных интеллигентов, и фрондирующих аристократов, и философствующих самодержцев. Писатель нередко противоречил сам себе. Такие знаменитые фразы, как «раздавить гадину» (т. е. католическую церковь) и «если бы бога не было, его следовало бы выдумать», в его устах симптоматичны. Ирония и скепсис Вольтера распространялись даже на передовые идеи, которые он сам разделял. Писатель зло издевался над церковью, обличал мракобесие, тиранию, религиозный фанатизм. Он высмеивал безосновательное тщеславие аристократов, но смеялся и над самодовольством мещан. В народовластие он не верил и его несомненно страшился. Революционным и реакционным крайностям он стремился противопоставить нечто третье — интерес к передовым научным идеям, независимость суждений, свободомыслие и антиклерикальность, остроумие до дерзости и некий аристократизм духа, который и привлекал к Вольтеру столь разных представителей тогдашнего общества. Его последователей называли «вольтерьянцами», и это была и бранная кличка, и весьма лестная аттестация. Через увлечение идеями Вольтера прошли многие его современники, почти все мыслители и писатели нескольких следующих поколений — и якобинцы, и Стендаль, и Байрон, и Пеллико, а в России — и Фонвизин, и Новиков, и Радищев, и все декабристы и современники Пушкина во главе с самим поэтом.
Вольтер вступил в литературу в бурные годы, последовавшие за смертью Людовика XIV (1715), когда долго таившееся недовольство выплеснулось наружу, когда получила широкое распространение поэзия не столько смелая, сколько озорная, нарочито эпатировавшая устоявшиеся вкусы и мнения. Вольтер и начал с подобного «легкого стихотворства» (недаром его первые поэтические опыты были одобрены такими мастерами этого жанра, как Шольё и Лафар), с едких сатирических стишков и салонных эпиграмм. За одну из них он в 1717 г. на одиннадцать месяцев был посажен в Бастилию.
Своими салонными стихами и эпиграммами Вольтер создавал своеобразные эпикурейски-веселые и скептически-едкие примечания к истории своей эпохи. Как лирику малых форм, ему, несомненно, принадлежит одно из первых мест в литературе того времени. Знаменательно мнение, которое высказал Гете в разговорах с Эккерманом о мелких стихотворениях Вольтера, обращенных к разным лицам: «Они, без сомнения, принадлежат к самым лучшим его вещам. В них нет ни строчки, которая не была бы полна остроумия, ясности, веселости и прелести». Вольтер в стихах «на случай» был не только жизнерадостным и изящным, но и философствующим и поучающим. Поэтому даже его любовные стихотворения (обращенные, например, к г-же Дю Шатле) продиктованы не столько сердцем, сколько разумом. Исподволь, как бы невзначай он касался в них серьезных тем. Это был его шутливый комментарий к занимавшим его философским, научным и политическим вопросам. Привычные формы галантной лирики рококо он наполнял просветительским содержанием. Показательно, что обращение Вольтера к жанрам классицистической лирики, к посланию и оде, обнаруживает существенные изменения, которые эти жанры претерпевали под его пером. Отметим их яркую гражданственность и демократизм. Иные из них превращались в маленькие философские поэмы. Так, в «Послании к Урании» («За и против», 1722) Вольтер впервые достаточно четко сформулировал основные положения своего деизма. Философские взгляды писателя, отмеченные рационалистическими и сенсуалистскими тенденциями, проявились в таких его небольших поэмах, как «Рассуждение в стихах о человеке» (1734), перекликающееся с «Опытом о человеке» А. Попа, «Светский человек» (1736), «Поэма о естественном законе» (1752) и др.