Всемирный следопыт 1930 № 08

Ночевки не давали отдыха.
Второй день пути шел совершенно безлесной моховой тундрой. Не было дров, чтобы разложить пылающий костер. Негде было укрыться от свирепого дыхания океана, — норда, беспрерывно дующего в Месяцы Малой и Большой Темноты.
Норды слизали все снега. Стылые кочки мха покрывал лишь тонкий слой примерзших снежинок. О пухлых сугробах, представляющих путнику Севера теплый радующий ночлег, приходилось только мечтать.
Таково было место нашей встречи — безыменная тундра Великой Средней страны, в которой судьба свела нас однажды серебряной ночью.
  
ЧЕЛОВЕК С ВЕСЕЛЫМ ГОРЛОМ
 
В ночь нашей встречи от лютого холода на небе было три луны. Вокруг каждой из лун — пять радужных пылающих колец. На горизонте колыхалось зарево северного сияния. Непрерывно движущееся, оно переливалось от одного конца до другого волнами холодного разноцветного огня. По тундре плясали матовые — цвета ртути — отсветы, и тундра сверкала мириадами искр. Казалось, все вокруг было усыпано грудами мелких кристаллов хрусталя.
Одинокие ночевки в полярных тундрах далекого Севера! Что может быть мучительнее и в то же время прекраснее вас?
Очистив последний раз оленям ноздри и поев липнувшего, как стылое железо к языку, мерзлого мяса, я несколько минут наслаждался красотой ночи.
Кругом царило извечное молчание полярной пустыни. Крепнущий к ночи холод усиливал небесный пожар. Полоха разгорались все сильней и сильней, полярные мыши начали среди сверкающих изумрудно кочек свои нескончаемые любовные хороводы.
Я сгреб с кочек сколько можно было снега, забросал им ноги и прижался к уснувшим уже оленям, мерно покачивавшим в такт дыханию заиндевелыми рогами.
Сколько я спал — не знаю, может быть, час, может быть, два. Проснулся я оттого, что мой сосед — передовой хапт, захотев есть, встал и наступил на меня копытом.
Придя в сознание, я услышал пение. Сначала я подумал, что это галлюцинация. Галлюцинация, явившаяся следствием подсознательной тоски по югу.
Петь мог только человек. А откуда было взяться человеку в Месяц Большой Темноты в самом сердце Средней страны? За год тундру Средней страны пересекает всего только несколько человек, принужденных к переходу чем-нибудь исключительным.
А тут еще пение. Встретить в Средней стране человека — небывалая удача. И разве наткнувшийся на мою стоянку человек стал бы хладнокровно распевать на пятидесятиградусном морозе.
Эта мысль была настолько дика, что я улыбнулся ей и еще плотнее закрыл лицо меховым одеялом, намереваясь как можно скорее опять погрузиться в сон.
Но галлюцинация продолжалась. Я ясно, насколько это позволял капюшон парки и накинутое на голову одеяло, слышал, что кто-то пел песню на наречии ямальских самоедов.
 
 
Луна в кольцах.
 
Это вдоль берегов
 
плывут льды.
 
От льдов над тундрой
 
горят полоха.
 
 
Пораженный, я сдернул с головы одеяло и взглянул по направлению, откуда доносилась песня.
В полутора десятках шагов от меня, около устало лежавшей оленьей упряжки, сидел на снегу широкоплечий самоед в пестрой парке из нежных молодых наплюев. Капюшон парки, окаймленный мехом песца-весняка, был снят.
Закинув покрытую копной вороных густых волос голову назад, закрыв глаза, как приветствующий полную луну волк, незнакомец вдохновенно тосковал па теплу.
 
 
Плохо горят, но не греют.
 
Парка у меня в инее.
 
У оленей в ноздрях лед.
 
Хорошо бы найти дров,
 
хорошо бы разложить костер.
 
Но кругом голубые снега,
 
кругом тундры Средней страны.
 
 
Я приподнялся и сел. Услышав это, человек перестал петь. Встав со снега, он шагнул ко мне.
 
— Ана дорово, Ненач! (здорово, человек!) — спокойно приветствовал он меня.
Человек! Как иначе он мог назвать меня.
Изумленный донельзя странностью встречи, я ответил самоеду приветствием его далекой родины:
— Здорово, человек!
В наших приветствиях, несмотря на внешнюю холодность, звучала радость встречи в Средней стране двух человеческих существ.
Так произошла первая и последняя встреча Голубоглазого и Выку Нэркагы, певца полуострова Я-Мала.
  
ПЕСНЯ В ПОЛЯРНОМ БЕЗМОЛВИИ
 
В ту запомнившуюся навсегда ночь я присутствовал при незабываемом зрелище. Я видел, как рождается в полярном безмолвии человеческая песнь. За предложенной мной скудной трапезой из мерзлого оленьего мяса мы обменялись скудными сообщениями о себе и о причинах, заставивших нас пересекать Среднюю страну.
— Я зовусь — Выку Нэркагы, Пушной Человек, — сказал он, — ловко раскалывая ножом кусочки мяса на тонкие пластинки. — Работаю оценщиком мехов в фактории Госторга в Халмер-Седе. Еду в Москву на с'езд советов. Выбран племенами тундр Таза и полуострова Гыда-Ямы.
После ужина, уступая моим настойчивым просьбам, Пушной Человек спел две песни, вылетевшие из его горла легко и свободно.
— Я с детства пою, — смущенный моим интересом, закуривая трубку из мамонтовой кости, признался он. — Почему пою — не знаю. Другие не поют, разве только когда напьются веселящей душу водки. Известен я этим. Земля отцов — Я-Мал и весь Таз — зовет меня за пение Веселым Горлом. Когда сердце захочет, тогда и пою, что в ум придет. Вот и сегодня сердце песен просит. Какую тебе, Ненай Ненач? Хочешь спою, как я охотился в Гыда-Яме за голубым песцом?
Несколько мгновений Выку молчал, следя взглядом за переливами сияния, потом закинул назад по-волчьи голову, и из горла его снова понеслись низкие, клокочущие звуки:
 
 
Ночь голубая, как песец,
 
за которым я охочусь.
 
Сплю в снегу
 
Ного дразнит меня.
 
 
 
И я вижу только кровавую нить,
 
тянущуюся из горла
 
пойманных куропаток
 
рядом со следом.
 
 
 
Ночью ты спишь, богатый зверь.
 
Ты спишь, а я ищу твое лежбище.
 
Но рано или поздно я все равно
 
найду и убью тебя, Ного.
 
 
 
Убью и шкуру твою выну
 
в фактории из-за пояса
 
и брошу с веселым сердцем перед русским.
 
 
Потом, пугая искавших ягель оленей, зазвучала гортанная песнь о Большом Человеке.
— Эгой! — пел на резком наречье самоедов Я-Мала, раскачиваясь из стороны в сторону, Выку-Нэркагы.
 
 
Дым костра поднимается
 
и исчезает вверху чума.
 
Так же, как поднялся
 
и ушел от нас Ленин.
 
Э-гой!..
 
 
 
Он ушел от нас в Течида-Иры,
 
морозливый месяц
 
Ленин —
 
Большой Человек.
 
Он ушел,
 
но следы его слов остались
 
как следы лыж на снегу.
 
Э-гой!..
 
 
 
Мы пойдем по этим следам
 
на охоту за злыми людьми.
 
Мы будем безжалостны к ним так же,
 
как мы безжалйстны
 
к оленьим зверям