Всемирный следопыт 1929 № 08

Князек указал на стаи аляскинских воробьев, облепивших «бабьи головы», деревянистые растения с растрепанной верхушкой.
— Малемуты лишь выли по-собачьи, — продолжал он, — когда их стегал кнут русских. Не так делали настоящие воины. Как-то раз зимой три воина нашего племени, среди которых был и мой дед, приехали в русский острог. Русский начальник, что ходил со светлыми пуговицами и длинным ножом на боку, избил собачьим кнутом моего деда за то, что тот не уступил ему дороги. Русских было много, у них были огненные трубки, поэтому наши воины молча уехали. А ночью большой русский острог запылал ярким пламенем и сгорел дотла.
Красное Облако помолчал, видимо, сдерживая закипавшее волнение. Черные Ноги чувствовал, что вождю не легко вспоминать прошлое.
— Тогда же наши старики, — снова заговорил вождь, — решили на совете не иметь никаких дел с Огненными людьми. Но русские сами пришли к нам. Первым приехал белый человек, торговец молитвами, с волосами длинными, как у наших женщин. Он уговаривал наших людей принять своего бога, мертвого человека, прибитого к двум перекрещенным палкам, и обещал за это наградить племя разноцветными русскими тканями. Но когда наши воины узнали от него, что если они примут веру русских, то после смерти уйдут на небо, куда отправляются и умершие Огненные люди, все племя поголовно отказалось уверовать в мертвого человека. Тэнанкучины хотели отправиться вместо неба под землю, к своим предкам. А на небе разве они ужились бы с русскими? Огненные люди и там стали бы их бить собачьими кнутами! А потом длинноволосый русский захотел сжечь наши тотемы — он думал, что это наши боги. Тогда мы прогнали его. Он уехал, злобно ругаясь.
Черные Ноги невольно улыбнулся, вообразив бешенство неудачливого миссионера.
На опушке небольшой сосновой рощицы чернел «лес тотэмов»…
— После длинноволосого, — продолжал Красное Облако, — приехали к нам русские купцы. Они хотели под видом торговли оплести нас своими сетями. Но наши старики быстро разгадали ловушку русских. Купцы требовали две собольих шкурки за один русский нож, а если кто во-время не отдаст долга, тот должен отдать уже вдвое больше. Так что два соболя превращались под конец в десять, двенадцать и больше соболей, и нашим охотникам пришлось бы всю жизнь расплачиваться за один русский нож. Тогда мои предки прогнали и купцов и пригрозили, что если их упряжки снова покажутся около стойбищ тэнанкучинов, то их встретит дождь стрел. Купцы уехали, тоже бранясь и угрожая. А сейчас же после них пришли к нам и сборщики дани. Их было только четверо: вождь с ясными пуговицами и длинным ножом на боку и три воина с огненными трубками. И все-таки они не побоялись выступить перед всем нашим племенем и так дерзко потребовали дань, что мы сразу поняли: они принадлежат к очень могущественному народу. Они говорили, что посланы великим белым вождем, которому принадлежит и та земля, на которой мы живем, а потому мы и должны платить ему ясак соболями или золотом. Тэнанкучины не поверили, что они живут на чужой земле, а потому отказались платить дань. Русские уехали, бранились и грозили, что вернутся с большим войском и силою заставят тэнанкучинов платить дань «белому царю». Наши воины только смеялись в ответ…
Красное Облако вдруг резко оборвал свой рассказ.
  
VI. Огнем и мечом.
 
— То, что я сейчас расскажу тебе, — не скрывая своего волнения, снова заговорил вождь, — я слышал от своего отца. Он в то время впервые надел на голову перья воина и раскрасил лицо боевыми красками. Вы, русские, называете нашу страну Аляской, а мы зовем ее Ала-еш, но и то и другое означает «большая земля». Тэнанкучины думали, что в нашей стране хватит места и нам и Огненным людям и мы будем жить без ссор и войн. Но разве знали мы тогда, что русских больше, чем икры в речке весной и что они непоседливы, воинственны и злопамятны? Правда долгое время они не трогали тэнанкучинов, хотя со всех сторон и приходили к нам черные вести о новых и новых их победах. Им покорились уже кенайцы, якутаты, живущие по берегам залива Якутат, ингалиты, или «непонятные», «косоглазые» Среднего Юкона, коча-кучины, или «люди низовья», гун-кучины, или «люди лесов», воры атна-таны и даже свирепые колоши. Лишь одни тэнанкучины не признавали власти русских. Все остальные племена поклялись в верности «белому царю», согласились платить ясак и подчинились новым правилам и обычаям белых пришельцев. Так, для того чтобы удушить старика по его же собственному желанию, надо было спрашивать позволения у русских. И зачем это русские вмешиваются в наши древние обычаи?
 
— Но это было еще не все. Русские отравляли индейцев «огненной водой», выманивали или попросту отнимали меха и били, били без конца, когда они отказывались показать, где растет золото. Но люди с красной кожей и вправду этого не знали.
— Кругом лилась кровь и слезы краснокожих, а мы, тэнанкучины, радовались, думая, что белая гроза миновала нас. Мы не знали, — горько улыбнулся князек, — что русские уже стягивали вокруг нашего племени петлю, окружая нас, как волчья стая окружает загнанного оленя. И вдруг в одну зимнюю ночь к вождю племени прибежал страшный вестник. На соседнее стойбище тэнанкучинов напали русские, сожгли хижины, перебили всех воинов, не пощадили даже мальчиков, разграбили запасы пищи, мехов, забрали собак. К утру можно было ждать их и в нашем стойбище. Не успел вестник все это сказать, как свалился мертвым. На нем нашли несколько ран от огненных трубок. Старики собрались на совет. Некоторые (нашлись и среди тэнанкучинов трусы!) предлагали покориться русским. «Что мы можем сделать с нашим жалким оружием против огненных трубок русских?» — говорили они.
— Ты ведь знаешь наше оружие? — обратился вождь к русскому. — Наши луки с короткими стрелами, медные ножи, костяные копья и деревянные дубины для ручного боя — что они перед оружием русских? Правда, наконечники стрел мы отравляем порошком из сушеного корня железняка, но русские прижигают раны раскаленным железом, смазывают их каким-то лекарством, и яд для них уже не опасен.
— Долго ломали голову старики. Как защититься от страшного врага? Не сложить же оружие и ясак к ногам русских! Тогда мой отец встал и сказал: «В открытом бою Огненные люди перебьют нас, как мы бьем весной москитов. Надо пойти на хитрость». И он рассказал совету, что он придумал. Совет решил сделать так, как говорил отец.
— Рано утром, когда луна еще не ушла с неба в подземный мир, прибыли к стойбищу незванные гости. Еще издалека услышали тэнанкучины лай их собак и скрип снега под их нартами, словно шум метели. Русских воинов было очень много. Они называли себя казаками. Все они были вооружены длинными ножами и огненными трубками. А еще одну очень большую огненную трубку везли на санях собаки. Эту трубку казаки положили на деревянную подставку и выстрелили по нашему стойбищу. Что-то со страшным шумом пронеслось над хижинами и с грохотом упало на землю. Поднялся кверху столб огня, дыма, полетели комья снега. Тогда наши воины вышли навстречу Огненным людям. В руках они держали луки с порванными в знак мира тетивами. Русские перестали стрелять и вошли в стойбище. Вожди племени покорно сложили к ногам казаков свое почетное оружие и груды мехов. Но главный русский вождь, что носил под шубой на плечах золотые дощечки, сказал нашим вождям, что только тогда простит тэнанкучинов, когда они уплатят «белому царю» ясак золотом. Вожди обещали дать золото, много золота, груды этого проклятого золота и пригласили казаков на пир.
— Женщины наварили и нажарили разных кушаний для гостей. На торжественный пир в кашгу, хижину совета, собрались все казаки, все воины племени и даже женщины и дети. Русские сперва заставили тэнанкучинов попробовать кушанья, боялись, как бы мы их не отравили, а потом, как голодные волки, бросились на горячую еду. И вот, когда казаки опьянели от сытной еды и «огненной воды», женщины и дети начали потихоньку уходить из кашги. А потом воины набросились на Огненных людей. Но недаром прозвали мы их «белой грозой». Они защищались с яростью огня, а их длинные ножи сверкали молниями и перерубали наши копья словно стебли травы. Вожди казаков стреляли из коротких огненных трубок, с которыми они не расстаются даже когда ложатся спать. Стоны, крики, стук оружия наполняли кашгу. Когда вождь нашего племени увидал, что казаки за каждого своего убитого кладут на землю четырех тэнанкучинов, он подал условленный знак. Воины быстро выбежали из кашги, закрыли двери, набросали в хижину горящие головни, закрыли дымоходы… Казаки сгорели живьем.