В конце концов

 
Борис Полевой
В конце концов
Нюрнбергские дневники
Издательство «Советская Россия» Москва – 1969
Зарисовки Народного художника СССР НИКОЛАЯ ЖУКОВА
Макет и оформление книги Вл. Медведева и Э. Розен
 
Несколько слов к читателям этих записок
Не было в истории, мировой юстиции судебного процесса, который привлек бы к себе такое внимание народов мира, как Нюрнбергский процесс над нацистскими главарями. Главными военными преступниками второй мировой войны.
И дело тут не только в небывалой чудовищности преступлений, совершенных нацизмом против человечества, преступлений, которые раскрылись перед миром в ходе процесса. Главное, что впервые за всю историю Земли народы, разгромившие в боях армии нацизма, бросили на скамью подсудимых зачинщиков войны, руководителей самого агрессивного империалистического государства. Главное в том, что на процессе нацистская идеология, эта квинтэссенция империалистической идеологии, была разоблачена перед всем человечеством, пригвождена к позорному столбу, а вожди нацизма, по решению Международного Трибунала, понесли заслуженное наказание. Главное, наконец, еще и в том, что процесс этот показал, от какой смертельной опасности спас человечество великий подвиг Советской Армии.
О Нюрнбергском процессе существует большая литература. Несколько книг написано советскими авторами, и среди них мне хочется особенно выделить большой и серьезный труд Аркадия Полторака «Нюрнбергский эпилог». Автор этого труда был секретарем советской делегации на процессе. Он располагает обширнейшим материалом, и это делает его книгу особенно весомой. Но в последнее время на Западе стали появляться книги, авторы которых пытаются взять под сомнение справедливость решения Международного Военного Трибунала и даже объявить сам процесс исторической ошибкой. Пишут об этом западные журналисты. Пишут адвокаты подсудимых. Пишут и сами подсудимые, отбывшие свой срок заключения и вновь ставшие респектабельными гражданами Федеративной Республики Германии. Ну еще бы! Ведь международные законы, впервые примененные в Нюрнберге, осуждают любую преднамеренную агрессию, объявляют вне закона все средства массового уничтожения, обстрел мирных городов и сел, применение химических средств, напалма, шариковых бомб, словом, все, что сейчас американцы применяют во Вьетнаме. Эти законы, как тягчайшее преступление, осуждают захват чужих территорий и геноцид – то, что сейчас совершает Израиль на землях арабских стран. И конечно же, законы эти осуждают нацизм в любой его ипостаси. Тот самый нацизм, который уже возрождается на западных землях Германии.
Все это сейчас, больше двадцати лет спустя по окончании процесса, и заставило меня, как говаривали раньше, взяться за перо. На процессе я был корреспондентом «Правды». То, что вы прочтете, это репортерские записи, сделанные мною еще в те давние дни. Готовя их к печати, я не модернизировал их, а лишь литературно обрабатывал, стараясь сохранять дух того времени и мое тогдашнее восприятие происходившего.
Как это удалось – судить не мне. Судите об этом вы – читатель.
 
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРЕСТУПЛЕНИЕ
 
1. Крушение одного замысла
Прожил уже немало лет, но никогда не полагал, что есть на свете народ столь нам дружественный, столь похожий на нас, русских, и по языку, и по характеру, и даже по быту. И живет он не рядом, а как говаривали раньше за тридевять земель на южной окраине Европы. Конечно, уже в юности знал я и книги Ивана Вазова и с комсомольским восторгом следил по газетам за битвой, которую вел в Лейпциге, в фашистском логове, Георгий Димитров. Доносились до нас в дни второй мировой войны в коротких газетных хрониках отзвуки борьбы, которую вели в горах Родоп и в софийском подполье болгарские партизаны. И слово «братушки», которым встречали наши войска болгарские крестьяне у околиц своих сел, слово одинаково понятное и болгарам и нам, русским, доводилось мне слышать больше года назад. Все это так. И все же только вот теперь, получив возможность как следует поколесить по болгарской земле, побывать у горцев Родоп, пожить в селах и деревушках, я ощутил полную меру этой близости.
 
Вот уже больше месяца, как мы с шофером-болгарином по имени Веселин, молчаливым парнем с четким медальным профилем, вдвоем разъезжаем по стране, отлично беседуя, хотя я не знаю ни слова по-болгарски, а он по-русски. Он – коммунист, недавний партизан, сражавшийся в одном из героических отрядов, и мы прекрасно понимаем друг друга и в прямом и в переносном смысле этого слова. Только когда он хочет что-то молча отрицать, он согласно кивает головой, а когда утверждает, покачивает головой, с нашей точки зрения, отрицательно.
Эта командировка в Болгарию предоставлена мне моей редакцией как своего рода премия за напряженную работу в конце войны и первые послевоенные месяцы. Колеся по стране, я собираю материал для книги, которую задумал о ней написать, и лишь изредка даю в «Правду» очерки. Так во всяком случае мыслилась эта поездка. Но таков уж беспокойный наш век. Из доброго намерения моего, как видно, ничего не получится. Болгария идет навстречу выборам, и в последние недели тут развернулась такая предвыборная борьба, что с созерцательным образом жизни пришлось покончить.
– Наши выборы – это не просто выборы в парламент. Это выбор пути, по которому пойдут страна и народ, – сказал третьего дня Георгий Димитров, недавно вернувшийся в Болгарию. Он принял меня в маленьком, скромном домике на одной из нешумных улиц столицы. Принял по-простому, по-домашнему. На нем был свободный, синий фланелевый костюм. Говорили мы с ним не в кабинете, которого, как мне кажется, в этом скромно обставленном домике и нет, а в небольшой столовой. На столе, накрытом грубой скатертью, стоял кувшин с вином. Глиняные кружки. В корзиночке лежал серый хлеб, нарезанный крупными ломтями. Сыр. И еще какая-то рыба домашнего копчения, необыкновенно вкусная.
Я, разумеется, во все глаза смотрел на хозяина дома, в которого влюбился еще в дни комсомольской юности. Все тут казалось мне необыкновенно значительным, и я достал было из кармана блокнот. Но он мягким отеческим движением отобрал его у меня, закрыл, и, отложив в сторону, продолжал говорить: – Это будет нелегкий выбор, товарищ Полевой. Предстоит борьба сложная, напряженная. Все не так просто, как, может быть, вам кажется.
Он сидел в плетеном кресле и, как крестьянин, уставший на пашне, маленькими глотками отхлебывал терпкое красное вино, заедая хлебом и сыром.
– Одержав свою грандиозную победу, все вы, советские люди, стали великими оптимистами. Ну что ж, логично. Имеете на это право. Но нам, коммунистам Болгарии, еще предстоит выиграть свою Сталинградскую битву. Выиграть без выстрела. – Он поставил кружку на стол. – Впрочем, и сейчас кое-где постреливают… Вы слышали, ходят слухи, что в случае победы коммунистов, американцы сбросят на Софию атомную бомбу? Этого, конечно, не произойдет, американцы не такие дураки, но само распространение таких слухов говорит, что реакция готова на все.
После разговора я имел возможность убедиться в правоте Димитрова. И так сказать, на собственной шкуре.
Идею книжки о корнях болгаро-советской дружбы Георгий Михайлович одобрил и на дни выборов посоветовал поехать в город Плевен. Здесь все – сам город, заповедный парк на месте знаменитых плевенских сражений русских солдат и болгарских ополченцев с турками, – парк, окруженный забором из трофейных турецких ружей, флеши со старинными орудиями, холм с костницей, то есть хранилищем черепов русских солдат, павших здесь, знамена и иные боевые реликвии, сберегаемые в золотом мерцании восковых свечей, – все это, овеянное легендами, красноречиво раскрывает, почему нас, советских солдат, вступивших год назад на землю монархо-фашистской Болгарии, встречали у околиц деревень пасхальным колокольным звоном и задушевным словом «братушки».