Том 21. Письма 1888-1889
Упрек в пристрастии к сцене и в измене беллетристической форме я принимаю, хотя он относится ко мне в гораздо меньшей степени, чем, например, к Билибину или Гнедичу. Я за всю свою жизнь работал для сцены в общей сложности не больше месяца, а теперь мечтаю о сценической деятельности так же охотно, как о вчерашней каше. Не льстит мне конкуренция с 536 драматургами *, пишущими ныне для сцены, и нисколько не улыбается успех, который имеют теперь все драматурги, хорошие и плохие.
Кто-то, кажется, Билибин, писал мне *, что будто Вы сердитесь на меня за то, что я не уведомил Вас о получении ста рублей. Я не понимаю, что дурного в этом неуведомлении… Во-первых, почта российская исправна, во-вторых, деньги, если бы я не получил их, пришли бы к Вам обратно, в-третьих, я не находил нужным уведомлять Вас, так как Анна Ивановна, посылая мне деньги, писала мне, что высылаются они по поручению Голике, в-четвертых, у меня в голове всё так перепуталось и я так занят, что заслуживаю снисхождения.
Городецкому я не писал. Дело у него новое, он просил поддержки, а написать ему то, что Вы хотели, значило бы совершенно отказать ему *. Я не думаю, чтобы 40% было невыгодно для издателей и авторов. Книжная торговля теперь так плоха, что, будь я хозяином своих книг и не будь я ленив, я отпускал бы со скидкою 50% всякую свою книгу, которая уже окупилась. Окупившуюся книгу можно уподобить вольной птице; чем раньше она уйдет из склада, тем раньше ее место может занять новое издание. Если бы, повторяю, я был хозяином своих книг, то мои бы «В сумерках» и «Рассказы» теперь продавались бы не третьим изданием, а восемнадцатым.
Как Вам путешествовалось и отчего Вы так недолго были за границей? * Я и чихнуть не успел, как Вы уже вернулись.
Говорят, что Билибин болен. В чем дело? Он писал мне *, что болит сердце. Вероятно, развинтились нервы, ибо сердце в его годы не болит. Ведь не грудная же жаба, не перерождение сердечных сосудов, не аневризма же. Ему бы на юг поехать, в море купаться. За 200 рублей можно целый месяц прожить на южном берегу Крыма; хватит не только на жилье и харчи, но даже и на девиц, буде он на старости лет пожелает иметь их.
Грузинский совсем уже выписался и определился; он крепко стал на ноги и обещает много. Ежов тоже выписывается; таланта у него, пожалуй, больше, чем у Грузинского, но не хватает его ума. Про семгу уже оба не пишут *. Журю их обоих за мещанистый тон их разговорного языка и за однообразно-бурый колорит описаний. Их даже самые лучшие рассказы своим колоритом напоминают мне деревянные лестницы в квартире Пальмина. Кстати, где теперь сей любимец богов? * Где живет, или, вернее, куда переехал? Не сообщите ли Вы мне его семиэтажного адреса? Я у него давно уже не был, и, вероятно, он теперь бранит меня:
— Мальчишка! Чёгт!
В Москве выпал снег.
Прасковье Никифоровне и Федору Лейкину мой нижайший поклон.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
Суворину А. С., 7 ноября 1889 *
713. А. С. СУВОРИНУ
7 ноября 1889 г. Москва.
7 ноябрь.
Рассказ Ежова * переделан автором и посылается Вам в другой редакции.
Миша уж уехал в Петерб<ург> *, так что Ваше письмо, где Вы писали о нем, не застало его в Москве.
Получил от Евреиновой письмо. Не заметил ничего особенного, а уж я ли не психиатр? А сойти с ума есть из-за чего. Господа философы, социологи и политико-экономы забирают авансы и уходят из журнала *, оставляя пустую кассу. Ах, как мало на этом свете денежно-порядочных людей! Сегодня был у меня мой портной и жаловался. Платье носят, а платить за него не хотят.
Жаль, что Вы не приедете в Москву, очень жаль. В Москве выпал снег, и у меня теперь на душе такое чувство, какое описано Пушкиным — «Снег выпал в ноябре, на третье в ночь… В окно увидела Татьяна…» * и т. д. Приезжайте, а вернемся в Питер вместе.
Анне Ивановне мой сердечный привет.
Ваш А. Чехов.
Тихонову В. А., 7 ноября 1889 *
714. В. А. ТИХОНОВУ
7 ноября 1889 г. Москва.
7 ноябрь.
Отвечаю Вам тотчас же по получении Вашего письма. В редакции «Артиста» я еще не был и потому сообщаю Вам пока то, что мне известно. «Артисту» нужны пьесы, разрешенные только драматической цензурой; в общей цензуре он не нуждается и обходится без нее. Засим, я уже видел корректуру ноябрьской книжки, стало быть, «Ручи-Пучи» * могут быть напечатаны только в докабр<ьской> или в январск<ой>. Значит, я пойду в «Артист» по получении от Вас экземпляра и пришлю Вам подробный ответ только после того, как Куманин прочтет Вашу пьесу.
Поздравляю Вас с успехом *, которому я, впрочем, очень не рад. Профессиональным драматургам, пока они молоды, надо нещадно шикать, особенно за те пьесы, которые пишутся сплеча. А то, господа, балуетесь очень и об себе много понимаете. Если б я составлял собою публику, то поощрял бы молодежь только денежно, а лавры приберегал бы к старости.
Говорят, что «Перекати-поле» Гнедича * милая вещь. Надо бы пойти посмотреть. Я сему писателю очень сочувствую.
Будьте здоровы, счастливец, и да приснится Вам, мирно почивающему на лаврах, чёрт с рогами!
Ваш А. Чехов.
Гольцеву В. А., 8 ноября 1889 *
715. В. А. ГОЛЬЦЕВУ
8 ноября 1889 г. Москва.
8 ноябрь.
Многоуважаемый Виктор Александрович!
Мой петербургский знакомый Н. М. Соковнин проездом через Москву поручил мне послать * в редакцию «Русской мысли» прилагаемое стихотворение.
Исполняя его желание, пользуюсь случаем, чтобы засвидетельствовать Вам свое глубокое уважение и пожелать всего хорошего.
А. Чехов.
Оболонскому Н. Н., 8 ноября 1889 *
716. Н. Н. ОБОЛОНСКОМУ
8 ноября 1889 г. Москва.
Несчастный доктор, не находящий себе места от любви к неизвестной мне девице!! *
Вы как-то обещали приехать ко мне на целый день. Обещания этого Вы до сих пор не исполнили. Делаю Вам на первый раз замечание. Если же Вы не приедете ко мне в продолжение трех дней, то я вынужден буду лишить Вас некоторых прав и преимуществ.