Победа ускользает

Прошло шесть с половиной лет. За это время он эмигрировал из своей страны, из Союза ставшей Федерацией. Поселился в Сиэтле, поменял имя — свое, труднопроизносимое для американцев, на Майк Джервис, то самое, которым он называл себя в будущем. Быстро встал на ноги. Купил квартиру в Нортгейте, работал в самом высоком здании города — башне «Колумбия», встретил Риту, полурусскую-полуитальянку, собирался жениться…
И вот Джервис с трудом разлепил глаза, уже зная, где именно он просыпается. Взглянув на окружающую действительность, он убедился в своей правоте и вполголоса произнес несколько кратких, но энергичных слов на своем родном языке.
Джервис знал, что ЭТОТ Джервис — двойник. Он-настоящий там, в 1997-м, встал, оделся и спустился во двор четырехэтажного «Сойерс Резиденс», чтобы сесть в машину и ехать по делам. Он-двойник здесь, почти две тысячи лет спустя, лежал под тонким одеялом, глядя на изгибы голубовато-серой гладкой стены, и сипло матерился.
— Что-что? — услышал он мужской голос. С усилием он осознал, что голос говорит на линке. Джервис вообще-то рассчитывал больше никогда не слышать этого языка. С трудом, преодолевая тошноту и круги перед глазами, Джервис повернул голову. В кресле рядом с койкой сидел рослый темнокожий мужчина в генеральском мундире Управления Безопасности Конфедерации Человечеств. Просторная комната была заполнена характерной аппаратурой временников-параллельщиков. Таких машин Джервис навидался тогда, в 23-м, когда параллельщики предлагали ему варианты. Джервис вспомнил особенно смачный вариант: 1990 год, Белград — столица Священной Южной Католической Орды, по главной улице — Святого Ахмеда — в бронированной машине «Суйцзы» едет он, Миха Ервизович, стажер в Генеральном Управлении Ханского Баскака и Церковной Десятины.
Джервис засмеялся, его немедленно замутило, и он с отвращением произнес еще ряд слов по-русски.
— Я не понимаю, — откликнулся седовласый чернокожий на линке.
Джервис прокашлялся.
— Да, извините. Это я на своем языке.
Мужчина кивнул.
— Ну, здравствуйте, мистер Джервис.
— Ну да… Здесь я Майкл Джервис, верно… Здравствуйте, господин генерал. Чем это меня накачали? Вот-вот стошнит.
Тот хмыкнул.
— Накачали? Вряд ли. Наверное, естественные токсины. Вы же — биоклон.
— Туда вас… и сюда, за руку и за ногу!.. — Джервис вновь приложился к живительному источнику дивной русской речи. — Токсины, значит… Можно мне хотя бы таблетку ливина?
Седой генерал извлек из кармана трубочку, Джервису в руки прыгнула таблетка. Джервис прижал ее ко лбу, и таблетка тихо зашипела, всасываясь. Хорошая штука ливин. Джервису дома часто приходилось жалеть, что изобретут это средство только через тысячу лет.
Прошло минуты две. Тошнота отступила, круги перед глазами растаяли.
— Полегчало, полковник?
— Почему полковник? Помнится, при отбытии я был экспертом высшего класса ДжиСиДи. Шесть с половиной лет назад.
— Ваших биолет, — поправил генерал. — Сейчас три тысячи девятьсот сорок пятый. Со дня вашего отбытия прошло девятнадцать лет.
— Вашу мамашу, — пробормотал Джервис по-русски.
— Галактическое Контрольное отделение было расформировано в 35-м, — продолжал генерал. — Его структуры были переданы в ведение Управления Безопасности, а система званий приведена в соответствие с нашими. Специалисты, пришедшие с флота, сохраняют флотские звания, а гражданские — получают воинские. Так что вы числитесь полковником запаса Управления Безопасности. Впрочем, я думаю, из запаса вы будете переведены на действительную.
— Как это мило, — пробормотал Джервис, откинул одеяло и с трудом сел. — Так значит, я — биоклон. — Он провел рукой по гладко выбритому черепу. — А это почему?
— Побочный эффект, — объяснил генерал. — Отрастут через пару недель.
Джервис встал и сделал три шага в сторону. Удивительно, но он помнил, где по стандартной планировке должно быть зеркало — точнее, зеркальный участок стены.
Да, ребята, поплохел я, подумал Джервис. Конец двадцатого века, Америка, ничего не поделаешь. Дурное питание, бесконечная картошка, гамбургеры, которые неоднократно зарекался есть, и бутылка пива каждый вечер. Отвратительно. Отвратительное брюхо, отвратительно дряблая кожа, на морде — красные пятна там, где в детстве подморозил щеки. Джервис ощерился. Да, отвратительные зубы. Хотя их отбелили. Спасибо, ребята. А вот чинить придется за свои. Тут это дороже, чем в моем времени, но тут и денег у меня побольше, и зубы лучше делают.
 
— А вместе с волосами нельзя было вот это убрать? — вслух произнес Джервис, прихватив на животе лишний слой жира. — Вообще, генерал, на кой ляд я вам здесь опять — такой? Обрюзгший, неловкий, нетренированный… Я и шесть лет назад был тут как чучело, а уж теперь… Кстати, — продолжал Джервис, не дожидаясь ответа на свои, в общем-то, риторические вопросы, — а как вас зовут?
— Генерал Гонсало Рубалькаба, — усмехнулся тот.
Джервис повернулся к нему, как громом пораженный, и воскликнул:
— Madre de Jesus! Gonzalo!
— Si, hombre, soy yo, — ответил генерал, улыбаясь.
Девятнадцать лет назад по здешнему времени ему было тридцать три, был он майором, заочно учился в Академии безопасности человечеств, а общался Джервис с ним тогда почти каждый день, потому что Гонсало координировал от УБ ту тему, которую в своем отделе пас Джервис.
— Вот это номер, — не мог успокоиться Джервис. — Генерал Рубалькаба, это надо же! Ну, и как ты провел эти годы?
— Наверное, неплохо, — ответил Гонсало, вставая. — Как видишь, обогнал тебя в чине. Теперь, если будешь в форме, придется тебе первому отдавать честь.
Джервис хихикнул.
— Ну, а как жена, дети?
Девятнадцать лет назад Гонсало был женат на очаровательной мулатке, и у них были две крохотные девочки-близняшки.
— Господь милостив, — ответил генерал. — Девчонки закончили Каракасский университет, обе работают в Космофлоте, на Земле-Большой. Линда здорова, работает здесь у нас, в Управлении.
— Прекрасно. Слушай, господин генерал, мне бы одеться, а? И объясни, наконец, что вам от меня нужно?
— Терпение, Джервис, терпение, — проговорил Рубалькаба, прижав сенсор у двери. — Доктор Сернэй, пациент пришел в себя. Распорядитесь об осмотре, пожалуйста. — Генерал отпустил сенсор и повернулся. — Форма в шкафу. Одевайся. Тебя осмотрят и выпишут, и мой адъютант привезет тебя к нам в Управление. Там побеседуем. Да, и еще. Прежнее имя тебе использовать нельзя. Придумай новое, лучше прямо сейчас.
— Э, стоп, — запротестовал Джервис. — Раз уж я здесь, то у меня на старое имя счет, недвижимость, гейт в Галанете.
— Не проблема, — пожал плечами генерал. — Недвижимость и счет наверняка под нашим доверительным управлением, ты же передал все свои права GCD, когда прислал рапорт. Переведут на новое имя, это несложно. А гейт, я думаю, аннулирован, но ты можешь под новым именем взять прежний логин и пароль. Вряд ли они с кем-то совпадают. Итак, твое новое имя?
— Ким Волошин, — ответил Джервис. Особенно мудрить не пришлось. Это было его настоящее имя — то, под которым он провел первые два десятка лет своей жизни. От него он избавился в Америке, потому что, в представлении американцев, Ким — имя в первую очередь женское. Фамилию он сменил на придуманное Фродо прозвище: ему очень не нравилось, что американцы при чтении коверкали ее на разные лады. Здесь же таких проблем не было: на линке «Ким Волошин» звучало довольно близко к оригиналу.
— Русский, значит.
— Так я и на самом деле русский.
— А современный русский ты знаешь?
— Он не слишком сильно отличается от языка моего времени. Вполне могу сойти за провинциала с Периферии.
— Итак, Ким Волошин, русский, — проговорил Рубалькаба в микрофон вынутого из нагрудного кармана блокнота. — Год рождения? — спросил он свежеиспеченного Волошина. Тот посчитал, шевеля губами.
— Пусть будет девятьсот шестнадцатый. День рождения оставим — девятое марта.